Посмертная. публикация повести в "Знании" сопровождалась примечанием редакции: "Роман "Инженеры" остался неоконченным. Автор хотел довести рассказ о жизни Карташева до наших дней. Неожиданная смерть помешала выполнить этот план". "Две вещи хотел бы я успеть еще сделать - закончить свою книгу "Инженеры" и выстроить Крымскую железную дорогу" - об этих словах Гарина, произнесенных им в день смерти, вспоминает Михайловская. "Он нередко говорил своим знакомым… - пишет А. Куприн, - что два лишь дела он хотел бы видеть при своей жизни оконченными. Это - электрический путь по Крыму и повесть "Инженеры". Но - увы! - первое начинание было прекращено внезапной паникой японской войны, а второе - смертью" (А. И. Куприн, Сочинения в трех томах, Гослитиздат, М. 1953, т. 3, стр. 542).
"Инженеры" остались незавершенными композиционно и стилистически, художественно не отделанными. Разнобой остался даже в фамилиях и именах действующих лиц: младшая сестра Карташева именуется в тексте "Знания" то Асей, - то Аней, Евграф Пантелеймонович - Евграфом Пантелеевичем, Евграфом Тимофеевичем, Елизавета Андреевна - Татьяной Андреевной и т. д. (в тексте настоящего издания этот разнобой не сохраняется). Многочисленны и примеры стилистической недоработанности. "С Наташей большой кусочек жизни ушел" (стр. 246); "Зина горячо несколько раз обнимала брата" (стр. 277); "Он рассказывал, что у него там есть они, которые ему и доносят…" (стр. 281); "И если ты хотел меня удивить, то - напрасный труд, жизнь уже столько удивляла меня, что уж теперь трудно удивить меня…" (стр. 309).
Имеющиеся материалы дают возможность, хотя и неполностью, установить, как работал Гарин над "Инженерами". Например, сличая напечатанный текст с сохранившимся в ЦГАЛИ черновым автографом (вариант шестой главы, частично совпадающий с первой, частично с третьей главой окончательного текста), можно заметить, что Гарин, как и в "Студентах", в процессе переработки обращал в частности внимание на то, чтобы "сохранить некоторые симпатии к Карташеву" (см. стр. 544). Так, в автографе: Карташев, закончивший институт, размышляет о необходимости протекции, связей, знакомств, без которых трудно будет устроиться на работу. "Выйдя на лестницу, я остановился на площадке с целью дать себе отчет в переживаемом моменте и окончательно прочувствовать его. К моему величайшему огорчению я ничего не почувствовал. Чему действительно радоваться? Тому, что окончил курс? В переводе на русский язык это значило, что завтра я должен отправиться искать где-нибудь место, а где его найдешь без протекции, без связей, без знакомств? Сидеть же без места ах как не весело, да и печальным может кончиться, очень многие инженеры отбивались от прямого пути, не имея связей, так навсегда и расстались со своей прямой специальностью - один стал учителем, другие акцизными чиновниками, третьи, кто мог, помещиками. Окончание курса, таким образом, далеко не радость для тех, кому не на кого надеяться…" В печатном тексте "Инженеров" размышления Карташева принимают иной характер: его гнетет мысль о тысячах обездоленных, за счет которых он будет сыт, о том, можно ли изменить все это (стр. 236). Как и в черновых вариантах "Студентов", повествование-в автографе еще ведется от первого лица.
О более позднем этапе работы Гарина над "Инженерами" можно судить по другому автографу (ИРЛИ), который представляет собой черновик глав XVII–XXII, испещренный авторскими поправками, носящими в основном стилистический характер.
Несколько переработан здесь эпизод, в котором описаны воспоминания томящегося бессонницей Карташева о детских годах (растрата денег, данных отцом на учебник), первоначально данный как рассказ Карташева телеграфистке Дарье Степановне. Зачеркнуты, а потом восстановлены Гариным страницы, на которых описаны встречи Карташева с женой румынского полковника во время пребывания в Бухаресте.
Этот автограф и является, видимо, частью рукописи, отражающей последний этап работы Гарина над "Инженерами". С него, вероятно, и была сделана машинописная копия, послужившая оригиналом набора при публикации "Инженеров" в сборниках "Знания". Об этом свидетельствует сохранившаяся машинописная копия глав XI–XVII и конца рукописи, частично совпадающей с копией (глава XVII).
В машинописной копии наряду с отдельными исправлениями, сделанными рукой неустановленного лица и восходящими, по-видимому, к автографу (вписаны пропущенные слова, иностранный текст, исправлены отдельные ошибки машинистки), имеется правка Горького. Изучение этой правки проясняет частично историю посмертной публикации "Инженеров".
Получив незаконченную автором рукопись, Горький подготовил ее к печати, стремясь придать повести известную завершенность. Именно поэтому он заканчивает публикацию на размышлениях Карташева о Мане, разрывающей с семьей, со своим прошлым, чтобы отдать жизнь борьбе за счастье народа. Конец этот перекликается с финалом "Студентов" - встречей Карташева с Ивановым, едущим в ссылку. Текст продолжения XXIII главы, не напечатанный в "Знании" и следующий. в машинописи за пометой. Горького "Здесь полагал бы кончить", дан в "Приложении".
Материал, которым мы располагаем, далеко не полон: в сохранившейся части машинописи отсутствуют главы I-Х, XVIII–XXII и часть главы XXIII. Однако и по сохранившейся части можно увидеть, что, готовя "Инженеров" к набору, Горький сделал некоторые сокращения; так, например, исключены: воспоминания Карташева об одесской ярмарке, возникшие в связи с его посещением ярмарки в Бендерах; рассказ инженера Лостера о том, как пьют англичане; перечень блюд, поданных на обед, (гл. XIII), отдельные ремарки, реплики. Из несколько путаного монолога инженера Савинского снята почти целая страница.
Кроме того, сделан был и ряд мелких исправлении, причем правка Горького несет на себе черты его стиля, его творческой манеры. Так, например, Горький устраняет словесные повторы: "А вот это вот и совсем умно" - исправлено на "А вот это и совсем умно" (стр. 391); "Я не об этом говорю, это уж полная гадость, о которой и говорить не стоит" - "Я не об этом, это уж полная гадость, о которой и говорить не стоит" (стр. 363); "На переднем сиденье сидели" - "На переднем сиденье возвышались" (стр. 426).
Исправляет Горький и такие вошедшие в речевой обиход выражения: в словах "Маленькие глазки Сикорского" - вычеркнуто "маленькие"; в словах "Потом запрягли лошадей" - вычеркнуто "лошадей" (стр. 405)
Исключаются и такие обороты, как "где-то", "какой-то", "как-то": "Все вместе производило впечатление какого-то видения" (стр. 360); "В тихом вечере где-то в саду" (стр. 361); "Отдашь какому-нибудь первому встречному" (стр. 387); "когда я ему как-то сказал" (стр. 389); "как-то поздно развиваешься" (стр. 399); "а если вы потеряете какую-нибудь опись" (стр. 401).
В фразах с рифмующимися словами Горький снимает рифму: в фразе "…он и станет там, куда его потянет" вместо "потянет" стало "увлечет" (стр. 339); в фразе "Это вызвало громкий смех всех" - "всех" вычеркнуто (стр. 392); в словах "следы еды" - "еды" заменено на "обеда" (стр. 428); "всеми силами чем только могу помогу" - "чем только могу" вычеркнуто (стр.429).
Исключены или исправлены слова, видимо, не разобранные машинисткой, например: "Семен Васильевич, как сухой, быстро, отрывисто крикнул" - "как сухой" вычеркнуто (стр. 324).
Работа эта продолжена была и при чтении корректуры, о чем свидетельствуют некоторые разночтения между печатным текстом и машинописной копией. Например, в машинописной копии: "вслух подумал хохол", напечатано: "сказал хохол" (стр. 333); в копии: "вши у вас уже и по лицу бегают", напечатано: "ползают" (стр. 360) и т. д.
Есть вместе с тем в правке Горького случаи исключений и исправлений, сделанных, видимо, в соответствии с цензурными требованиями. Из монолога Мани Карташевой после слов: "раз казнь - было бы за что!" в машинописи вычеркнута фраза: "И каракозовская попытка может повториться в более широких размерах" (стр. 385). В том же монологе: "Некоторые из наших… высказываются только за политическую борьбу, за борьбу с правительством и самодержавием" - вычеркнуто: "и самодержавием" (стр. 386).
По тем же, видимо, причинам сделаны Горьким еще две поправки на стр. 398 (размышления Карташева о религии): в фразе "Христос твердил: "Понимайте в духе истины и разума!" А свелось… к грубому морочению, эксплуатации, уверенью в том, чего никто не знает, не может знать" - "грубому морочению, эксплуатации" вычеркнуто. И в следующем абзаце, в словах "Отчетливо, конкретно представить себе только это - и точно повязка с глаз спадет и сразу охватит унизительное чувство за этих морочащих" - "морочащих" заменено на "людей".
Однако, несмотря на сделанные Горьким исправления, страницы эти послужили поводом для возникновения длительного цензурного дела, которое началось с доклада члена Петербургского комитета по делам печати В. Н. Осипова от 16 августа 1911 года: