О чём говорят в Коломне?
О дороговизне дров? О ценах на капусту? Где лучше покупать коленкор?
- Нет!
Réunion у вдовы титулярного советника Акакиевой.
Среди присутствующих. Назовём au hasard:
Матушка дьяконица. Жена клубного буфетчика (зелёное платье с чёрными кружевами). Вдова надворного советника Перепетуя Егоровна Заковыкина (очень хорошенький туалет: платье с турнюром, в биэ, плиссе и складках) etc.
В углу столик с пастилой, монпансье, карамелью и сухарями.
- Мерси! - сказал младший бухгалтер из склада свечей, принимая чашку чая.
- Па де куа! - любезно отозвалась хозяйка дома.
- Пур вотр бонте!
Вдова титулярного советника бросила на него благодарный взгляд; он украшает её гостиную!
Дьяконица поправила лиловую шаль и сказала:
- А княгиня Андалузова вчера была на двух вечерах в один вечер: у Надбольских и баронов Пшт!
- Эскэ сэ жюст? - удивился младший бухгалтер.
- Это знают все, кто следит за светской хроникой! - пожала плечами жена клубного буфетчика. - Я читала об этом в газетах!
- Да, но я не узнаю за последнее время княгини Андалузовой! - продолжала дьяконица. - Где её вкус? Она была в светлом туалете, отделанном брюссельскими кружевами.
- Брюссельские кружева нынче не в моде! - заметила вдова надворного советника, поправляя турнюр.
- То же говорю и я! - взволнованно воскликнула дьяконица.
А местная просвирня добавила со своей стороны:
- Знать, князь не очень-то раскошеливается!
- Он всегда был скуп! Всегда! - почти с ужасом воскликнула хозяйка.
На что матушка дьяконица заметила с тонкой улыбкой:
- Ну, а чего же смотрит граф?
И все опустили глаза, улыбаясь тонко и ядовито, а хозяйка дома поспешила даже заметить:
- Господа, переменим разговор!
Общество было шокировано поведением большого света.
- Граф? Который это граф? - спросил молодой столоначальник.
- Когда в нашем обществе говорят о графе, это значит: граф Атлантеев! - строго и наставительно пояснила дьяконица.
И молодой столоначальник наклоняет голову с глубоким почтением, как вновь посвящённый, которому открывают тайны ордена.
- У Вандомских вчера опять танцевали под рояль! - говорит дьяконица, чтоб переменить разговор. - Много молодёжи! Танцевали pas de quatre, и с оживлением.
- И при этом чуть не случился пожар! - огорчённо добавляет жена клубного буфетчика.
- Сапристи! - не может удержаться от изумлённого восклицания маленький бухгалтер.
И всё общество наставительно решает:
- Мы всегда говорили, что раз pas de quatre не доведёт до добра!
- Но странно, что об этом нет в газетах! - изумляется вдова надворного советника. - Уж за чем, за чем, а за светской жизнью я всегда слежу!
- Чтоб следить за светской жизнью, недостаточно одних газет! - величественно роняет жена клубного буфетчика. - В свете бывают происшествия не для газет! Чтоб всё знать, нужны связи.
- Но, ради Бога, расскажите, как же это могло случиться? - спешит хозяйка прервать резкий оборот, который принимает causerie.
- Мужу рассказывал об этом их дворецкий! - говорит жена клубного буфетчика, и всё общество почтительно произносит:
- А-а-а!
- Одна из свечей упала на платье графини Ямпольской и…
Жена клубного буфетчика рассказывает подробно, как была испугана "сама m-me Вандомская", как кинулся спасать графиню молодой князь Уховёртов.
Все подробности, как будто горящая свеча упала на неё!
- Лакею отказали от места! - заканчивает она повествование.
Рассказ производит сильное впечатление.
- Ах, я просто дрожу за бедную графиню! - близка к обмороку хозяйка дома.
- Ничего! - успокаивает всех рассказчица. - Графиня не получила обжогов!
И общество успокаивается.
- Да, - замечает по этому поводу дьяконица, - хорошо, что это так кончилось! А то было бы неприятно для молодой графини перед свадьбой.
Известие, которое производит впечатление взрыва бомбы среди комнаты.
- Как свадьбы? Чьей? Как же мы об этом ничего не знали?
- Графиня выходит замуж за князя Реставранского! - торжественно говорит дьяконица, кидая уничтожающий взгляд на жену клубного буфетчика. - Я знаю это из первых рук. От племянника моего мужа: он дьячком в церкви конюшенного ведомства! Предстоит оглашение!
- Кто бы мог этого ожидать!
- Какой сюрприз для всех нас!
- А мы прочили её за барона Икс!
- Parbleu! - восклицает маленький бухгалтер.
И они говорят, говорят, говорят об этом мире, более далёком от них, чем солнце от земли.
И они тянутся к этому далёкому солнцу, которое их даже не греет, как тянутся к солнцу бедные, жёлтые, чахлые маленькие былинки, выросшие в цветочном горшке на окне "домика в Коломне".
И они живут, эти бедные духом люди, обрывками того, что дойдёт до них из ваших салонов, точно так же, как бедняки украшают себя купленными на старом рынке тряпками, которые были когда-то нарядными платьями первых щеголих.
Когда вас упрекают в пустоте вашей жизни разные моралисты, не верьте им, сударыня, - вы наполняете своей пустотой жизнь этих бедных людей. Право, вы делаете добра больше, чем знаете.
В ту минуту, когда вы подаёте, сударыня, маленькую чашечку чая молодому дипломату, аромат этого чая доносится до Коломны и щекочет ноздри просвирни.
Не курьёзно ли создан свет?
Свечка, упавшая на ваше платье, заставляет испуганно вскрикивать коломенскую мещанку.
И большой свет необходим, чтоб было о чём говорить маленькому.
Убийство
Это было в тропиках, где и без того кровь вспыхивает как спирт. А тут ещё эта парочка.
Более невероятной пары нельзя себе даже и вообразить.
Он, от которого веет могилой. И она, с наружностью вакханки, полная жизни, страсти, греха.
Они были всегда вместе, всегда неразлучны. Это было какое-то безумье любви.
Поздно вечером, когда небо казалось убранным кружевом из крупных брильянтов и словно от страсти вспыхивала и загоралась голубыми огнями вода, их можно было видеть на "променад-деке", в отдалённом углу, как двух влюблённых.
Они лежали рядом в лонгшезах, - он, закрытый пледом, из-под которого выдавались острые очертанья его тела, словно покрытый труп. И она, прильнувшая к нему, нашёптывающая ему что-то, на что он отвечал мучительным кашлем чахоточного, в последнем градусе болезни.
По утрам он являлся в "смокинг-рум", разбитый, с землистым цветом лица, с провалившимися глазами. С видом в конец измученного человека падал в кресло и смотрел измученным взглядом, полным страданья.
А через пять минут являлся "бой":
- Леди просит вас в "сосиалль-холл".
Или на спардек.
Он таял на наших глазах, таял как свечка, которую поставили около жарко растопленного камина.
- Вряд ли мы довезём его до Гонолулу, - говорил наш пароходный доктор: - это невозможно!
И улыбался, говоря эти грустные слова.
- Это невозможно!
Как-то раз - это было в чудное тропическое утро, тёплое, мягкое и нежное - я подметил странный взгляд, брошенный им на красавицу-жену.
Мы сидели вместе на променад-деке, когда появилась она, светлая, как утро, прекрасная, как весна, ещё более очаровательная в своём утреннем туалете.
- А, вот вы где? Спрятались здесь? А я ищу вас по всему пароходу, посылала в смокинг-рум…
И она подходила к нему, улыбаясь, с нежным взглядом.
А он смотрел на неё с ненавистью, с ужасом, словно к нему приближалось чудовище.
Мы вместе оставались две недели на Сандвичевых островах, и, право, среди этой опьяняющей обстановки знойных дней, душных ночей, воздух, напоённый запахом пальм и цветов, среди пенья птиц и звона гитар по вечерам, - нельзя было не завидовать этому полутрупу, в который почему-то так безумно была влюблена такая женщина.
Однажды я поймал их вместе на морских купаньях, в беседке из роз, - её, только что вышедшую из воды, в купальном костюме, прилипшем к её телу, как трико, - и его, даже здесь кутавшегося в драповое пальто.
- Вы убиваете меня! - говорил он, и в голосе его слышалось столько страданья.
А она села к нему на колена и что-то зашептала, от чего вспыхнули её щёки, - обняв его своею полною, влажною от морской воды рукой, близко наклонившись к его уху.
Жизнь и смерть… Другого имени не было этому контрасту.
Мы шли на одном пароходе и от Гонолулу до Сан-Франциско.
- Там мы проведём весну! - сказала она мне как-то за обедом. - Мой муж не совсем здоров, у него бронхит. И доктор ему велел жить среди вечной весны. Вот мы и ездим в погоне за весной!
И она рассмеялась, бросая на мужа взгляд, полный любви.
Он посмотрел на неё с таким ужасом, с таким страданьем.
- Да, да! Не спорь, ты должен жить среди вечной весны. Так сказал доктор… Вообразите, мой муж не любит весны. Не забавно?
И она снова расхохоталась, но на этот раз в её смехе мне послышалось что-то злое, насмешливое.
Однажды мы встретились с ним на спардеке. Мы были вдвоём. Он оглянулся кругом, торопливо вынул из кармана свёрток каких-то бумаг и дрожащею рукой подал его мне.