- Благодарствуем, ваше благородие! - гаркнули повеселевшие казаки.
Но едва отошли на несколько шагов, чубатый сказал вполголоса с досадою:
- Загнали козулю барину!
Когда казаки, сопровождаемые старым урядником, скрылись в березняке, женщина быстро, одним движением, поднялась с земли и, высоко вскинув руки, проворно надела рубаху. На какой‑то миг мелькнуло розовато–белое тело, сильное и гибкое, длинные стройные ноги, кровоточащая ссадина па левом колене, и тут же все укрылось от его глаз белым полотном рубахи.
Подпоручику было и радостно, что она так доверчиво откровенна перед ним, и тут же кольнуло, что он как будто для нее и не мужчина.
- Я сейчас, барин, - сказала она, убежала за куст и очень скоро появилась снова, уже в ситцевом набивном сарафане, обутая в легонькие чирочки. Белый платок она перекинула через плечо и, прямо и спокойно глядя на подпоручика, стала заплетать свою толстую рыжую косу.
Теперь, в длинном сарафане, она казалась тоненькой и даже хрупкой. И лицо у нее было совсем юное, девчачье: небольшой прямой, слегка вздернутый нос, чуточку пухлые губы, высокий чистый лоб и только большие, широко расставленные глубокой синевы глаза уже утратили свойственное юности выражение безмятежной беззаботности.
- У тебя рана на ноге, надо перевязать, - сказал подпоручик и, ухватясь за левый рукав своей рубахи, хотел оторвать его.
Она удержала его руку.
- Что ты, барин! Как но слободке пойдешь? - и засмеялась. -У нас шкура крестьянская, заживет, как на собаке.
- Зачем так говоришь! - воскликнул подпоручик с упреком.
- Право, барин, - продолжала она, смеясь.
Прежде строгие темные ее глаза словно заискрились.
- Не зови меня барином, - попросил он.
- А как же? - и уже какие‑то лукавые нотки зазвучали в ее голосе.
- Алексеем меня звать.
- Ну, это не про меня, - серьезно, почти грустно, сказала она, и мгновенная перемена ее настроения снова и радостно, и тревожно кольнула его в сердце. - А величать как?
- Николаевичем. А тебя как звать?
- Настасья, - и снова с озорной усмешкой: - Настька–охотница.
За разговором она доплела косу, закинула ее за спину и повязалась белым платочком.
- А теперь Акулька! - сказала она все так же по–озорному и тут же совсем серьезно и тихо: - Спасибо тебе, Алексей Николаич! Хоть и барин ты, а духпа у тебя добрая.
Она еще раз поклонилась и быстро пошла.
- Настя! - взволнованно крикнул он вслед: - А где я тебя увижу?
- А надо ли?
- Надо! - Он подошел к ней и взял за руку.
Она молча смотрела ему в глаза, не отнимая руки.
- Завтра вечером, как солнце на гору сядет, сюда приду.
Осторожно высвободила свою руку из его горячей ладони и скрылась в березняке.
Настя пришла, как сказала.
Едва уходящее к закату солнце коснулось округлой вершины горы и стало краснеть и пухнуть, молодые березки расступились и пропустили на полянку Настю.
Подпоручик, сидевший под сосной, вскочил и пошел ей навстречу.
Настя возвращалась с охоты. Не видя лица, подпоручик и не узнал бы ее. На ней были юфтовые ичиги, юбка из крашеного холста я холщовый же короткий полукафтан–сибирка. Коса уложена корзинкой, голова повязана синим платком, узлом на затылке. За плечами длинное одноствольное ружье, в руке пара чирков, связанных за сизые лапки.
- Здравствуй, барии! Вот и я! - сказала Настя задорно. - Ну, кого будем делать?
Подпоручик сразу же под ее мешковатым нарядом увидел столь взволновавшее его вчера сильное и гибкое тело, и кровь ударила в голову.
"Эх! Взять бы тебя в охапку и… целовать, целовать, целовать…"
Но вместо того сказал только с упреком;
- Опять барином зовешь…
- Не буду… Алексей Николаич… Ох, и устала я. Как только ноги несут. Сяду‑ка я па твое местечко.
Опустилась на примятую хвою, где только что он сидел, протянула ноги в мокрых разбухших ичигах, откинулась назад, опираясь локтем на горбатое корневище. А ружье прислонила к стволу рядом, с правой руки.
- В ногах правды нет, Алексей Николаич.
Подпоручик сел возле нее, бережно взял за руку. Настя, не глядя на него, убрала руку.
- "Ну, почему я молчу? - с отчаянием думал подпоручик. - Столько хотел сказать… и вот, слов нет… Я смешон в ее глазах, и это хуже всего…"
- Ну и зачем ты меня ждал, Алексей Николаич? - с еле заметной усмешкой спросила Настя.
- Настенька! Я…
- Погодн! Все знаю, что скажешь… Только ни к чему это. Скучно тебе… пошалить захотелось. А я, Алексей Николаич, гордая. Хоть и простая девка заводская. И чтобы не было промеж нас недомолвки, прямо скажу. Вчера меня силой не взяли бы… живая не далась бы… И ты лаской не возьмешь. Вот и весь сказ.
- Настенька! Да ведь я вчера…
- Что вчера? - перебивая его, уже со злостью в голосе крикнула Настя. - Станешь говорить: защитил, спас, облагодетельствовал! А сегодня за расчетом пришел! Что замолчал?
- За тебя стыдно стало… - Он приподнялся и посмотрел ей прямо в глаза. - Я тебя еще ничем не обидел. Ни словом, ни делом. Чего ж ты поторопилась?..
Она отвела взгляд в сторону и опустила голову.
- А коли так, Алексей Николаич, тогда… - она подняла на него глаза, и в них уже не было ни дерзости, ии гнева, - тогда и вовсе не след тебе приходить было.
- Настенька, ну послушан меня, дай мне хоть слово сказать…
Она остановила его, тронув за руку.
- Ни к чему, ни к чему, Алексей Николаич. Послушай лучше ты меня. Я ведь одна на свете, как перст одна. Сирота. Нп отца, ни матери. Много ли чести меня обидеть. А ведь ты добрый… Я пойду… Прощай, Алексей Николаич.
Она быстро встала, закинула ружье за плечи и пошла, не оглядываясь. Потом обернулась.
- Совсем забыла. Чирков‑то я тебе несла. Стряпуха Тирсгова тебе изжарит. Они молоденькие, вкусные.
- Настя! - с упреком воскликнул подпоручик.
- Обиделся? Эх, ты!.. Я за ними в болото, в такую студеную воду лазила. Возьми, чтобы знала, что зла на меня не держишь.
Березки давно уже сомкнулись за ушедшей Настей, а подпоручик все стоял и смотрел ей вслед. Потом горько усмехнулся, поднял лежащих под сосной чирков, отыскал дремавшего поодаль за кустами Перфильича и сказал ему;
- Держи, старик, добычу. Поднесли нам с тобой но чирку на брата.
- Выходит, без ружья охотиться способнее, - сказал Перфнльнч, многозначительно подмигивая, и уже про себя закончил: - А ты, ваше благородие, видать, парень на промах!
Каждый день подпоручик искал встречи с Настей. По безуспешно. Только раз встретилась она ему на улице, но и то, еще издали завидев его, тут же свернула с дороги и зашла в первый попавшийся дом.
Тогда, стыдясь самого себя, подпоручик велел денщику, придурковатому Ерошке, проследить за Настой–охотницей. Ерошка с рвением выполнял приказ и ежедневно докладывал подпоручику.
Сведения, сообщаемые им, были однообразны. В слободке ни с кем Настя не встречалась. Каждый день, рано утром, уходила в лес. Возвращалась поздно вечером. Если с добычей, то относила ее в дом управляющего на господскую кухню.
Но вот третьего дня Настя вернулась из лесу в полдень. И вскорости снова ушла в лес. И на другой день ходила в лес два раза. И сегодня ушла вот уже второй раз..
За всем этим крылась какая‑то тайна.