Барышня продолжала быстро идти впереди него, и он заботливо предупредил:
- Барышня, не оступитесь, поглядывайте под ноги.
Она немного замедлила шаг и сказала:
- Я вам, Сергей, хороших книжек для чтения привезла.
Глаза Сергея заблестели так остро, как будто хотели проникнуть чрез густую шапку темно-русых волос барышни, чтобы ласково заглянуть ей сейчас прямо в лицо, и голос прозвучал мягкими сердечными нотами:
- Вот на этом, барышня, больно спасибо. Это дороже всего.
А сверху от скамейки, другой уже более ласковый и нежный голос, хотя и тоном упрёка, звал её:
- Наташа, что же ты это?.. Здравствуй!
- Мама!.. Прости! Милая, хорошая мама, прости!
Девушка в два, в три прыжка была наверху и обнимала и целовала мать. И мать, распахнув наскоро накинутую на плечи шубку, широко обнимала и крепко целовала свою давно жданную девочку и с счастливым выражением в глазах всматривалась в её лицо, раскрасневшееся и от морозу, и от движения, и от смущения.
- Хороша, нечего сказать! - ласково говорила мать после того, как они, расцеловавшись, пошли к дому. - Все такая же, ничуть не лучше.
- Мамулинька, прости!
- Что захочешь по-своему - ни о ком не подумаешь.
- Эгоистка, мамочка, эгоистка!
Наташа, запустив руку к матери под шубу и обняв её за талию, прижимаясь, говорила тихо-шутливо, как секрет:
- Нет, нет, мамочка, я все время думала! Думала: вот сейчас приду тихонько в переднюю и спрошу таким хорошим-хорошим голоском: "Дома Александра Петровна Гурьева?" И мамочка услышит и в щёлочку посмотрит: кто такая? Вот видишь, и неправда, что я не думала. А тут смотрю - гора… Ну разве я виновата, что вы увидали меня раньше!
- Лина!.. Тётя!.. - громко приветствовала теперь Наташа шедших ей навстречу от крыльца двух худощавых довольно высокого роста женщин, - молодая в одном платье, на старшей накинут на голову и плечи большой байковый платок: видно было, что, при желании поскорее встретить гостью, о выходе на мороз не задумались. Наташа, оставив мать, так же радостно и бойко целовалась и здоровалась теперь с сестрой и тёткой.
- Что же ты не телеграфировала, что приедешь сегодня? - говорила ей серьёзным, деловым тоном Лина. - По твоему письму мы хотели выслать лошадей на станцию завтра.
- А я все дела успела кончить вчера - зачем же мне было ещё торчать в Петербурге. Знала, что возницу на станции найду. Вот уж он и въехал, - сказала она, увидав стоявших на дворе лошадей.
Вещи из саней были вынесены, мужик стоял в ожидании расчёта. Наташа крикнула ему: "Идите на кухню".
- Ну, что, тётя, как ваши куриньки поживают? Плодятся и множатся? - ласково, с немного насмешливой улыбкой, обратилась она теперь к тётке.
Тётка покачала немного головой, как бы с ласковым упрёком за давно знакомую ей насмешку любимой племянницы, и шутливым же тоном ответила:
- Плодятся и множатся. Как будто это тебя так интересует?
- Да, тётя. Я вам сейчас, придём, забавный анекдот расскажу… А может быть, это и рецепт - сельскохозяйственный… Ой, да я озябла!
Она прибавила шагу, идя впереди сестры и тётки к крыльцу. А сзади шла Александра Петровна и любовно смотрела на стройную фигуру дочери, казавшейся такой изящной в её сером беличьем наряде, такой грациозной с своими лёгкими, как у белочки, движениями.
А ещё поодаль, замыкая шествие и уже направляясь к своей дворницкой, Сергей любовно же посмотрел вслед барышне, как-то незаметно для самого себя вздохнул и подумал: "Как царевна в сказке!.."
На пороге гостиной Наташу встречала бабушка. Опираясь на костыль, она, нетерпеливая, выползла, из своей комнаты и пробиралась в переднюю, чтоб хоть чрез стеклянную дверь взглянуть на двор: куда же они все запропастились?
- Сто зе, Валюска, идут? - спрашивала она горничную, уже караулившую в передней у парадной.
- Идут, Ирина Николаевна.
И Варя широко распахнула дверь навстречу морозу. Мороз лёгким облачком ворвался в тепло-натопленную комнату, поклонился отворившей ему девице до земли, да сразу же и облапил её, охальник, косматыми лапами за ноги, аж девку в дрожь бросило. Варя как-то безотчётно отскочила от дверей. А мороз уж и к другой прильнул: вся охваченная морозным облаком вошла, как с неба спустилась, Наташа.
И бабушка, увидав дорогую, стремясь обнять её, подняла обе руки, и свободную и с костылём, и, не в силах тронуться с места, только восклицала, точно всхлипывала:
- Натка!.. Натка!..
Наташа замахала на неё обеими руками:
- Уходите, уходите, скорей, бабушка: простудитесь, я с морозу!
Бабушка, как виноватая, опустила руки, мгновенно повернулась и, идя к дивану в гостиной, лепетала сама с собой:
- Усля, дусецька! Усля усь, ус-ля!.. Усля!..
Она грузно опустилась на диван и уставилась восхищённым и в то же время немного грустным взглядом на двери в переднюю.
Чрез две-три минуты Наташа, раздевшись, расцеловавшись и с Варей, оттерев озябшие руки и щеки, и ещё раз обняв не спускавшую с неё глаз мать, вошла в гостиную. Улыбаясь, вся сияя радостью, молодостью, здоровьем, направилась прямо к бабушке. Старуха, отставив теперь свой костыль к дивану и уже не поднимаясь с места, простирала к внучке руки и, вся дрожа от волнения, причитала своим детским лепетанием:
- Поди, поди ко мне, детка моя! Поди, полядуй меня, сталюху!
- Здравствуйте, бабусенька, здравствуйте моя хорошая! - говорила Наташа, целуя бабушку, потом опускаясь перед ней на колени, целуя её руки в снова обнимая и целуя склонившееся к ней морщинистое, но дорогое ей лицо. - Ну, как вы тут, бабушка? Хорошо ведёте себя? Не хвораете? Молодцом?
- Холёсё, холёсё! Молодцом! - смеясь, отвечает старуха, обнажая из-под старческих иссохших губ два ряда великолепных белых зубов.
Наташа дерзко-нежно постукивает по щеке и, лукаво подмигивая, спрашивает:
- Зубки не болят?
Бабушка улыбается ещё шире и целует внучку и ласково-ласково лепечет:
- Не болят, сялунья ты моя холёсая. Не болят. Отлицьные зюбы - не далём пятьдесят цельковых заплятиля.
Из дверей в столовую выглянула Лина:
- Ната, хочешь, дать тебе сейчас чаю, согреться, или прямо - через пять минут будем обедать?
- А чай есть, готовый?
- Кипяток на плите. Чрез минуту.
Бабушка вмешалась:
- Давай, Полинька, сколее цяю, цяю - детке соглеться надо. Надо. А потом и обедать сколее.
Наташа тоже подтвердила это сестре ласковым утвердительным взглядом и послала ей воздушный, одними губами, поцелуй.
- Замёлзля, а? Долёгой-то?.. Да ты как плиехаля-то?.. - допрашивала теперь бабушка Наташу. - Лёсядей-то не посылали…
- Мне так хотелось вас поскорее видеть, бабушка, что я пешком пришла, - серьёзным тоном сказала Наташа. А в глазах светится задорный огонёк насмешки.
Бабушка, во всем доверчивая, приняла было сначала её слова, как всегда, за чистую монету. Но догадалась и, уже и сама затаив ласковую насмешку, как играют с детьми, выразила своим певучим тоном скорее удивление, чем сомнение:
- Н-но!.. Натка, ты влёс?
- Правда, бабушка. Что, вы! Четыре-то версты. Да разве мы сто раз не хаживали пешком в город. Вам не дойти, а у нас ноги молодые.
Бабушка готова была и верить и не верить. И только покачивая головой, ласково смеясь, говорила:
- Влёс, Натка, влёс! По глазам визу, сто влёс. Озольница известная.
И она обнимала и целовала все ещё стоявшую перед ней на коленях Наташу, и слезы радости застилали глаза старухи: она сняла очки, положила их на стол, достала из кармана платок и, торопливо вытерев глаза, вытерла и очки, опять надела их и снова ласково-ласково смотрела на внучку. А Наташа тоже полным любви взглядом смотрела на бабушку и с милой усмешкой, точно с укоризной, покачивала головой и думала: "Как по писаному!" И, вдруг вскочив, она бурно обняла старуху и, засыпав её поцелуями, говорила:
- Ах, вы, бабуня моя хорошая! Милая, хорошая!
Тётя Анна Петровна вошла со словами:
- Наташа, мама зовёт тебя наверх посмотреть, все ли вещи внесли в твою комнату. Извозчика я уже рассчитала, он сейчас уезжает.
- Иду, иду! Бабусенька, до свидания пока. Бегу умыться.
А на дороге - Лина с чаем. Наташа взяла у неё из рук чашку и, поцеловав сестру в лоб, пошла, прихлёбывая горячий чай и причмокивая, к лестнице в мезонин.
II
За обедом.
Александра Петровна, в чёрном, строгом, точно монашеском платье, сидит на хозяйском месте, на конце стола; по правую руку от неё Наташа, за ней Лина, по левую - бабушка и Анна Петровна. Ни Анна Петровна, ни Лина не сняли и к обеду своих красивых ситцевых передников с нагрудниками, как привыкли ходить дома, за работой, в течение всего дня.
- Господи, какой суп! Какой суп! - восклицает Наташа и с аппетитом, и точно торопясь, глотает ложку за ложкой янтарный картофельный суп. - В целом мире нет такого супа как на мызе Гурьевых "Девичье поле"!
Бабушка, заслушавшись, чуть не проносит ложку мимо рта и, вся радостная, глядит на внучку:
- Н-но?.. Плявда, Натка?
Наташа, отправляя в рот хороший кусок мягкого, свежего ржаного хлеба, отвечает тоном глубокого убеждения:
- Самая что ни на есть святая правда, бабушка.
Любовно смотрит на Наташу мать и, берясь за разливательную ложку, спрашивает:
- Ещё?
С полным ртом, Наташа отвечает ей только кивком головы и благодарным, улыбающимся взглядом - и подставляет тарелку. И, глотнув опять несколько ложек горячего супа, она в восторге потряхивает головой и весело, одобрительно ухает:
- У-у-ух!.. Ощущаю радость бытия!