Гартвиг, всплеснув руками, говорил Марусе:
- Боже мой, боже мой, кому только достанется такое сокровище?
- Кому? Царю, - ответила Маруся и важно пошла благодарить отца и мать за обед.
Старик Ясневский прошел в свой кабинет. С ним исчезла чопорность и натянутость. Общество разбилось на отдельные группы.
Гартвиг с Карташевым сели в сторону и делились впечатлениями пережитого после окончания курса. Гартвиг служил в том правлении, председателем которого был Ясневский. Кроме того, он был представителем крупной заграничной фирмы, поставлявшей на русские дороги привилегированные тормоза. В общем и Гартвиг получал около десяти тысяч. И он тоже уговаривал Карташева переезжать в Петербург.
Бор-Залесский разговаривал со студентом. Жених с невестой ушли в парк. Мать встала и спросила:
- Кто хочет со старухой погулять по парку?
Раздались четыре "я".
- Я выбираю monsieur Карташева.
- Прикажете руку? - спросил Карташев.
Она махнула:
- Я слишком толстая и большая для вас: так нам удобнее будет.
Когда они пошли по аллее парка, она спросила:
- Вы товарищ Валериана Ивановича?
- Да.
- Вы дружны с ним были?
- Наши чертежные столы стояли рядом. Валериан Иванович был очень прилежный, я ленивый, он все знал, я ничего и пользовался его знаниями, а в минуты отдыха наслаждался его остроумным, метким разговором.
- Вы считаете его талантливым?
- Очень. Он один из самых выдающихся среди нас.
- А мой Януш?
- Он самый фундаментальный.
Мать покачала головой.
- Он такой серьезный: я боюсь, что он в конце концов…
Она сделала движение около головы.
- Ум за разум зайдет, - добавила она. - Лучше быть таким, как Гартвиг, и вы, кажется, такой же: не задумываться и брать, что дает жизнь. И все будут вас любить, и вам будет легко, и с вами будет легко. А уж с этими серьезными… у меня с ними вся жизнь прошла: и муж такой, и сын такой, и зять будет такой… У вас отец и мать живы?
- Мать жива, отец умер.
- Он тоже инженер был?
- Нет, военный генерал.
- А в семье мужа и отец его и дед его инженеры, Януш четвертое поколение инженеров. Матушка ваша где живет постоянно?
- В Одессе. Летом иногда уезжает в имение на границе Херсонской и Киевской, на реке Высе.
- Я слышу по голосу вашему, что вы любите это имение.
- Вообще деревню, хозяйство безумно люблю.
- Отчего же вы в таком случае не сделались агрономом?
Карташев пожал плечами.
- Карьера слишком маленькая. Быть управляющим…
- В своем имении.
- У матери, две тысячи десятин, имение это достанется сестрам.
- Почему сестрам?
- Это наше общее желание.
- Вы любящий брат. Много у вас сестер?
- Живых три.
- А братьев?
- Один.
- Старше вас?
- Нет, в последнем классе гимназии.
- Мизинчик и, следовательно, общий баловень и любимчик. Вы невесту выбрали с ведома родных?
Карташев рассказал и о невесте.
- Как фамилия ее?
Карташев назвал.
- Бывший посланник…
- Это ее отец.
- Он очень богатый, кажется, человек.
- Я не знаю. Я еще только еду к нему знакомиться.
- И большой чудак. Он женат на второй, и жена его ужасный урод, и он всем говорит, что выбрал урода. чтоб не мучиться ревностью. Его первая жена была красавица. Ваша невеста от первого брака?
- Да.
- И тоже красавица?
- Нет, ее нельзя назвать красавицей.
- Вы любите ее?
- Очень.
- Агнеса! - крикнула мать. - Ты знаешь, на ком monsieur Карташев женится?
- Мы с вашим тестем, - обратилась она к Карташеву, - как-то вместе в Ментоне провели зиму.
Когда все общество опять собралось вместе, Валериан Иванович обратился ко всем:
- Господа. Кто меня выручит? Ввиду скорой свадьбы моей невесте надо каждый день ездить в город, а у меня все время занято службой…
- И у меня, - развел руками Гартвиг.
- У нас с ним, - показал Бор-Залесский на студента, - тоже перед отъездом дела выше головы.
- А Артемий Николаевич не хочет, - сказала Агнеса Станиславовна.
- Очень хочу, и я почти свободен теперь.
- А я обещаю с вами говорить постоянно за это о вашей невесте.
- А я буду говорить вам о вашем женихе.
- Вот-то тоска будет, - рассмеялся Короедов.
- Нет, нет. Ни за что! Довольно с меня и времени его присутствия. Я должна отвлекаться, забывать о нем, как и всякий жених, как и всякая невеста.
Она задорно смотрела на всех.
- Совершенно верно, - кивнул разочарованно Бор-Залесский. - Всякий жених и всякая невеста прежде всего врут друг другу и надо время, чтоб придумать, что еще наврать.
- А когда станут мужем и женой? - спросил Короедов.
- Тогда, как поженятся, начинают приучаться опять говорить правду. И так как правда горька, то горечь и в отношения проникает, и тогда единственное средство опять же почаще разлучаться.
- Вы часто разлучаетесь с вашей женой? - спросила Агнеса Станиславовна.
- Постоянно.
- А зачем же вы берете ее с собой на изыскания?
- Чтоб сбросить ее где-нибудь там в пропасть. То есть, конечно, не я ее толкну туда, а она сама полетит. Потому что она у меня говорильная машина, и когда заговорит, то уж ничего не видит ни перед собой, ни под собой. Вот я ее и заведу, а подходя к пропасти, отстану, а когда она уже сорвется туда, подбегу, буду ломать руки и кричать: "Лизочка, Лизочка, куда же ты?"
- Вот я, когда познакомлюсь с вашей женой, - сказала Агнеса Станиславовна, - я передам ей, как вы отзываетесь о ней.
- Не удастся…
- Почему?
- Она у меня только сама говорит: других никогда не слушает. Чтоб заставить ее слушать, надо сделать вид, что секретничаешь от нее. Тогда она подслушивать станет. Раз так ухо себе в дверной щели прищемила.
- Но ведь это ужасно так отзываться о жене! Я думала, что хуже моего жениха по ехидности нет, но вижу, что вы в тысячу раз хуже его…
- Но ведь он же еще не женился на вас, а я уже год и четыре месяца женат. Так что не падайте духом: я по крайней мере уверен, что ваш супруг со временем меня за пояс заткнет.
- О, какой вы ужасный! Какая вы проза…
- Нет, не всегда. Когда выпью бутылку-другую шампанского, тогда и на меня посмотрите.
- Я бы очень хотела.
- А вот на свадьбе.
- А вы не буйны во хмелю?
- Наоборот: буен я в трезвом состоянии, а в пьяном виде я мил, любезен, очарователен! И я еще не встречал дамы, которая в таком моем состоянии не влюбилась бы в меня.
Гартвиг взял Карташева под руку и, уходя с ним с террасы в парк, весело говорил:
- Идем подальше от этого нахала. Вот врет!
Комментарии
Студенты. Тёма и его друзья
Впервые - в журнале "Русское богатство", 1895, №№ 1–6, 9-11, с подзаголовком "Из семейной хроники" и примечанием в № 1: "См. "Русское богатство", 1893" (здесь в 1893 году были опубликованы "Гимназисты"). В части тиража № 11 журнала публикация повести обрывается на XXXIV главе, в конце которой значится: "Окончание следует"; часть выпуска сверстана с окончанием (главы XXXV–XXXVIII), вклеенным после отпечатки тиража, - об этом свидетельствуют повторная нумерация страниц и примечание: "См. № 11 "Русского богатства", 1895". Из переписки Гарина с редакцией видно, что публикация окончания отложена была вначале в связи с задержкой Гариным корректуры ("Надо было выбирать между двумя скандалами, - телеграфирует Иванчин-Писарев Гарину, - выйти без вас или январе. Выбрали первое". ИРЛИ); однако после резких возражений Гарина окончание было подверстано в неразошедшейся части тиража к № 11.
В "Студентах", так же как и в первых двух томах "Семейной хроники", в ряде случаев отражены подлинные факты биографии писателя - об этом мы находим свидетельства как в письмах Гарина, так и в мемуарах. Биографическим, например, является эпизод с провалом на экзамене и переходом Карташева из университета в Институт путей сообщения. В образе профессора, поставившего Карташеву единицу, изображен известный в семидесятые годы профессор П. Г. Редкий, преподававший в Петербургском университете ("Материалы для биографии Гарина". ИРЛИ). Подлинным фактом биографии Гарина является увлечение студента Карташева писательством. Н. В. Михайловская рассказывает в своих воспоминаниях: "Будучи студентом, Николай Георгиевич написал как-то рассказ об одном юноше, кончающем самоубийством под звон пасхальных колоколов. Рассказ был очень трогательный, и переписчица, переписывая его, проливала над ним слезы. Николай Георгиевич отнес этот рассказ в редакцию, уж не помню какого журнала, но рукопись не была принята. Николай Георгиевич так огорчился этим отказом, что сжег все, что у него было написано до этого времени, и решил никогда больше не браться за перо, но не всегда держал данное себе слово…" (Н. В. Михайловская. Мои воспоминания о Н. Г. Гарине-Михайловском. ЦГАЛИ).
Рисуя студенческие волнения 70-х годов и сопровождавшие их массовые аресты, писатель использовал личные впечатления студенческих лет в Институте путей сообщения, впечатления от студенческой демонстрации 1891 года на похоронах известного шестидесятника, литератора Н. В. Шелгунова, на которых он присутствовал.