X
Благодаря знакомому репортеру одной маленькой газетки слух о женитьбе "г. Пинегина, нашего молодого и даровитого беллетриста, на г-же Коноваловой, владеющей несметными богатствами", попал на столбцы газет, и в скором времени Пинегин стал получать ежедневно массу писем от совершенно незнакомых ему людей с поздравлениями, пожеланиями, просьбами о деньгах и с самыми разнообразными деловыми предложениями поместить выгодно капитал. Чего только не предлагали ему! И эксплуатацию плитной ломки в Шлиссельбургском уезде, и участие в мыловаренном заводе, и устройство пароходства, и дешевую покупку имений. Предлагали сделаться пайщиком в различных предприятиях, приобрести виллу в Италии и внести посильную лепту в женский кармелитский монастырь в Бретани. Каких только красноречивых писем не получал Пинегин в течение этих нескольких недель перед свадьбой!
Родственники и знакомые хорошо знали, что после свадьбы Пинегин останется в Петербурге на самое короткое время, чтобы только принять дела от старухи тетки, и затем уедет с женой за границу, и потому многие из них спешили "воспользоваться случаем" и "урвать" с счастливого человека на первых же порах, пока он еще не опомнился от радости. Окончательно было выяснено, что у невесты три миллиона в благонадежных бумагах на хранении в государственном банке, о чем бухгалтер Жорж навел точные справки в государственном банке через приятеля своего чиновника и сообщил родным. Узнали также, что прииски на Олекме идут отлично и дают до ста тысяч чистого ежегодного дохода, и наконец, дом очищает пятнадцать тысяч. Шутка ли! Такое громадное состояние и в полном распоряжении Пинегина. Есть от чего закружиться голове!!
Володя "урвал" первым. Через два дня после помолвки он зашел утром к брату и после нескольких минут незначащего разговора попросил денег, объясняя, что его донимают долги и что он надеется, что брат выручит его из беды.
- Сколько тебе нужно? - спросил Пинегин.
Володя был в некотором затруднении: сколько спросить? Во-первых, он не знал, есть ли у брата теперь деньги и даст ли он сейчас, или только пообещает. В его голове мелькала цифра пятьсот и несколько пугала своей величиной. "Пожалуй, не даст!" - подумал он, жалея теперь, что прежде относился к брату недружелюбно, и ответил тем неуверенным, робким и несколько униженным голосом, каким обыкновенно люди просят денег:
- Нужно мне, если тебя не затруднит только, рублей триста… Очень нужно! - прибавил Володя, глядя на брата несколько жалобным и растерянным взглядом.
- Об этих пустяках и говорить не стоит. Это я могу сейчас же дать.
Пинегин достал из кармана бумажник и раскрыл его, и Володя тотчас же мысленно пожалел, что "свалял дурака" и спросил так мало. Не без тайной зависти увидал он, что бумажник был туго набит сторублевыми бумажками, только что привезенными самим господином Дюфуром, в знак особого почтения к своему клиенту.
- Вот, возьми пока пятьсот, - проговорил Пинегин, подавая брату пять радужных бумажек, - а потом я еще дам.
Просиявший Володя был решительно тронут великодушием брата. Он крепко пожал ему руку и благодарил его.
И эта благодарность, и несколько умиленное лицо брата приятно щекотали нервы Пинегина.
- Не за что благодарить, Володя… Пустяки… Передай вот и Пете и Женечке от меня по сто рублей… После я больше дам, а пока у меня денег немного… Занял… Понимаешь: расходы большие…
- Еще бы… Вполне понимаю…
- А мамаше скажи, что она может быть спокойна: и приданое Женечке будет, и сама она ни в чем не будет нуждаться… Раиса просила меня об этом… На днях я буду у вас и сам подробно все расскажу мамаше…
Обрадованный Володя спустился вприпрыжку по лестнице, напевая опереточный мотив. Он, не торгуясь, сел на извозчика и первым делом поехал на Большую Морскую к модному ювелиру и купил у него бирюзовое кольцо с маленькими брильянтами себе на мизинец. Это было, по его мнению, шикарно. После того он заехал в фруктовую лавку, выбрал корзинку лучших и дорогих фруктов и велел послать своей кузине - вертлявой брюнетке, Манечке. Тут же на Большой Морской он встретил товарища и позвал его завтракать к Кюба. Завтрак был тонкий, и выпито было порядочно. Кутили они весь день и всю ночь, ужинали в загородном ресторане, слушали цыганок, и Володя не жалел денег. Только к двенадцати часам следующего дня он явился домой с измятым лицом, красными глазами и с значительно опустошенным бумажником.
Олимпиада Васильевна пришла в ужас при виде своего любимца.
- Господи!.. Опять?. Полюбуйся, на кого ты похож! - воскликнула она.
- Не сердитесь, мамаша, - говорил, улыбаясь, Володя, целуя матери руку. - Не на свои кутил, а на Сашины… Добрый Саша… Вот не ожидал, что он настоящий брат…
И он рассказал, как Саша подарил ему пятьсот рублей, "пока только, мамаша", и как велел передать ей, что она не будет ни в чем нуждаться…
- А вот и вам по "Катеньке", тоже пока, - говорил со смехом Володя, передавая деньги брату и сестре. - И приданое обещал тебе, Женечка… У него бумажник полный… Говорит, занял… расходы… А как женится, все закутим на Сашины деньги.
Это сообщение привело Олимпиаду Васильевну в отличное расположение духа. Добрый Саша. Он не забыл мать. И она заставила Володю, еще не совсем отрезвившегося, несколько раз повторить Сашины слова.
- Он не говорил, сколько именно даст мне?
- Не говорил, но сказал: пусть мамаша не беспокоится… Она ни в чем не будет нуждаться… Будьте покойны, мамаша… Саша - добрый сын… отличный сын… По всему видно…
XI
Благодаря полковнику весть о подарке и об обещаниях Саши разнеслась по всем кланам, и везде хвалили Сашу. "Он поступает благородно и по-родственному, - говорили родные, надеясь, что никому из своих он не откажет помочь. - Еще бы. Такие миллионы! Кому уж и помочь, как не своим?"
Вскоре после этого известия тетя-уксус говорила после обеда своему мужу:
- Ты сходи к Саше и попроси у него… Ты - родной дядя.
Дядя Сергей мрачно вздохнул.
- Так-таки прямо и проси…
- Ох, откажет, - уныло протянул дядя Сергей.
- Не смеет отказать. Такие деньги сграбастал и - отказать! Не чужой ты ему. Сходи, Сергей Васильич.
- Сходить-то отчего не сходить, только вряд ли…
- Требуй, объясни, что мы - бедные люди. Не бесчувственный же он в самом деле!.. Антонина, твоя выжига сестрица, уж, верно, у него просила взаймы без отдачи. Ты-то чего зевать будешь?.
- Не лучше ли попросить брата Николая поговорить с Сашей, а? За глаза как-то деликатней и можно круглее сумму спросить. Что ты на это скажешь, Феоза?
- Что ж, настрой полковника…
- А сколько, ты думаешь, спросить?. Тысчонки две, три?
Феоза Андреевна презрительно поджала губы и с укором покачала головой.
- Ну пять, что ли?
- Как вы глупы, Сергей Васильич, и как мало думаете о будущем, - вспылила Феоза Андреевна. - По крайней мере десять! Надо быть подлецом, чтобы не дать нам десяти тысяч при его миллионах! - мрачно прибавила тетя-уксус.
Супруги стали мечтать об этих десяти тысячах. Если они их получат, то можно отдать их под вторую закладную дома и иметь двенадцать процентов. Это тысяча двести рублей лишнего дохода к двум тысячам жалованья.
- Тогда можно и дачку получше нанять, и обстановку подновить, а то просто срам, какая у нас обивка в гостиной.
- Д-д-да, хорошо бы, - согласился дядя Сергей и прибавил: - Бывает же людям счастие!.
- Да еще каким… Твой-то племянник, если говорить правду, дрянь-то порядочная. Недаром в Архангельскую губернию туряли… Даром не турнут…
- А ты как думаешь, Феоза, он даст?
- Не смеет не дать! - с каким-то закипающим озлоблением прошипела тетя-уксус. - Женится на уроде с миллионами да не дать честным, порядочным близким людям десяти тысяч?!.. Можно, наконец, и припугнуть голубчика, если он окажется подлецом.
Дядя Сергей удивительно посмотрел на жену.
- Не понимаешь?. Все вам объясни и в рот положи?. А вот как припугнуть: дать понять, что можно и свадьбу расстроить…
- Это как же?
- А так же… Написать анонимное письмо Раисе этой, что жених-то ее обманывает, на деньгах женится… Разве это не правда?.
- Положим, и правда, только ты, Феоза, того… далеко хватила… И не поверит она анонимным письмам: говорят, влюблена, как кошка… А если Саша догадается, кто сочинял, тогда и копейки от него не получишь… Нет, уж ты чересчур проницательна, Феоза… Завралась, матушка!
Подобный же разговор шел и у Бобочки с Катенькой. Начал его чистенький, румяный и миловидный Бобочка, находившийся в весьма меланхолическом расположения духа за десять дней перед двадцатым числом.
- Верно, Саша и тебя не забудет, Катенька? Уж если он Володе дал пятьсот рублей на рестораны, так тебе не грех помочь… Как ты думаешь? Оно было бы недурно иметь кое-что про черный день… Очень бы недурно.
- Предложит, не откажусь, но сама просить ни за что не стану, - решительно заявила Катенька и вся даже покраснела.
- Боже сохрани, просить, унижаться, - поспешил, по обыкновению, вильнуть Бобочка. - Можно бы, знаешь ли, Катенька, как-нибудь в разговоре, при случае, намекнуть о нашем положении. Что стоит помочь сестре при его богатстве…
- Но ведь богатство не его.
- Не все ли равно жены или мужа? Да и он будет полным распорядителем, и, конечно, Раиса Николаевна не пожалеет для сестры любимого человека. Было бы очень странно, если бы он ничего тебе не дал. И вдобавок он, кажется, к тебе более всех был всегда расположен?
- А мы-то все как к нему относились?. И ты сам как его всегда бранил?
- Я не бранил, душа моя, а находил, что он делал большие глупости, не умея нигде пристроиться…