- Отчего вы в монастырь не идете? - повернулся к ней Корнев и, увидя вспыхнувшее лицо Наташи, быстро проговорил уже серьезно: - В монастырь… в оперу… всех нас, наверное, куда-нибудь тянет, но все идут одной дорогой: наше время ремесленное, да и дело наше маленькое, и мы маленькие - нечего и соваться с суконным рылом в калашный ряд.
- При чем тут это, - возмутилась Зина, - если у вас есть талант.
- Талант положительно есть, - поддержала ее Аглаида Васильевна, - но, конечно, сперва надо сделать свое прямое дело…
- Э-э! - перебила Зина, - так и пойдет шаг за шагом…
- Я согласна с Зиной, - сказала Наташа.
- И я согласна, - присоединилась Маня.
Тринадцатилетняя Маня произнесла это серьезно, как взрослая. Зине резнуло ухо, и она заметила:
- Ты еще, Маня, слишком мала, чтобы высказывать свое мнение о таких вещах.
- Отчего мне не высказывать? - Маня сделала спокойно-пренебрежительное движение плечами. Она смотрела, наклонив голову, своими круглыми какой-то красивой птицы глазами, и на ее тоненьком и бледном лице играло что-то вызывающее и дразнящее.
- Оттого, что тебе тринадцать лет.
- Мне будет и больше, - ответила Маня и, властно тряхнув головой, рассмеялась.
Ее смех выходил каким-то звуком "кар", легким, гортанным, мягким и веселым.
- Вы заметили, - обратился Корнев к Аглаиде Васильевне, - как смеется Марья Николаевна? и приятно, и вместе с тем неприятно: этот несимпатичный гортанный звук напоминает какую-то птицу… Какую птицу?
- Ворону, - ответила Аглаида Васильевна.
- Совершенно верно…
- Ха-ха-ха! Маня, благодари!
- "Кар!"
- Но так же, как вот иногда урод напоминает красавицу… Я вот так похож на свою мать.
- Ну, нечего скромничать.
- Да я вовсе не скромничаю. Но если бы я не сознавал, кто я и что я, то заслуживал бы презрения… - с комичным достоинством произнес Корнев и затем сильно и выразительно запел:
Гей, выводите та и выводите
Та на ту высоку могылу,
А с тыи могылы
Видна вся Вкраина…
- Нет, положительно я никогда себя так не чувствовал, как у вас.
- Это высшая любезность хозяйкам, - улыбнулась Аглаида Васильевна.
- Это не любезность, это правда, - резко перебил Корнев.
- Тем приятнее… Но где пропадает Тёма?
- Я его видела в саду, а потом не знаю, куда он ушел, - ответила Маня.
- Он ушел к батюшке, - сказал, входя и конфузливо садясь, Сережа.
- Ах, кстати, покажите мне капеллу вашего прапрадедушки.
- Только пра, - сказала Зина.
Все пошли в капеллу.
В низкой длинной комнате возвышался у противоположной стены помост, стоял тяжелый четырехугольный стол, вместо образов - распятия, - и русские и католические, и в центре других большое, темное, с очень большим выпуклым изображением черепа. В разноцветные окна пробивался свет, бледно играя на всех предметах. На подставке лежала бархатная малиновая шапочка.
- Ничего особенного, - резюмировал свои впечатления Корнев, останавливаясь перед изображением мадонны. Это было изображение прекрасной женщины с золотистыми волосами и глазами почти круглыми, необыкновенно выразительными: что-то было доброе, ласковое, своеобразное в этих глазах, во всем лице и позе.
- Вот Марья Николаевна! - воскликнул Корнев.
- Правда, похожа? - спросила Зина.
- Поразительно.
- Это портрет прабабушки… Она умерла молодой… Прадедушка где-то в Италии заказал этот портрет.
- Замечательная работа!
- Говорят, замечательная.
- А вот и мы все, - обратила внимание Корнева Наташа на другую картину, где был изображен Христос, благословляющий детей. В числе детей были все дети Аглаиды Васильевны. Наташа, маленькая, стояла лицом к зрителю, вбок к Христу, и смотрела в упор своими большими черными глазами.
Корнев чрезвычайно долго всматривался.
- У вас всегда были большие черные глаза, - произнес он.
- Вы очень наблюдательны, - прошлась на его счет Зина.
Над картиной было кругом написано: "Если не будете как дети - не войдете в царство небесное".
- В каком смысле? - спросил Корнев Аглаиду Васильевну.
- В самом прямом.
- Отличительная черта детей, - проговорил Корнев, принимаясь за ногти и косясь на Аглаиду Васильевну, - их прямолинейная логика.
- Чистая, - вставила Аглаида Васильевна.
- Конечно.
К обеду пришел Карташев.
- Ну, что отец Даниил?
- Ничего.
- Вот от него всегда такие сведения, - заметила Зина.
- Ну, пойди сама, - огрызнулся Карташев.
- Конечно, пойду.
- Он сам придет после обеда, - сказал Карташев.
- Постарел? - спросила Аглаида Васильевна.
- Нет, все такой же.
- А я все-таки на вашем месте сделалась бы актером, - заговорила Маня, садясь против Корнева.
- Ну, вот ты так и сделай, - усмехнулась Зина, - кстати, у тебя голос, кажется, будет, - поступай в оперу.
- Если будет, то и поступлю.
- Только если первоклассный, - прибавила Аглаида Васильевна.
- Первоклассным у всех быть не может, - вмешался Корнев.
- В таком случае незачем и поступать.
- А я все-таки поступлю.
- Даже если мама против?
- А если мне хочется?
- Очень грустно в таком случае.
Корнев скорчил Мане гримасу. Маня заглянула ему в лицо, как бы ища ответа.
- Я бы подождала, пока все умрут.
- Ну, тогда делайте, что хотите, только на могилу ко мне не ходить…
- А я приду, - сказала Маня, лукаво и в то же время просительно глядя на мать, так что Аглаида Васильевна ласково усмехнулась.
- Дурочка ты…
- Гм! Гм! - заерзал Корнев.
Маня весело смотрела на него.
- Вот никогда не думала, чтобы вы были такой веселый, - сказала Зина.
- Мне теперь кажется, что я всегда такой.
- Вы всегда вот какой…
Зина исподлобья посмотрела, грызя ногти.
- Нет, это уж Наташа пусть представит, - сказала Аглаида Васильевна, - она замечательно вас копирует.
- Вот как… много чести!.. не знал… Пожалуйста…
- Я не умею.
- Ну… пожалуйста… умоляю… на коленях прошу.
Корнев закончил отчаянной рожей.
- Кар! - передразнил он Маню.
- У вас хороший "подражательный талант", - кивнула ему Наташа.
- Вы похожи, говорите, на вашу маму? - спросила Маня и, подняв головку, лукаво ждала ответа.
- И это в тринадцать лет! - воскликнул Корнев. - О, благодарю тебя, создатель, что к ее времени я уж буду стариком.
- К ее времени вы начнете только жить, - улыбнулась Аглаида Васильевна.
- А теперь, позвольте узнать, что мы делаем?
- А теперь вы только скользите по поверхности жизни.
- Как водяные пауки, - вставила Зина.
- Понимаю, - ответил Корнев и, повернувшись к Мане, сказал: - Во всяком случае, вы замечательно оригинальная… И что-то мне напоминаете… я никак не могу выразить… Вы видали картины Рубенса, Рембрандта… Я одинаково не видал ни одной картины ни того, ни другого, но это все равно… А вот это "кар" я уж окончательно не знаю, чему приписать.
- Вороне же, - напомнила Зина.
- Да ведь оказалось, что ворона так же похожа на Марью Николаевну, как я на мать… Так, если не ошибаюсь? Я скорее бы сравнил вот… есть такой инструмент… я его тоже никогда не видал… Я, кажется, начинаю совсем уж чушь нести…
Степан поднес Корневу блюдо с пирожным.
- Благодарю покорно… Дай бог вам и вашим деткам много лет здравствовать.
Корнев вскочил и раскланялся перед Степаном.
- И вам, сударь, дай бог… милостивую хозяйку, так чтоб, как наши барышни, красавица была, да деток кучу.
- Мой друг, это… это… благодарю… Позвольте мне с вами облобызаться?!
Корнев вытер салфеткою рот и торжественно расцеловался со Степаном.
Степан принял это за чистую монету и, довольный, удовлетворенный, понес блюдо дальше. Лицо Степана было так серьезно и торжественно, что было неловко и смеяться. Все наклонили головы, чтоб спрятать свои улыбки.
- А ведь наступят когда-нибудь такие отношения, - заговорил Карташев.
- В раю такой Степан, может быть, выше нас с тобой, мой друг, займет место, - убежденно произнесла Аглаида Васильевна.
- На этом основании нельзя ли ему предложить маленький уголок за этим столом? - сказал Корнев.
- Здесь нельзя, - твердо ответила Аглаида Васильевна.
- Маленькая как будто непрямолинейность… Я вспомнил надпись в капелле.
- Вы, конечно, знаете, откуда эта надпись? Ну, там же: "Рабы, повинуйтеся господам своим".
- Рабов уже нет, теперешний раб имеет в кармане деньги и завтра сам будет иметь рабов.
- И будет…
- Чему же в таком случае повиноваться? - огрызнулся Карташев. - Капиталу?
- И рад… Выберите лучше другую тему…
- Отчего же? и эта интересна, - настаивал сын.
Из-за стола встали.
- Интересная, но не для меня.
Карташев продолжал упорствовать.
- Тёма, а если я не хочу? - уже сухо спросила Аглаида Васильевна.
Карташев насмешливо поклонился.
- Позвольте, я его выведу, - предложил Корнев, заминая надвигающуюся размолвку. - Зинаида Николаевна, сыграйте нам марш.
И под звуки марша Корнев увел упиравшегося Карташева.
- Ну, иди… - ласково не то понуждал, не то уговаривал он приятеля.
Пройдя несколько комнат, Корнев воскликнул: "О господи! я лопну, так наелся", - и с размаху упал в кресло.
Вошел Сережа и, стоя у двери, смотрел на брата и Корнева.