"Вот так вот спьяну мир вечером спасёшь, а поутру, как все прочие плебеи, лишённый всякого тщеславия, бу-дешь, как ни в чём не бывало, страдать похмельем". Сидя на кухне, Сергей вздохнул, думая о путнике, штурмовавшем горку. "Эх, напрасно обездоленные и угнетённые, голодные и несчастные, беззащитные и неутешные ждут благород-ного избавителя. Подрезали орлу крылья, так и не взлетев-шему, да увезли в место безнадёжное, дабы ощипать там безжалостно". 4. Печенюшки закончились, но чай в кружке ещё оста-вался, и Сергей, достав сигарету, решил допивать его впри-курку. С улицы стали всё чаще и громче доноситься исте-ричные крики бакланов, певших по помойкам заутреню. Трескачёв, сидя на табуретке и держа в одной руке кружку, а в другой – сигарету, смотрел в окно. На горизонте воз-никло несколько облачков, пригнанных откуда-то издале-ка появившимся ветерком. Время от времени он задувал тихонько в форточку, рассеивая серо-голубой сигаретный дымок, расплывающийся над головой Сергея. Тоска. Трескачёв, было, подумал: а не попробовать ли поспать ещё? Но тут же отмахнулся от этой мысли: нет, всё равно ничего не выйдет. Ну почему, если надо вставать рано, то почти всегда просыпаться так тяжело? Сейчас же впереди совершенно свободный день, и именно поэтому теперь не заснуть ни за что. После очередной затяжки Трескачёв поднёс сигарету к пепельнице, но прилично выросший серый столбик оторвал-ся от уголька раньше и упал на узорчатую клеёнку стола. – Блин комом, на хрен! – выругался Сергей, чуть было не сдув в сердцах пепел на пол. Поставив кружку на стол, он облизнул кончик указательного пальца и, приклеив к нему серый столбик, отпра-вил невредимым в пепельницу. За окном вдруг раздался стук по металлическому кар-низу. Сергей обернулся и увидел за стеклом голубя. – Ты с миром, глупая птица? – спросил Сергей и при-близился к окну. Голубь, обеспокоенно скрежеща коготками по жести, перебрался на край карниза, чтоб быть подальше от Тре-скачёва. При этом маленький засранец оставил после себя зеленоватый сгусток. – Ах ты, собака! – воскликнул Сергей. Он стукнул ладонью по стеклу, но птица лишь пере-ступила с одной лапки на другую, косясь на Трескачёва одним глазом. Тогда он ударил напротив того места, где сидела птица, но та только вновь отошла на середину карниза. – А-а-а! – выкрикнул Сергей и ударил по стеклу обеи-ми ладонями.Чуть сильнее, и оно разлетелось бы вдребезги. Но ведь не разлетелось! И голубь опять вернулся на край, уверовав в нерушимость прозрачной преграды, и продолжил гадить на карниз. – Сейчас ты узнаешь, что такое разум, тупая кукушка! – оскалился Сергей, кинувшись к столу. Он бросил сигарету в пепельницу и схватил чайник с кипятком. Затем пододвинул табуретку под форточку и, за-бираясь на неё, прорычал: – Кому варёной голубятины? Встав на подоконник, глядя на птицу сверху, Сергей снова оскалился: – Тебе? Голубь процокал по карнизу поближе к Сергею, оста-вив позади ещё один сгусток. Трескачёв сунул руку с чай-ником в форточку. И голубь, взмахнув крыльями, тут же улетел прочь. – А-а-а! – выкрикнул в бессильной злобе Сергей и стал лить кипяток на карниз. Вода полетела вниз, неожиданно громко в утренней тишине ударяясь о его жестяной карниз и карнизы ниже. Тут-то Трескачёв и увидел со стороны этот триумф разума: какой-то крендель рано утром орёт в форточку и льёт ки-пяток. "Да ведь ты просто псих! – подумал Сергей, слезая с окна, пока его никто не заметил. – И лечиться не буду". Трескачёв, хмурясь, затушил дымящийся уголёк в пе-пельнице и тут же прикурил новую сигарету. "Дерьмовое утро. Очередное". 5.С улицы стали доноситься звуки, издаваемые самыми ранними праведниками: нечаянный хлопок подъездной двери; "пик-пик" открываемой иномарки под окном; му-сор, высыпаемый в контейнер ретивым дворником. Пока это – отдельные, чётко отличимые друг от друга звуки, но вскоре к ним начнут прибавляться всё новые и новые. Их будет больше, они станут чаще и превратятся в сплошной утренний гомон часа пик. А сейчас Сергей отчётливо слышал, как внизу, во дворе, зашёлся в надрноватый возраст. Но наткнуться на покойника-то с утра пораньше они не заслужили. Только, понимаешь, позавтракали". Осеним утром, пораньше обычного, девятилетний Се-рёжа шёл в школу – зарабатывать пятёрки и даром двойки получать. Мертвец лежал на газоне, средь красно-жёлтых опавших листьев. Если б синее одеяло, накрывшее труп, было подлиннее, то наверняка Трескачёв со временем за-был бы об этом покойнике. Но одеяло оказалось коротким, и из-под него торчали крупные босые ступни трупа. Серё-жа отчётливо видел желтоватые неухоженные пятки. От их вида у мальчика по спине пробежал холодок. Он ещё не раз увидит эти ступни. В ночных кошмарах. Точнее, чаще он будет слышать приближающиеся звуки их шагов. Шлёпа-нье по холодному линолеуму. И, даже став взрослым, Сер-гей пусть и очень редко, но всё ж иногда будет просыпаться с отчаянно колотящимся сердцем, прислушиваясь к тиши-не погружённой во мрак комнаты. – Чей мальчик?! – увидев Серёжу, обратился к не-скольким зевакам милиционер, в одиночку пока пребы-вающий на месте происшествия. – Мальчик, нечего тут глазеть, отведите его отсюда! И вообще – расходитесь все! Что здесь, цирк? Серёжа оторвал взгляд от желтоватых пяток мертвеца и пошёл прочь. "Что здесь, цирк?" Немногочисленные зе-ваки остались на месте. 6."Пулемёт бы… – проползла мысль у Сергея, смотря-щего в окно. Облаков на горизонте заметно поприбави-лось. – Если расстрелять окна в доме напротив, насколько этот бесплатный цирк привлечёт внимание обстрелянных жильцов?.." За неимением пулемёта, Трескачёв отправился в комнату смотреть по телику начинающиеся утренне-будничные передачи. Реклама! Конечно же – по всем ка-налам. Подлая штуковина этот телевизор! Особенно без лентяйки. Подойдёшь, вот, звук настроить, а там непре-менно все вдруг напряжённо замолчат. И музыка затихнет, или едва уловима станет. Актёры за экраном будут терпели-во выжидать, когда у тебя лопнет терпение, и ты вернёшься на удобный диван, чтобы неожиданно громко закричать в твоей квартире средь ночи. Или ж наоборот – прошептать неразборчиво что-то важное, чтоб всё кино насмарку. Под-лая штуковина! Сергей нашёл-таки канал без рекламы и, отойдя к ди-вану, завалился на неприбранную постель. Тип в галстуке сказал с экрана: – Об этом и о многом другом мы расскажем вам после короткой рекламы. Не переключайтесь. – Гад! – воскликнул Сергей, кинув в телевизор поду-шку. Прошлой зимой у Трескачёва случился телевизионно-лентяечный инцидент. К тому времени он уж с полгода жил у симпатичной шатенки Аллы. И было им вместе поначалу просто великолепно. Как говорится, и днём друг к друж-ке стремятся, и ночью под одну шубу ложатся. Но со вре-менем Сергей начал всё чаще обращать внимание на одну особенность Аллы. Она постоянно во всём соглашалась с ним, при этом восхищаясь Трескачёвым, как небожителем, творящим чудеса. Поначалу Сергею это даже нравилось. К примеру, после раската грома, глядя на тучное небо, он сказал: – Быть дождю.И Алла, всплеснув руками, воскликнула: – Ва-а-у! И, когда через пять минут дождь докатился до них, она сказала: – Вот это да! Ты почище гидрометцентра. – Да, я такой, – соглашался Сергей. – Почище. А всё от того, что регулярно моюсь мылом… Нет, это уж будет реклама. Неважно, всё от того, что я просто регулярно мо-юсь. Но время шло, и шутка затягивалась. Причём дей-ствительно – в каждой шутке есть доля шутки. Восторга-ясь Трескачёвым, Алла начала обходиться одним мнением – Сергея. Если бы он сказал ей: "Посмотри, какие сегодня у всех сиреневые лица!", то она б на полном серьёзе удиви-лась: "Ой, а что это с ними случилось?" Как-то раз Алла смотрела по телевизору одно из бес-конечных ток-шоу, от которого атомные ядра в мозгу Тре-скачёва рисковали начать деление и вступить в цепную реакцию. Спасая регион, Сергей ушёл на кухню. В буфе-те, висящем на стене, он наткнулся на две упаковки спи-чечных коробков (в каждой по десять штук). Зачем Алла держала их в таком количестве дома, где электроплита, да и отопление не печное – неизвестно. Сергей, взяв эти упаковки, уселся за стол. Распечатав одну, достал коробок и высыпал содержимое на скатерть. Затем положил две спички параллельно друг другу. На них ещё две – вышло вроде знака "решётка". Далее Сергей принялся укладывать такие знаки один на другой. Выше и выше. Причём каждый раз, смещая их чуть в сторону – во-круг оси. Потихоньку начала расти спиралеобразная баш-ня. Трескачёв брал и укладывал спички, зажимая их в длину меж большим и указательным пальцами. Иногда к кончику указательного прилипала сера – тогда, когда уж казалось, что он уложил очередную детальку на хрупкую конструк-цию. Приклеившаяся спичка грозила сдвинуть находящие-ся под нею спички. В таком случае Сергей аккуратно при-жимал её ногтём указательного пальца левой руки, и тогда удавалось оторвать, не вызывая крушения, правый палец. По мере роста башни Трескачёв всё больше опасался, что она упадёт. Тогда он стал брать спички за середину и, затаив дыхание и следя за тем, чтобы нечаянно не задеть грудью стол, продолжил укладывать их одна на другую. Но этот ме-тод тоже оказался не безупречен: спичка на конструкцию как бы ронялась, сотрясая нижние, и сама не всегда ложась как надо. И Трескачёв вернулся к прежнему методу. Сергей встал, когда начал девятый коробок и про-должил строительство уже стоя. Первая упаковка ушла вся – Трескачёв распечатал другую. Когда был уложен один-надцатый коробок, Сергей отошёл, чтобы посмотреть со стороны на спичечную, закрученную спиралью, с корич-невыми полосами из серных головок, башню. Она выросла почти до полуметра. Трескачёв взглянул на творение рук своих и увидел, что оно прекрасно. Тогда он решил это дело перекурить.Сергей аккуратно прикрыл за собой дверь на кухне, чтобы какой-то нелепый сквозняк не порушил его творе-ние. Курили они в коридоре на две квартиры, сделанном в крыле лестничной площадки. Когда Сергей протянул руку к входной двери, Алла, сидящая в комнате в кресле перед телевизором, спросила: "Не пора ли пообедать?" Он отве-тил: "Досматривай, после".