* Плата, которую горцы вносят за невест, составляющая и* приданое. В случае развода, если виновата жена, калым возвращается мужу; в противном случае калым остается у жены.
- А в станице есть хорошенькие казачки?
- Нет. В новых станицах еще кое-когда встречаются. Впрочем, из числа увезенных с хуторов ночью есть три девочки очень недурные собою, от тринадцати до пятнадцати лет: но они были во власти хищников, изнасильствованы ими.- И Пшемаф плюнул.
- Как, так молоды!
- Что за молоды! Черкесу не попадайся и десятилетняя! Однако и русские не отстают в этом отношении от черкесов- ведь на Кавказе все быстро поспевает; а в Персии, сказывают, еще скорее.
Николаша был очень доволен таким разговором, давно уже его помышления вертелись на этом предмете. Не станем повторять подробностей, все знают, какой оборот принимают такие беседы; заметим только мимоходом, что Николаша вскоре сблизился с Пшемафом, узнал, где молодой кабардинец стоит на квартире, и решился быть у него с визитом.
Александр Петрович проснулся. Айшат первая прибежала к нему и, взобравшись на кровать, стала нежно обнимать его. Черкесский врач пришел снять овчину и вложить в рану, которая очистилась от запекшейся крови, корпию с свежесбитым сливочным маслом; но раненый все был слаб и сильно страдал от ушибов.
Пшемаф весело вошел к больному и по черкесскому обычаю поздравил капитана с раною. Потом требовал непременно, чтобы при входе в его комнату положили топор острием к порогу, а на стол поставили тарелку с водою, в которую опустили бы сырое куриное яйцо. Черкесское суеверие! Врачи и родные во время лечения опасаются приближения к больному нечистого человека; под этим названием они разумеют чародеев и всех вообще злонамеренных людей. Народное поверье утверждает, что будто когда войдет подобный человек, яйцо в тарелке лопается; пришлеца тотчас выгоняют вон. Для развлечения своего пациента черкесский лекарь советовал послать в аул за певцами и музыкою, по его мнению, весьма изящною, но несносною и неблагозвучною для европейского уха.
- Александр Петрович, увидев Пшемафа, спросил, как он довел плен.
- Благополучно,-отвечал кабардинец,- да еще подшутил над неприятелем!
- Что такое?
- Пришел в аул, мы расположились на отдых. Только в это время один из моих кунаков вызывает меня и рассказывает, что житель той деревни, участвовавший в хищнической партии, сейчас возвратился домой. Я принял его за бока и узнаю, что все абазехи бежали без оглядки; но берзеки той же шайки, до 150 человек, отдыхают в лесу за речкой, лошади их пущены в поле на подножный корм. Трое пасут табун; не более десяти имеют лошадей в руках на всякий случай; зарядов почти ни у кого нет. Я отобрал двадцать казаков, посадил их на лучших коней и отправился на берзеков. На трех табунных мы наскочили внезапно и, сначала принятые за своих, изрубили их. Мы угоняли косяк, когда ца нас выскочило множество хищников. Конные преследовали нас довольно долго, наконец, отстали. Возвратись в аул, я велел переловить лошадей и позволил казакам обменять своих коней; на остальных посадил наших пленных и таким образом прибыл сюда.
- Хорошо, что так кончилось, а если б у вас убили несколько казаков, чем бы оправдались?
- Я не возвратился бы живым, заставил бы себя изрубить. Сделайте милость, Александр Петрович, узнайте, как кордонный начальник представит об этом деле?
- Стоит ли того! Пускай пишут, что хотят.
- Убедительно прошу вас, сделайте эту милость! Ведь захотите - все узнаете.
- Пожалуй, постараюсь.
Пшемаф взял ручонку Айшаты и сказал: "Напомни, джана*, Искендеру". Девочка приветливо улыбнулась, кивнув головкою; потом стала перебирать усы Александра.
Никого не было в комнате Пустогородова, когда вошел печально отец Иов. Несколько раз уже приходил он к приятелю, но тот все еще спал. Старец крепко пожал руку Александру и сказал:
- Я пришел к вам на всю ночь; все заснут, некому будет о вас побеспокоиться.
- Как некому?- воскликнул из-за двери кабардинец,- а я!
- Благодарю вас, Пшемаф!-отвечал Александр.- Нет, ступайте спать, вы устали, проведя всю ночь на коне -вам нужен отдых.
- Ничуть не устал! Я выспался верхом, едучи обратно из аула, и даже видел чудесный сон.
- Хорошо! Однако ступайте-ка домой, завтра же милости просим опять ко мне.
*Милая
- Ну так прощайте!-сказал Пшемаф и вышел с Николашей.
Александр Петрович кликнул слугу и спросил, много ли должны в лавку. На ответ "более двухсот рублей" он приказал забрать еще нужной провизии рублей на сто и на следующий день велеть лавочнику явиться к нему. Слуга вышел.
- Славно надую армянина,- сказал, улыбаясь, Александр священнику,- он будет думать, что я зову его получить деньги, а я отопрусь от долга.
- Возьмите у меня денег, если вам нужно,- возразил священник,- между нами, кажется, расчетов не бывало.
- Благодарю вас, я не нуждаюсь в деньгах - это дело совсем другого рода.
Свет огня беспокоил раненого. Он просил позволения у отца Иова поставить ночник вместо свечей.
Когда тело слабеет, обыкновенно упадает и дух - это случилось и с Александром, душа которого была закалена опытом. Жар, всегдашний сопутник ран, томил его; тусклое освещение комнаты, оставляя предметы в полумраке - все вместе ввергло больного в уныние.
- Вот, Иов Семеныч! - сказал он, тяжело .вздыхая,- желал я быть ранен, воображал, что острые страдания заставят меня наконец, так сказать, ощутить жизнь, пробудят к чувству хотя чисто физическому. Ничего не бывало! Боли нет, лишь одна несносная, неодолимая тоска меня терзает. Как все надоело мне! Как скучно! Зачем не убили меня?
- Бог с вами, Александр Петрович! Что за малодушие? Впервые я вижу вас в таком виде! Ужели вы таили в себе безнадежность?
- К чему показывать ее? В чьей душе отзовется она? Кому какая надобность знать о ней? Разве для того только, чтобы подарить меня притворным сожалением? Но я предпочту ненависть даже искренней жалости.
- Верю! Быть может, письмо бабушки родило в вас такие отчаянные мысли? Конечно, тяжело убедиться в недоброжелательстве матери! Но поможете ли вы этому малодушием?
- Отец Иов! Выслушайте меня: давно уже я отчужден от своего семейства, от родины -я один в мире! Доказательством может служить брат мой. Вот он здесь, я не имею причин не любить его, потому что почти не знаю его; между тем я не нахожу, о чем с ним говорить. Иные чувства, иные мысли, иные привычки, иной круг людей расторгли все связи между нами - это неоспоримая истина; но не я в том виноват! Судьба, одна судьба всему виною! Она отчуждила меня, оторвала от всего, с чем на мгновение сроднила.
- Нет, не судьба, а рана и потеря крови причиною, что вы в дурном расположении духа.
- Да, рана заставила меня убедиться более, чем когда-нибудь, в справедливости моих суждений. Возьмите всю жизнь мою: рожденный с пылкою душою, едва расцвел я, как увлеченный легкомыслием, попал под правосудие законов и был низвержен в низшие ступени общественного быта. Впоследствии времени семейные огорчения охладили во мне чувства к ближнему. С восторгом понесся я в бои, надеясь, что сильные ощущения и опасности пробудят мою нравственную усыпленность и честолюбие будет целью бытия. Не .ошибся я -опасности занимали меня мгновенно. Но и к ним я привык, сделался равнодушен к опасностям; честолюбие немного долее жило во мне, и оно затихло после часто обманутых надежд. Сначала я чувствовал неизъяснимое омерзение к трупам, остающимся после битвы;* по крайней мере ощущал хотя неприятное чувство. Скоро я так свыкся с ними, что мог есть над трупами, употребляя их вместо стола или камня, садился на них, клал их в изголовье, когда спал. Нередко даже завидовал спокойствию, изображавшемуся на лицах убитых. Ужели утрачены для меня все чувства?-подумал я; люди влюбляются и счастливы! Я предался всей силой страсти к одной женщине, был минутно счастлив ее привязанностью, но убедился, что такое счастье неразлучно с грустью; но прошла и любовь,- что же стало из меня? Я седой старик с кипящей кровью,с горячею душою, без страстей, без любви, без ненависти к людям, старик, которому все наскучило, ничто не мило и который убежден, что никому не нужен.
- Но совесть должна успокоить вас: вы превозмогли много бедствий и остались нравственно безукоризненны - это великий подвиг!
- Конечно, можно почитать подвигом, что я не сделался мерзавцем!-отвечал, презрительно улыбаясь, Александр.
Отец Иов дал другой оборот мыслям своего приятеля, рассказавши ему какую-то повесть.
Разговор друзей и повествование отца Иова длились долго за полночь. Пустогородов напрасно упрашивал отца Иова идти к себе домой; добрый священник провел всю ночь возле раненого и только к рассвету отправился слу-
жить заутреню.
Александр долгое время не мог сомкнуть глаз; наконец
сон овладел им. Николаши всю ночь не было дома.
IV
Сновидение черкеса
The spirits were in neuter space, before
The gate of heaven$ like eastern thresholds is
The place where death`s grand cause is argued o`er
And souls dispatched to that world or to this.
Byron. The vision of Gudgment