Раиса сидела, прижавшись в углу кареты, с закрытыми глазами, тоже безмолвная, но безмолвная от полноты счастия, влюбленная и уверенная во взаимности, тронутая ласками родных любимого человека. Добрый! Верно, он хвалил ее им всем!
И она мечтала о близком счастье быть женой и другом этого чудного, благородного Саши, делиться с ним мыслями, жить для добра, для ближних…
- О чем ты задумалась, Раиса? - нежно окликнул ее Пинегин, всматриваясь в ее лицо и пожимая ее руку.
Молодая девушка встрепенулась, точно пробужденная от грез.
- Я думала, как я бесконечно счастлива, - промолвила она взволнованным, бесконечно нежным голосом, крепко сжимая руку Пинегина… - И какие твои родные все добрые… И как жизнь хороша!
При этих словах Пинегина охватило чувство смущения и жалости, той мучительной жалости, какая бывает иногда у палача к своей жертве. Охваченный этим чувством, он привлек к себе молодую девушку и стал целовать ее лицо. Вся трепещущая, прижимаясь к Пинегину, Раиса отвечала горячими, страстными поцелуями.
- Милый!.
И, порывисто охватив его голову, она крепко прижала ее к своей груди.
- Милый… желанный… Если б ты только знал, как я тебя люблю! - шептала она страстным шепотом, и слезы катились из ее глаз.
Хорошо, что молодая девушка не видала в эту минуту лица Пинегина, а то сердце ее забило бы тревогу, - до того физиономия его мало походила на счастливое лицо жениха. Он, правда, добросовестно осыпал поцелуями невесту, но эти поцелуи не возбуждали в нем страсти, не зажигали огня в крови. Он даже морщился, целуя некрасивую девушку, и, найдя, что поцелуев довольно, скоро выпустил ее из своих объятий.
- Так тебе понравились мои родственники? - спросил он минуту спустя, отодвигаясь от Раисы.
- Понравились… Они, верно, добрые.
- Всякие есть между ними, - неопределенно заметил Пинегин.
- Твоя мать - прелесть, сестры - милые, - восторженно говорила Раиса.
- А братья?
- И братья славные.
- У тебя, кажется, все люди - славные, - смеясь сказал Пинегин.
- А разве твои братья не хорошие? - испуганно спросила молодая девушка.
- Самые обыкновенные экземпляры человеческого рода, да я не про них. Я - вообще. Ты обо всех людях судишь по себе. Золотое у тебя сердце, Раиса! - горячо прибавил Пинегин и подумал: "И совсем ты проста!"
- Какое же тогда оно у тебя? - переспросила Раиса.
- Далеко не такое хорошее, - усмехнулся Пинегин.
- Не клевещи на себя, Саша! - горячо воскликнула девушка. - Разве я не вижу, какой ты мягкий и добрый?. Разве я не читала твоих произведений? Разве я не понимаю твоей правдивости? А вся твоя прошлая жизнь? Твое страдание за правду?
И про это "страдание за правду", в действительности мало похожее на серьезное страдание, рассказывал девушке Пинегин, представляя злоключения свои в значительно преувеличенном виде, чтобы показаться в глазах Раисы страдальцем. И молодая девушка, совсем мало знавшая людей, конечно всему верила.
Надо сказать правду: Пинегин не испытывал приятных чувств от этих восторженных похвал невесты. В самом деле, не особенно весело слушать дифирамбы человека, которого вы собираетесь зарезать. К тому же теперь, когда эта девушка была совсем в его власти, следовало несколько отрезвить ее и от восторгов к нему и от многих странных идей.
Не для того же женится он, чтобы в самом деле раздать богатство и жить в шалаше с немилой женой. А она как будто на что-то подобное надеялась.
- Ты, Раиса, заблуждаешься насчет меня, - начал серьезно Пинегин.
Вместо ответа молодая девушка весело усмехнулась.
- Право, заблуждаешься, и это меня тревожит.
- Тревожит? - с испугом спросила она.
- Да, ты по своей доброте считаешь меня гораздо лучшим, чем я есть.
- Положим даже, что это так. В чем же тут тревога?
- За твое разочарование. Ты убедишься, что я не такое совершенство, каким создали твое воображение и твоя любовь, и…
- Что? - перебила Раиса.
- И разлюбишь меня.
- Я? Тебя разлюбить! Никогда! - воскликнула горячо Раиса. - И ты не совсем знаешь меня: я из тех натур, которые любят раз в жизни, но уж зато навсегда! - прибавила она с какой-то торжественной серьезностью… - Но к чему ты все это говоришь! Разве я не знаю, какой ты хороший? Разве ты способен когда-нибудь обмануть?
Пришлось замолчать. Для нее, влюбленной, этот красивый, кудрявый Пинегин был лучшим человеком в подлунной…
Разговор перешел на другие предметы. Они говорили о будущей жизни, о планах, о том, как они поедут после свадьбы за границу и устроятся потом в Петербурге. Рассказывая о будущих планах, Пинегин, между прочим, заметил, что "богатство обязывает…"
- И стесняет, не правда ли?
- Если не уметь им пользоваться… Раздать все не трудно, но что в том толку? Всякие миллионы - капля в море и серьезно всем не помогут. Надо, следовательно, помочь хоть немногим, но зато существенно…
Пинегин развивал в этом направлении свои взгляды и говорил на этот раз не только красноречиво, но и искренно, и когда кончил, то спросил:
- Разве ты со мной не согласна, Раиса?
Напрасный вопрос! Она на все была согласна и ответила:
- Ты лучше меня знаешь, как надо поступить. К чему ты спрашиваешь?
Пинегин облегченно вздохнул.
- А твоя мать и сестры были за границей? - спросила Раиса.
- Нет.
- Так ты их, Саша, отправь. И вообще… я надеюсь, ты не будешь стесняться… Все, что у меня есть, твое. Не правда ли?. И ты поможешь своим и кому только захочешь… Помнишь, ты говорил, сколько бедной молодежи… У нас ведь денег много, слишком даже много… Не жалей их… Теперь же возьми сколько нужно… Я тебе дам чековую книжку… Прошу тебя…
- Экая ты добрая, Раиса… Спасибо тебе… В самом деле, матери надо отдохнуть…
- Смешной ты, Саша, - благодаришь. Ведь это обидно. Разве может быть иначе? И, знаешь, я все собиралась тебя просить и боялась… Эти денежные дела всегда неприятны.
- О чем просить?
- Чтобы ты поскорей взял на себя управление делами. И тетя об этом говорила. Добрая старушка всем заведует и всего боится. А ты - мужчина. Она говорит, что надо тебе доверенность. Так уж ты сделай все это и распоряжайся всем как знаешь…
- После, после, еще успеем! - отвечал Пинегин, невольно чувствуя смущение.
Карета остановилась у подъезда. Пинегин вышел проводить невесту.
- Зайдешь? - спросила Раиса.
- Прости, голова болит… Этот обед…
- Ну так выспись хорошенько, Саша.
Они поднялись во второй этаж.
- До завтра? - спросила Раиса, останавливаясь у дверей и протягивая Пинегину руку.
- До завтра.
- Любишь меня, дурнушку? - шепнула Раиса.
- А ты сомневаешься?
- Нет, нет, - радостно проговорила девушка. - Разве ты мог бы обманывать? Господь с тобой!
Пинегин крепко поцеловал невесту и спустился вниз. Швейцар подобострастно распахнул двери и крикнул:
- Подавай!
Пинегин вскочил в карету и велел отвезти его домой.
- Шишгола… а поди ты теперь! - проговорил старик швейцар, захлопнув дверцы, и направился в швейцарскую.