Однако мужчина не обратил внимания на его невнятный лепет.
– Ну и ваша работа, разумеется. В Покровском, – произнес он, так что стало ясно, что сделка уже заключена. – Вам с Троекуровым все равно не ужиться. Он хам, самодур. Он вас уволит через неделю, да еще и кинет, – бросил мужчина с каким-то особым и едким удовлетворением.
– Кинет? – переспросил Дефорж, уцепившись за незнакомое слово.
– Ничего не заплатит вам, – терпеливо разжевал мужчина. – У нас это обычное дело, – он хлопнул ладонью по кейсу, – Смотрите сюда – всё реально и налого не облагаемо.
Дефорж приоткрыл кейс, ожидая обнаружить там что угодно, но только не деньги. К его удивлению, сквозь щель были видны выложенные рядами новенькие купюры.
– А если я откажусь? – зачем-то спросил он.
– Боюсь, у вас нет выбора, – деликатно сказал мужчина. С легкой улыбкой он пошарил в кармане пуховика. Пистолет глухо стукнулся о крышку кейса.
Дефорж нервно вытер взмокшие руки о пальто. Украдкой он бросил взгляд на стойку в надежде обнаружить там буфетчицу, но ее и след простыл.
– Итак. Вы берете кейс с деньгами, выходите на шоссе, останавливаете машину – и до Москвы. В Москве дуете прямиком в посольство, говорите, что потеряли паспорт. Как только вам его восстанавливают, на самолет – и домой, в Штаты. Что делать с деньгами, вас учить не надо?
Дефорж задумался – хотя думать было особо не о чем. Пистолет все еще лежал на кейсе в непосредственной близости от руки незнакомца, и Дефоржу ничего не оставалось, кроме как нащупать в кармане ключи.
– Не надо, – сказал он. – Это от машины. Все мои бумаги – в машина. Паспорт тоже.
Мужчина забрал пистолет и придвинул кейс к Дефоржу. Тот стянул его со стола и сконцентрировался на приятной тяжести в правой руке. Это помогло справиться с волнением.
– Карту можете оставить себе. Как compliment, – пробормотал Дефорж и, крепко сжав ручку, двинулся к двери.
– Так нельзя по-русски сказать, – произнес мужчина, глядя в его спину.
Но Дефорж уже миновал порог и не слышал – на улице безостановочно гудел промораживающий до потрохов ветер, что, впрочем, полностью окупалось теплом, исходящим от маленького черного чемодана.
Дубровский сделал глоток безнадежно холодного чая и улыбнулся про себя, хотя с самого начала был совершенно уверен, что все пройдет гладко.
– Люся! – крикнул Дубровский.
Та мгновенно появилась, будто бы все это время ждала, что ее позовут.
– Позовите Кузнецова, пожалуйста.
Люся подняла уголки подкрашенных губ и метнулась в подсобку.
Свернув во двор, Дубровский затормозил.
По левую руку от него вздымался дом Троекурова – трехэтажная громада из бледного кирпича с карикатурной башенкой на самом верху, несколько напоминающей вершину замка с заставки Диснея. Несомненно, эта башенка с точки зрения заказчика являла собой образец хорошего вкуса и лишний раз демонстрировала настоящее богатство.
Дубровский позволил себе пару минут посидеть в прогретой машине. Впервые за все это время Владимир подумал о том, все ли он сделал правильно и что вообще будет дальше. Взглянув на собственное лицо в зеркале, он рассеянно кивнул своему отражению. С час назад, пытаясь не вслушиваться в болтовню мечущейся в коридорчике Люси, Владимир, то и дело сверяясь с фотографией угрюмого Дефоржа в паспорте, пытался добиться хотя бы некоторого сходства. Дефорж на снимке был юн и мрачен и имел мало общего с человеком, который только что говорил с Дубровским, так что вскоре Владимир бросил это дело, решив, что Дефоржа Троекуров и в глаза не видел, а если и видел, то наверняка не запомнил лица. Наскоро причесавшись и переодевшись в костюм, Дубровский сел в машину Дефоржа и уже полчаса спустя добрался до дома Троекурова.
Откровенно говоря, никакого настоящего плана у него не было, хотя кистеневцам он об этом не говорил. Дубровский счел, что сначала ему надобно оглядеться, а потом уже действовать. В любом случае такой план куда лучше, чем деструктивные идеи Кузнецова, которыми он легко заражал окружающих. Приехав к Троекурову под личиной Дефоржа, Дубровский получит доступ к его делам и документам, а там (в этом Владимир был уверен) найдется, чем поживиться.
Дубровский перевел взгляд с собственного отражения на пришпиленные к приборной панели образа. Пластмассовые святые, очевидно, шли в комплекте с казенной машиной.
Медлить было глупо – он хлопнул ладонями по рулю и вышел. Дом выглядел покинутым – в окнах не было видно движения, двери гигантского гаража, примыкающего с зданию, крепко сомкнуты и заперты на замок. Где-то вдали протяжно выла собака. Дубровский пересек двор, испещренный чуть заметенными снегом следами, взбежал на крыльцо и постучал.
Дверь открыл какой-то тип с просмоленными желтоватыми усами.
– Mister Troekourov? – спросил Дубровский, протягивая ладонь. – Mark Deforge!
Мужчина с недоверием посмотрел на протянутую руку, а потом его лицо прояснилось.
– Дифорж? – выпалил он. – Из Америки?
– Марк Де-форж, – произнес Владимир, раскатывая "р".
– Кирилл Петрович на охоте, – со значением сказал усатый. – Просил привезти вас к нему, как только приедете. Поехали, – и, обогнув Владимира, спустился с крыльца.
– На охоту? – переспросил Дубровский, надеясь, что изумление не звучало так фальшиво, как ему казалось.
На самом деле он и правда был удивлен и, мягко говоря, не обрадован. Как человек городской, Владимир ни разу в жизни ружья не держал и не убивал никого крупнее таракана, так что перспектива охоты с Троекуровым его отнюдь не радовала.
Усатому было абсолютно все равно, хочет ли гость охотиться или нет. Он уже стоял у черного джипа, припаркованного на другом конце двора.
– В машине для вас тулуп и валенки, – крикнул он, не скрывая своего снисхождения к не знавшему жизни иностранцу. – Все готово.
Дубровский, нахмурившись ради приличия, прошел к машине. Усатый захлопнул за ним дверь и распахнул ворота. Джип выскользнул на заснеженную дорогу с четкими колеями автомобильных шин.
– Вы же в Америке своей, наверное, и охоты настоящей не знаете, – сказал усатый, пока Дубровский кое-как на ходу влезал в валенки. Машину тряхнуло на повороте, и Владимир стукнулся головой о крышу – водитель радостно хохотнул. – Вот Кирилла Петрович вам и покажет, что у нас тут и как.
"Да я и в Москве своей охоты настоящей не знаю", – мрачно подумал про себя Владимир. Они остановились у края леса – пока усатый копался в багажнике, Дубровский, испытывая уже вполне настоящее волнение, смотрел в окно на густой мрак в провалах между деревьями. Мало ли, вдруг это какой-то идиотский розыгрыш, придуманный Троекуровым специально для иностранного бизнесмена?
Лес тут был куда более ухоженный, чем в Кистеневке, и Владимир невольно вспомнил о Егоровне, Савельеве, Кузнецове и всех остальных. Как они сейчас там, посреди заснеженного леса без крыши над головой?
– Вылазьте, – усатый постучал в окно.
Дубровский вышел. Никакой тропы не было видно.
– Держите, – сказал усач и вложил ему в руки карабин. – Теперь все время прямо, никуда не сворачивая, по прямой, минут пятнадцать или двадцать. А там вас встретят, – он кивнул. – Удачной охоты.
Он обежал джип, сел за руль и, сделав прощальный жест рукой и улыбнувшись как-то уж слишком радостно, уехал.
Дубровский посмотрел на удаляющуюся машину, которая вскоре растворилась в ярком белесом поле.
Что ж, вперед – так вперед. Втянув носом воздух, он сжал карабин в руках и пошел в лес. Шел не оглядываясь минут пять, а когда решил обернуться, то не увидел ничего, кроме бессчетных рядов полуголых сосен с потемневшими от мороза иглами. Дубровский направился дальше, но, как ни странно, ни через десять минут, ни через пятнадцать его никто не встретил.
Может, в этом и заключается шутка, пронеслось в голове.
Отправить его в лес, где он заблудится, а потом найти через пару часов и списать все на нечаянную ошибку – очень забавно и в духе Троекурова.
Дубровский остановился и послушал тишину – ничего, только свежий нетронутый снег хрустит под подошвами. Хотя нет. Не только это. Издалека долетел протяжный звук, будто кричало крупное животное. Владимир сделал пару шагов назад – и правда, вон там, между деревьями, видны следы, оставленные большими тяжелыми лапами, а вон и ободранный ствол заледеневшего дерева.
Медведь.
Дубровский попятился, и тут же под его ногой, словно сломанная кость, отчаянно, с резким глубоким звуком хрустнула ветка.
– Тщ-щ-щ-щ, – зашипел кто-то за спиной.
Владимир обернулся, во второй раз наступив на злосчастную ветку, вновь отозвавшуюся хрустом, и лицом к лицу столкнулся с Троекуровым. Тот был совершенно спокоен.
– Не мельтеши, – снова шикнул Троекуров. – Идет, – кивнул он на прореху меж деревьями. – Иди туда, там стой.
Дубровский ответил недоуменным взглядом, который лишь наполовину принадлежал Дефоржу. Если Владимир и видел в своей жизни медведя – то только в зоопарке.
Троекуров снова кивнул, указывая куда-то направо, и Дубровский, спотыкаясь о хрусткий наст, побрел в этом направлении.
– Идет. Готовсь, – прошептал взявшийся из ниоткуда егерь, дыхнув застарелым перегаром Дубровскому в лицо.
Владимир посмотрел вперед – ничего, мешанина из черного и белого, где-то с краю взметнулась птица, стрекоча и хлопая крыльями, – и неловко переступил с ноги на ногу.
В сознании невольно всплыла передача, виденная когда-то Владимиром на каком-то канале о дикой природе. Что нужно делать, если среди зимнего леса ты вдруг натолкнулся на медведя? Нужно стоять и не двигаться, пронеслось в голове. Или бежать?
Но думать было уже поздно.