- Разумеется, мистера Леггета и меня интересуют политические отношения. - Брайант бросил на Леггета предостерегающий взгляд, но тот сделал вид, что его не заметил.
- Нет! - вскипел Леггет. - Их отношения вообще. Он повернулся ко мне. - Я неспроста просил тебя делать заметки, задавать полковнику вопросы. Нам важно знать, насколько они близки, эти двое.
- Полковник восхищается Ван Бюреном. - Я попытался припомнить, что вообще говорил Бэрр о вице-президенте. - Но я бы не сказал, что они "близки".
Но Леггет стоял на своем.
- Они близки, ты просто не знаешь. Двадцать лет назад, вернувшись из Европы, Бэрр отправился прямым ходом в Олбани, именно к Ван Бюрену, и остановился у него в доме. Остановился у олбанского наместника. А ведь Аарона Бэрра все еще обвиняли на Западе в предательстве. А штат Нью-Джерси обвинял его в убийстве Гамильтона.
Все это не совсем верно, но Леггета занимает общая картина, ему не до унылых частностей. Потому-то он и преуспевающий журналист.
- Надо выяснить: почему умный и осторожный Мартин Ван Бюрен водит дружбу с такой опасной, компрометирующей личностью.
- Разумеется, они всегда были близки политически. - Величественная бесстрастность Брайанта ярко контрастировала с горячностью его молодого коллеги. - Полковник Бэрр - основатель Таммани-холла. Мартин Ван Бюрен сейчас фактический хозяин Таммани. У них общие… идеалы.
- Идеалы! - Леггет широко раскинул руки, будто шел на распятие. - Идеалов у них вообще нет. Власть - только одно это им надо. Бэрр, конечно, теперь уже не в счет. Он - история. Но Мэтти Ван не может нас не волновать. Эдакий колдун! Наш собственный Мерлин, который направлял генерала Джексона в первый срок его президентства, сейчас руководит им второй срок и так же точно, как то, что в Олбани процветает взяточничество, попытается в тридцать шестом году занять его место, если мы ему не помешаем.
- А зачем нам ему мешать? Позиции, которые он занимает по большинству вопросов…
Но Брайанту не по силам тягаться с Леггетом, когда он воспламеняется нравственными идеалами.
- K черту позиции! Мэтти пойдет на все, чтобы его кандидатуру выдвинули и чтобы победить. Он идеальный политик! На первый взгляд. Но уверяю вас, только копните этого розового голландского херувима, и за ангельской улыбкой вы обнаружите нечто непостижимое, бесчестное, бэрроподобное.
Я не мог понять, куда Леггет клонит.
- Не думаете же вы, что человек не может быть президентом только потому, что он водит дружбу с полковником Бэрром?
- Нет, вряд ли Леггет так думает. - В эту минуту Брайант был особенно похож на ветхозаветного пророка. - А теперь разрешите откланяться, мистер Скайлер. - И он исчез.
- Чарли. - К Леггету вернулся его обычный тон школьного учителя. - Сейчас я лишу тебя невинности. Мартин Ван Бюрен - незаконный сын Аарона Бэрра.
Я утратил дар речи.
- Я не верю. И кстати, откуда это может быть известно?
- Известно, что полковник обычно останавливался в таверне Ван Бюренов в Киндерхуке, что вверх по Гудзону. И многие подозревают, что он наградил ребенком Мэри, жену хозяина, украсив превосходными рогами ее мужа Абрахама.
- Многие подозревают! - Я презрительно фыркнул.
- Кроме подозрений, существует масса косвенных свидетельств. Полковник Бэрр всегда был дружен со всей семьей, а особенно с молодым Мэтти, нежным, большеглазым, высоколобым Мэтти, - знакомые черты?
Что правда, то правда: они похожи.
- Но ведь Ван Бюрен блондин, а Бэрр темноволос…
- У него была еще мать. - Леггет с легкостью отмел в сторону мой контраргумент. Но конечно, быть может, все это только сплетни. А может, и нет. Точно известно, что в очень юном возрасте Мэтти приехал из Киндерхука в Нью-Йорк и сразу же начал работать в юридической конторе у одного человека, близкого к Бэрру…
- Предположим, что Бэрр его отец. Что из того?
Леггет снизошел до объяснения.
- Ты только подумай, что это тебе сулит. Тебе лично. Написать памфлет - нет, даже книгу, доказать, что Мартин Ван Бюрен - сын Аарона Бэрра. Это же принесет тебе целое состояние.
- Юридические доказательства… - начал я, но Леггет меня не слушал.
- Но еще поважнее твоего состояния, Чарли, судьба республики. Джексон начал великие реформы. Мы начинаем двигаться в направлении демократии. Ван Бюрен повернет это движение вспять. Так давайте же помешаем ему стать президентом.
- Доказав, что он незаконнорожденный?
- Американцы - люди строгой морали. Но еще губительнее родственных - его политические связи с Бэрром, особенно в последние годы. Если мы сможем доказать факт секретных встреч, темных планов, бесчестных комбинаций - тогда, клянусь, Ван Бюрен не сядет в кресло генерала Джексона.
- Так, значит, ты поддерживаешь кандидатуру Генри Клея?
- Нет. Я предпочитаю другого сенатора от Кентукки, Ричарда Джонсона. Несмотря на его penchant к негритянкам, Джонсон будет продолжать джексоновские реформы. А Ван Бюрен - нет. - Леггет перешел на заговорщический шепот. - Ты, должно быть, заметил наши расхождения с Брайантом. Он верит Ван Бюрену. Я не верю. Мне нравится Джонсон. Ему - нет.
Я никогда не видел Леггета таким возбужденным. Глаза блестели, щеки слегка раскраснелись. Наступила тишина, которую прервала песенка торговца моллюсками с Пайн-стрит, воспевавшего свой товар:
Прекрасны моллюски
Снега белее
Со скал Рокавэя!
(Я записываю все песенки, какие ни услышу, - пригодятся для статьи.)
Я бросил пробный шар:
- Во-первых, не думаю, что полковник Бэрр сгорает от нетерпения рассказать мне всю правду…
- Ты видишь его каждый день. Он тебя любит.
- Мой отец был его другом, но вряд ли это…
- Бэрр стар. Он весь в прошлом.
- В прошлом? В этот самый момент он собирается заселить Техас немцами.
- Великий боже! - На Леггета это произвело впечатление. - Все равно, только ты можешь все узнать. Разве ты не говорил мне, что он пишет историю своей жизни?
- Полковник как-то обмолвился об этом. Но что-то не верится. Время от времени он вспоминает, что хотел диктовать мне, но…
- Так ты подтолкни его! Заведи разговор о старых временах, о Киндерхуке, о тех днях, что он провел в ассамблее, одновременно ухлестывая за мадам Ван Бюрен…
- Боюсь, что ему куда важней рассказать "подлинную" историю Революции.
- Ты совсем не способен на хитрость?
- Вы не знаете полковника Бэрра. Предположим, я даже смогу выудить из него правду, все равно он не даст мне этим воспользоваться. Он лучший адвокат штата, а есть преступление, именуемое клеветой.
Леггет не замедлил с ответом.
- До выборов еще целых три года. Через три года он умрет, а по законам штата Нью-Йорк невозможно оклеветать мертвого.
- А Ван Бюрен?
- Доказать, что человек незаконнорожденный, не клевета. - Леггет встал. - Чарли, похоже, мы нашли способ преградить Мэтти Вану путь в Белый дом и открыть путь демократии.
Я тоже поднялся.
- "Ивнинг пост" это напечатает?
Леггет засмеялся и тут же закашлялся.
- Конечно, нет! Но не волнуйся. Я найду тебе издателя. - Он неуклюже проковылял мимо меня к двери, точь-в-точь разболтанный скелет. - Я говорю совершенно серьезно, Чарли. - Он взял мою руку своей сухой горячей рукой. - Разве часто бывает возможность изменить историю своей страны?
Леггет задел не ту струну. Наступила моя очередь заговорить снисходительным тоном.
- Я так и скажу полковнику Бэрру. Самим фактом своего существования он не раз переделывал жизнь многих американцев, но незаметно, чтобы он этим чего-нибудь добился.
- Оставь иронию мне, дорогой Чарли. А ты делай историю.
Предаю ли я полковника? До некоторой степени да. Могу ли я повредить ему? Нет. Да пусть кто-нибудь в анонимном памфлете изобразит его самим дьяволом, он и то не расстроится. О нем и похуже вещи писали, и отнюдь не анонимные авторы, а такие, как Джефферсон и Гамильтон. К тому же, если он последователен, он вряд ли будет возражать против того, чтоб мир узнал, что он отец Ван Бюрена. Полковник часто повторяет: "Всякий раз, когда женщина оказывает мне честь, утверждая, что я отец ее ребенка, я воспринимаю это как комплимент и отметаю любые сомнения, какие у меня могут быть на этот счет".
С другой стороны, конечно, полковник очень огорчится, если Ван Бюрен провалится на выборах из-за родства с ним. Но у меня нет выхода. Леггет предложил мне способ избавиться от тяжелой кабалы - заработать литературным трудом. Я принимаю предложение. Тем более - признаюсь - мне приятно будет провести самого ловкого пройдоху нашего времени. Мне дорог полковник, но собственная жизнь еще дороже.