* * *
– Мы сейчас будем следовать в четвертую роту, где на завтра назначен поиск, – сказал Волков. – Посмотришь все на местности.
Двигались молча, кое-где перебежками. Когда кончился лес, спрыгнули через бруствер в траншею и пошли по ходам сообщения в роту, где их уже ждал комроты, которому на вид было не больше семнадцати лет.
– Рано на нейтралку выходить, не совсем стемнело еще, – сказал ротный. – Давайте пока чай пить.
За чаем Волков объяснил Алексею, в чем состоит "нехитрое дело". С наступлением темноты нужно проползти через заранее обезвреженный саперами узкий проход в минном поле, затем пролезть в отверстие, проделанное в рядках колючей проволоки, не зацепив не единого волоска, и, наконец, занять удобную позицию на нейтральной полосе.
– Там ты будешь находиться вместе с капитаном, пока не вернется группа, – сказал Алексею Волков. – На случай, если придется срочно допросить языка.
– А группа?
– Действуем сообразно обстоятельствам. Если саперы все сделали правильно, то подберемся к немецкому окопу, схватим первого попавшегося фрица и под прикрытием огня обратно.
Волков взглянул на слегка обескураженного Алексея и усмехнулся.
– Это я тебе схему обрисовал. А на самом деле мы уже сколько раз ходили, а языка только однажды взяли, и то допросить некому было. Хорошо, что без потерь.
В ту ночь Алексей впервые побывал на нейтральной полосе. "Метров двести от немецких окопов, не больше", – решил он. Короткие минометные и пулеметные очереди перемежались с периодами затишья, и тогда можно было услышать, как переговариваются немцы в окопах. Отчетливо Алексей разобрал лишь одну фразу: "Альберт, у тебя есть табак?" "Совсем, как у нас", – подумал Алексей.
На следующий день вечером в поиск ушла разведгруппа – пятеро во главе с Волковым, а Алексей всю ночь пролежал рядом с Погодиным на нейтральной полосе. Разведчикам не повезло. Немцы то и дело запускали осветительные ракеты, и их передний край был виден, как на ладони.
– Ничего сегодня не получится, – с досадой махнул рукой Погодин. – Вон какую иллюминацию устроили!
Под утро разведчики вернулись в полном составе, уставшие и злые.
– Что дальше? – спросил Алексей Погодина, когда они спустились в блиндаж.
– Будем готовить новый поиск на другом участке. Саперы без работы не останутся. А ты пока осматривайся.
* * *
Теперь Алексей переместился к разведчикам в землянку, где старшим был пожилой, лет под сорок, сержант Лухта. Он успел повоевать еще в финскую кампанию и любил, как он выражался, "поучать молодняк". Разведчики к нему привыкли и не очень-то его слушали. Алексей оказался для него просто находкой.
– Что такое война в обороне? – рассуждал он. – Изо дня в день одно и то же. Иное дело финская, они нас прямо с деревьев отстреливали, только успевай увернуться, – говорил Лухта весело, будто вспоминал что-то приятное.
– А как же подвиги? – полюбопытствовал Алексей.
– Подвиги придумывают потом, для поднятия у солдат боевого духа.
Алексей слушал Лухту внимательно, хотя и не во всем с ним соглашался. Он уже успел убедиться, что повседневная жизнь в обороне отнюдь не монотонна, а таит в себе массу особенностей.
Прежде всего, решение на войне должно приниматься мгновенно. Другой случай может просто не представиться. Вот только что ты разговаривал с человеком стоя, а уже через секунду вы оба продолжаете беседу, лежа на земле, не заметив, как там очутились. Ну, и опасные звуки различать тоже нужно уметь. Пуля, она свистит. "Чва-чва-чва!" – это тяжелый снаряд рядом пролетел. На него вообще не следует реагировать. А вот шелестящий звук самый опасный. Немедленно падай и прижимайся к земле. Если повезет, может только задеть осколком. Но головой ни в коем случае мотать не следует. Ни от пули, ни от снаряда все равно не увернуться, а выглядишь глупо. Все эти премудрости Алексей постиг, естественно, не сразу, но со временем, как говорят на войне, обстрелялся.
* * *
Некоторое время разведчики присматривались к Алексею. С ними удалось наладить отношения после того, как по просьбе Марьянова – парня с татуировкой на груди, Алексей рассказал о поражении Германии в первой мировой войне, об истоках национал-социализма, о патриотическом подъеме, в результате которого Гитлер пришел к власти. Не забыл упомянуть и о разделе Европы и всеобщем ликовании по поводу вхождения в состав Германии Австрии и Судет.
– Зачем же мы с немцами дружбу завели? – спросил Марьянов.
– Видимо, чтобы выиграть время, – подумав, сказал Алексей.
Разведчики слушали его, не проронив ни слова.
– Значит, они нас опередили, а мы, как водится, остались в дураках, – подытожил Марьянов. Мне об этом в зоне один историк рассказывал, но я тогда не все понял. Грамотешки не хватило, – пояснил он. – Спасибо за инструктаж, лейтенант.
* * *
Если во время подготовки к поиску саперы трудились над разминированием проходов в нейтрально полосе, то и разведчики, не принимавшие участия в поиске, не оставались без дела. Ежеминутно рискуя подорваться на мине, они выползали по ночам на нейтралку, где снимали с убитых немцев полевые сумки, в которых, помимо удостоверения личности, всегда можно было найти неотправленные письма или дневники. Если нашего солдата с трудом удавалось уговорить написать домой письмо – все обрывки бумаги шли под табак – то немцы, напротив, сочиняли своим близким обстоятельные послания, нередко содержавшие сведения о передвижении частей. Почти каждый немецкий солдат вел на фронте дневник. Записи делались по пути следования на фронт, в полевых условиях, во время отступления – где угодно. Они отличались необычайной скрупулезностью, будь то перемещение или пополнение части, настроение или предстоящий отпуск, полагавшийся в Германии каждому фронтовику.
Алексей выпросил у ефрейтора Пчелкина небольшой ящичек и складывал туда карточки с указанием добытых сведений. Постепенно ему удалось собрать довольно обстоятельную картотеку воинских частей и даже возможных огневых точек противника на оборонительном участке против 103-й дивизии. Попутно Алексей сделал для себя одно важное наблюдение: настроение у большинства немцев было подавленным, и мало кто из них верил в победу.
* * *
Наконец, состоялся долгожданный поиск. Всю ночь, до самого рассвета, Погодин и Алексей пролежали бок о бок на нейтралке, дожидаясь группы во главе с Волковым. И не напрасно. Под утро разведчики приволокли, хоть и оглушенного, но целехонького фрица. Радости не было предела! В блиндаже у командира полка Гнатюка собралось все дивизионное начальство. С помощью крепкого чая немца быстро привели в чувство. Он оказался тощим чернявым ефрейтором, дрожащим от страха. Сначала Алексею тоже было не по себе: вдруг не поймет пленного и не сможет ничего перевести? Но он сумел быстро справиться с волнением, попросил топографическую карту, а затем успокоил немца, заверив, что его не расстреляют. И хотя ефрейтор мало что знал и был к тому же не слишком сообразителен, Алексей, досконально изучивший передний край противника, работал за двоих. Допрос прошел гладко. Разведчики оценили это событие по достоинству, и Алексей почувствовал, что стал среди них своим.
– Послушай, лейтенант, ты по-немецки, как по-русски шпаришь. Где успел научиться? – спросил Марьянов.
– Меня еще в детстве учили, – уклончиво ответил Алексей.
– Вот видишь, а я в детстве по чужим карманам лазил, – покачал головой Марьянов. – Ничего, жив останусь – грамотешки наберусь.
– Говорят, толково работал, лейтенант, – позже сказал Волков, и это была для Алексея высшая похвала.