- Да, об этом можно было бы и подождать так кричать, - согласилась цапля-жена, услыхав в степи их разговор.
- Ну, бог с ними, - ответил муж, - и будем терпеливо ждать, что из всего этого выйдет.
А вышло вот что: Куд устроила себе гнездышко, нанесла в него яйца и в один прекрасный, веселый день села на них, сперва поудобнее оправившись. После этого она, довольная собой, сказала петушку:
- Милый мой, как я счастлива! Теперь я встану только окруженная нашими детками.
И с тех пор Куд постоянно сидела на яйцах.
И цапля села на яйца. Она была тоже очень счастлива, потому что после разрушения ее первого гнезда деревенскими детьми, в том месте, откуда они убежали на это озеро, она думала, что в этом году у нее не будет больше детей.
А скоро к Куд и цапле прибавилась еще одна соседка.
Это была утка.
Однажды эта утка прилетела на озеро сразу с тремя женихами.
И вот что все увидели: когда утка и ее три жениха опустились на воду, то утка отплыла в сторону, отвернулась, а женихи ее начали драться между собой. И они дрались до тех пор, пока один жених тут же умер от ран, а другой, чувствуя себя побежденным, улетел. Тогда тот, кто остался - коренастый, плотный селезень, - подплыл к своей невесте и, по законам своей породы, грубо крякнул над ее ухом:
- Жена!
Только тогда она подняла голову, чтобы посмотреть, кто ей достался и кому она теперь, как раба, должна покоряться и служить.
Селезень был всегда злой. Он только и говорил:
- Моя! Моя!
Что до петушка, то он предпочитал бегать по степи и только, соскучившись иногда, кричал издали:
- Кукуреку, Куд! Я люблю тебя!
Куд слышала его крик, но молчала. Что ж ей было делать? Не кричать же по-петушиному, - ни одна уважающая себя курица так кричать не станет.
Правда, ей немножко было грустно, что ее петушок такой непоседа, ей хотелось бы, чтобы он всегда около нее сидел. Но она покорялась, - она верила, что петушок все-таки любит ее больше всего на свете. И когда ей становилось особенно грустно, она думала о том времени, когда будут у нее детки и как обрадуется им петушок.
Наконец Куд стала матерью. Это случилось так неожиданно, так просто.
Когда петушок пришел, он уже застал и Куд и всех детей и не мог налюбоваться на Куд, какая она стала сразу серьезная, озабоченная.
Было из-за чего: целых восемь цыплят вывела Куд, и все они были такие маленькие, так жалобно пищали, так просили есть. Куд приходила в отчаяние и думала, что не переживет и умрет от жалости к ним.
Но - скоро все обошлось и пошло своим чередом.
И цапля вывела к этому времени двоих, а утка целых тринадцать. А когда ей говорили, что тринадцать - нехорошее число, она кивала добродушно своим большим носом и, неся свой животик вперед, отвечала:
- Ну, ничего, все-таки тринадцать моих уточек лучше, чем двенадцать чужих.
То были хорошие дни.
И цапли, и ужи, и Куд с петушком - все с своими семьями проводили все время то в степи, то у озера. Когда мужья уходили, оставались жены и вели между собой интересные разговоры.
Цапля и утка много путешествовали, и Куд слушала их занимательные рассказы о том, что они видели.
Однажды Куд узнала, что, когда придет осень, и цапли, и утки, и даже ее муж улетят далеко-далеко, в ту страну, где нет зимы.
- А я как же, - испуганно спросила Куд, - я ведь не умею летать.
- О, бедная, - сказала цапля, - что ж ты будешь делать?
- Во всяком случае я отправлюсь с мужем, - с отчаянием сказала Куд.
- Я всегда говорила, что из всего этого ничего не выйдет, - крякнула утка.
Куд сказала:
- До осени еще далеко; я научусь и прыгать и летать, - буду каждый день летать теперь.
И с тех пор Куд не так думала о детях, как о том, чтобы научиться летать.
Но эта наука ей плохо давалась. Ее собственные дети давно уже, гоняясь за бабочками, летали также легко, как и отец их.
"Слава богу! - думала Куд, - хоть им я не передала своих тяжелых крыльев".
Но для нее самой это было плохое утешение.
Однажды опять пришел охотник на озеро и застал всех его обитателей врасплох.
Он убил трех курочек, двух уток и жену цапли.
Одна из курочек так похожа была на Куд, - ее так любила Куд и так жалела, что она почти так же плохо, как и сама Куд, летала.
Грустно в тот день было на озере. Солнце садилось, и так пусто было кругом.
Муж-цапля так и застыл, стоя на одной ноге, опустив свою голову: все кончилось для него, - ведь цапли только раз в жизни любят. Из-под полузакрытых желтых век смотрели его маленькие глаза так, точно вдруг увидел он насквозь и всю землю, и всех живущих на земле, и все дурное, что в каждом сидит.
Точно говорил он:
- Да, вы убили мою жену, отняли у меня всю радость жизни, но что я могу тут сделать? Я могу только понимать, что не надо так делать.
Около него собрались его дети, Куд и петушок со своими детьми и все утки.
Он долго молчал и, вздохнув, точно проснувшись вдруг от страшного сна, сказал им:
- Друзья мои, мы немного сами виноваты, что случилось с нами такое большое, непоправимое горе. Надо было давно принять меры: нам нельзя было жить в такой большой компании. Нас преследуют люди, нам трудно в одном и том же месте доставать пищу. Теперь, наученные опытом, не будем медлить: наши дети выросли, и для блага всех и своего пусть каждый стоит на своих - ногах: уходите сами и отпусти те всех и каждого в свою сторону.
Это была последняя ночь, которую проводили обитатели озера вместе. В последний раз прокричал на заре петушок, и его дети помогали ему:
- Ку-ку-ре-ку!
Только цапля-муж остался жить на озере.
- Я останусь здесь, - сказал он, - на озере, где умерла моя жена. Я буду каждый год прилетать сюда весной, буду ходить здесь один и вспоминать моего отнятого друга, пока смерть не сжалится и в свою очередь не возьмет меня. В этих воспоминаниях о смерти отныне вся цель моей жизни. Такой закон у нас. И если нельзя больше быть счастливым, можно и в страдании почерпать мужество.
Так болело сердце Куд, когда в последний раз провожала она улетавших от нее навсегда деток.
Улетели дети, утки, молодые цапли. Пора и ей с петушком отправляться в далекий, неведомый путь.
Вот в последний раз сверкнуло дорогое сердцу озеро, и цапля на нем, и то дерево, где все так и висела убитая чайка. Болтается там беленькая, качает ее ветер, и все еще точно зовет она свою подругу. Где подруга? Может, это она все кричит и стонет где-то в степи, может, другая, у которой тоже убили дружка…
Как давно все это было. Только всходила тогда травка, только начинал по зарям свои песни соловушка.
А теперь синие, темные тучи на небе, и так сердито налетает холодный ветер на деревья, точно говорит им: "Довольно вам было радоваться летом. Я сорву и брошу на землю ваш зеленый наряд, - таков закон природы, - за летом идет осень, и я делаю то, что велит мне великая мать-природа".
Так не хотелось лесу снимать с себя зеленое платье: он спорил, шумел, но падали листья один за другим, пока не упали все и желтым ковром не укрыли землю.
Стало опять ясно, - стих ветер. Но холодное солнце заглядывало в пустой уже лес.
Так далеко видно в лесу, и голые деревья так грустно и безмолвно смотрят в прозрачное синее небо.
И степь опустела.
Люди сняли и хлеб и траву и увезли все к себе.
Точно замерли и дремлют осиротелые степь и лес, летят далеко от них в теплые страны их летние гости.
Тяжело Куд поспевать за петушком.
Иногда падала она и говорила в отчаянии:
- Милый, брось меня, я останусь и умру.
- Нет, нет, - отвечал петушок, - время есть еще, - ни одной цапли не видно в небе.
Опять дует ветер и несет с собой холодные, темные тучи. Ранний снег выпал, и гонит его ветер и кучами ссыпает над лесом. Забивается снег под крылья Куд и петушка, голодные и холодные спешат они.
- Вот камыши, - кричит петушок, - там отдохнешь, там теплее, там, может, найдем мы и пищу.
О, как хорошо было бы поесть и согреться. Но ветер сильней, и так больно забивается и намерзает снег на перьях. О, какой сильный порыв! Что это? Где, где петушок, где небо, лес и свет дневной? Кажется Куд, что все еще бежит она и не может понять, что с ней такое? О, как помнит себя она нарядной беззаботной курочкой Куд на своем птичьем дворе; озеро встает перед ней, как живое, с ней петушок ее… Может быть, сон только был все это - и озеро и петушок… Как больно: неужели сон, и сейчас она проснется и опять на своем птичьем дворе; о, как ужасно! Но кто-то где-то там далеко-далеко говорит будто. То голос нежный цапли в небе: "Ты дорого заплатила за свое счастье: забитая снегом, ты замерзаешь теперь, бедная маленькая Куд… И ничем, ничем нельзя больше тебе помочь…"
"Смерть?! - думает Куд, - она пришла уже! Но голос этой цапли?.. Значит, все действительно было… было… там у озера".
Бедная маленькая Куд! Она уже больше ни о чем не думала: занесенная снегом, она лежала мертвая на холодной земле.