- Я вышла замуж за вора! - Мадам прижала к груди ридикюль, как будто я посягал на одну из этих двух ценностей, и обрушилась на меня водопадом офранцуженного английского. Она объяснила, что у нее были акции платного моста возле Хартфорда. В экстазе медового месяца в доме губернатора Эдвардса полковник уговорил ее продать эти акции. Мадам в роли молодой жены бывшего вице-президента была так доверчива, так полна любви и так безмятежна, что разрешила полковнику продать акции и самому получить за них деньги - около шести тысяч долларов, которые по его настоянию были зашиты в подкладку его камзола. "Для верности", - сказал он.
- "Ma foi, - сказала я ему. - Лучше зашить деньги в мою нижнюю юбку. Все-таки акции-то были мои, non?" Мы были в нашей спальне в доме du Gouverneur, и я не хотела устраивать сцен. Naturellement. И что же он на это сказал? Гори он синим пламенем в аду! Он сказал: "Я ваш повелитель, мадам. Ваш супруг, и по закону все ваше принадлежит мне!" По закону! - Маленькие, налитые кровью глаза взметнулись в громадных глазницах: очень легко представить, какой у нее череп. - Знаю я этот закон вдоль и поперек, пусть только вздумает до суда довести, я найму в этом городе сотню адвокатов и побью его в любом суде! - Она приказала вознице остановиться прямо напротив Касл-гарден.
- То-то вчера после ужина он сказал, что ему нездоровится! И что хочет лечь пораньше. А сегодня утром я поняла, что ночью он нанял фермерскую повозку и улизнул из дома. Я в город - поздно! Плакали мои денежки, и сердце мое разбито!
Кучер открыл дверцу и помог мадам вылезти.
- Мы погуляем. - Она твердо взяла меня за руку и шумно втянула в себя воздух.
Люблю Бэтери в разгар лета: пышная зелень, розы в цвету, парусники скользят по серой глади реки, и бледные муслиновые платья девушек развеваются, как флаги, а воздух напоен ароматом цветов и моря.
Мы двинулись по направлению к круглому красно-кирпичному пирожному - Касл-гарден, старому форту, откуда несколько недель назад я лицезрел прибывшего на корабле самого президента. Худой, тщедушный, с гривой белых спутанных волос, генерал Джексон сошел по трапу на берег; он шел медленно, опираясь на чью-то руку, плечо - что подвернется. Говорят, он не дотянет до конца своего срока.
Полковник Бэрр стоял рядом со мной в начале Бродвея; вокруг орала пьяная толпа - такое множество людей не собиралось и на дюжину праздников Четвертого июля.
- Даже Вашингтону не устраивали такого приема, - заметил полковник.
- Что сделал бы президент, если бы звал, что вы здесь? - спросил я.
- Наверное, перекрестился бы от дурного глаза, - засмеялся Бэрр. - Как-никак я олицетворяю его сомнительное прошлое. Он хотел мне помочь покорить Мексику. А теперь посмотри на него! - Бэрр говорил дружелюбно, без ожесточения, как о взрослом, отдалившемся сыне. Затем, когда президент скрылся в толпе, мы не без злорадства увидели, как рухнул перекидной мостик и несколько знатных особ очутились в реке.
Мадам попросила меня купить мороженого у ирландки. Ирландская девушка. И зачем я про это пишу? Зачем даже думаю? Но вот подумал. И все еще думаю. Н-да, благими намерениями вымощена дорога в ад. Конечно, я сегодня вечером пойду к мадам Таунсенд. До чего ж я безволен.
- Я многим обязана полковнику. - Мадам прогуливалась под вязами. Гуляющие шарахались от нее в сторону: женщина-фрегат среди моря цветов и зелени Бэтери. - В свое время он мне очень помог, я ведь не всегда была - как это сказать по-английски? - bienvenue. - Когда напряжение падает, мадам вдруг изменяет английский. А когда повышается, она снова говорливая Элиза Боуэн из Провиденса, штат Род-Айленд.
- Когда вы познакомились с полковником? - Выудить такую мелочь, как факт, у этих реликвий прошлого почти невозможно.
- Такой красавец! - Она причмокнула: мороженое слегка окрасило едва различимые усики над неестественно красной верхней губой. - Я впервые увидела его, когда генерала Вашингтона привели к присяге. На Брод-стрит. На балконе. Так и вижу генерала на этом балконе. Такая благородная, властная фигура, чуть-чуть, правда, широковатая derrière. - Мадам хихикнула при воспоминании о чем-то явно не связанном с инаугурацией. Да, но как она там оказалась? Вашингтон стал президентом в 1789 году. Если ей сейчас пятьдесят восемь, тогда ей было тринадцать. Что ж, возможно.
- Полковник Бэрр был на приеме, и я с ним танцевала. Затем, сразу после него - о l’ironie, о ирония судьбы! - я танцевала с Гамильтоном. Как это странно, однако, если вдуматься. Я обожала их обоих, но оба были небольшого росточка, а я всегда была неравнодушна к высоким мужчинам.
Мадам окинула взглядом мою отнюдь не внушительную фигуру. Она кокетливо улыбнулась.
- Но свою страсть, adoration я всегда приберегала для мужчины невысокого роста, но выдающихся качеств. - Comme l’Empereur. Vive Napoléon! - вскричала она вдруг, и от нее шарахнулась группа квакеров из северной части штата - все благонравие городка Пэкипси запечатлелось на их скучных лицах.
Мадам облизнула губы, слизала мороженое.
- Мы виделись все эти годы. Но не часто. Полковник Бэрр был занят политикой и юриспруденцией, у меня были свои дела. Но как же мы все опечалились, когда он позволял этому противному Джефферсону занять президентский пост, законно принадлежавший полковнику. У полковника были нужные голоса, но он не мог нарушить слово. Он был слишком честен… - Мадам насупилась, вспомнив, как честный Бэрр украл ее деньги.
- Нет! Не честен! Слаб! Бонапарт проявил бы твердость и стал президентом, а если бы этот якобинец Джефферсон встал на его пути, он завладел бы Капитолием силой оружия! А я бы стала - кем? Этой австрийской сукой Марией-Луизой? Но бросила бы я самого блистательного мужчину на свете?! Pauvre homme! Почему мужчины так слабы? А женщины так сильны?
Мадам швырнула меня на скамейку, затем сама шумно села, словно рухнул праздничный шатер. Красные птички над нами засуетились в ветках.
- Шарло, вы должны быть моим другом.
- Но я и так ваш друг…
- Полковник вас обожает, считает умницей.
- Ну что вы…
- А с виду про вас не скажешь, что вы умница. У вас слишком широко расставлены глаза. Вы гораздо умнее Нелсона Чейза, который женился на моей adorable племяннице, наврав, что у него есть деньги. Но это давняя история. Если он, правда, осчастливит ее, я готова платить. Почему бы нет? Мне нравится вносить немножко douceur жизнь других людей.
Мы смотрели, как английские моряки с ленточками и их покладистые девицы шли, покачиваясь, по зеленой набережной Бэтери. Когда солнце достигает зенита, я не могу думать ни о чем, кроме Розанны Таунсенд и утех ее заведения.
- Шарло, полковник хочет меня разорить. - Мадам даже не дала мне ответить. - Нет, нет. Это не жестокость. Он неспособен на низость. Но у него мания величия. Он запустит руки в мое маленькое состояние. - Маленькое состояние! - И он разорит меня, он растранжирит мои деньги на заселение Техаса немцами. А я ненавижу немцев, и мне плевать на Техас.
- Полковник часто действует сгоряча.
- Вы должны поговорить с ним. Я знаю, вас он слушает. Он сказал мне, что вы пишете его biographie, желаю вам удачи, mon petit! Не хотела бы я копаться в его жизни. - Она схватила меня за руку. - Убедите его, что гусыня только тогда несет золотые яйца, когда с ней обращаются прилично. Уговорите его насчет техасского капиталовложения. Скажите, пусть вернет деньги, я не потребую процентов. Я даже что-нибудь ему подарю. Например, новое помещение для его конторы. Je redouteРид-стрит. Я безрассудно щедра, когда со мной обращаются по-хорошему. Вы должны быть моим союзником, Шарло.
Я обещал ей помочь. Пока я клялся в верности, одна из прелестных красных птичек оставила зеленоватое пятно на плече мадам. Не ведая о таком благословении, она позволила мне проводить ее до золотой кареты.
С нами поздоровался Сэм Свортвут. Он таможенный инспектор нью-йоркского порта. Президент Джексон назначил его на эту должность всем на удивление, ведь Свортвут убежденный бэррит.
Мадам радостно приветствовала Свортвута. Инспектор тоже был сама приветливость и простоватая прямота.
- Что ж, наконец-то вы окрутили старика.