Жору пришлось переселить ко мне в комнату. Матери предоставили отдельную, а брату с новой женой - проходную. С братом сходили в магазин. Он очень удивился, что в Ленинграде свободно с вином, и купил сразу много выпивки.
Поэтому и завтракать наутро стали вином. Но это наступило завтра, а еще вечером я поехал к приятелю, провожать его в Среднюю Азию. Он вошел в состав сборной МВД и ехал наводить порядок и социалистическую законность в Узбекистане, где ко времени начала перестройки сделалось все продажным и покупным: должности, дипломы, партбилеты. Где почти возродилось Кокандское ханство и мир разграничился опять на эмиров, баев и дехкан. Приятель был чисто выбрит, пил чай. Возле него околачивался один из его молоденьких лейтенантов в штатском. Мы ждали, когда наступит пора ехать в аэропорт, и я говорил ему общие слова, чтобы берег себя, хотя знал, что он не станет себя беречь, что полезет в самую бучу, и что у него есть все шансы найти на свою буйную голову массу приключений. В общем, словно на фронт провожал. Переживал за него, он был спокоен и серьезен. В нужный час надел кобуру под пиджак и мы вышли на улицу. Их уже ждала машина. Я извинился, сказал, что у меня мама приехала, и что я не поеду его провожать до самолета.
- Конечно, какой разговор. Я не думаю ничего - не все же там продались.
- Надеюсь, что да.
- Ну и я на это шибко надеюсь.
Мы обнялись, и я сказал, что жду его в Ленинграде целым с головой, с руками и ногами.
Добрался на метро последним поездом. Потом половину дороги плелся пешком - автобусы уже не ходили. В парке Сосновка вовсю шло братание мальчиков и девочек. В кустах маячили мрачные негры и арабы. "Спидометры",- так их назвал недавно один шпингалет в нашем дворе.
Дома гремела музыка. Борька с новой женой танцевали, а мама и Жорка ими любовались. В стены стучали соседи. Я выключил проигрыватель и сказал укоризненно брату:
- Очумели? Люди же спят!
- Ну и ладно,- обиделся он. - Брат называется. Если б ты приехал ко мне - я бы тебе позволил. Тем более, может же человек устроить себе свадебное путешествие.
- Действительно,- согласилась с ним мама и неприязненно на меня посмотрела.
- А ты, Жора, что не спишь? Да и пьешь еще,- укорил я Жорку.- Завтра вставать со свежей головой, а ты...
- Ну тебя,- отмахнулся Жорка.- Мне уж недолго осталось тянуть. Напоследок хоть повеселиться ...
Все, недовольно косясь на меня, принялись расходиться по комнатам. Еды брат, конечно же, не купил, поэтому в холодильнике уже ничего не было. Я погрыз прошлогодний брикет фруктового киселя и решил заварить чаю, чутко прислушиваясь, как укладывается народ в квартире.
Я уже совсем было собрался идти спать, ибо на часах стрелки указывали три, как на кухню вышел брат. Он, видимо, уже успел "подарить одну любовь" новой жене и решил перекурить.
- Сядь,- приказал он мне.- Я давно хотел поговорить с тобой.- Он сыто затянулся сигаретным дымом.
- Давай лучше утром, а то я как вареный.- Нет - сейчас.
- У меня уж и башка не соображает...- неуверенно пробормотал я.
- Ничего. Она у тебя никогда не соображала.
Он покурил молча. Я ждал, что он скажет чего-нибудь, но брат безмолвствовал. Мне пришлось тоже закурить. Потом он потянулся к холодильнику и достал "ноль семь".
- Может, не надо? - взмолился я.
- Надо! - он уверенно налил себе и мне. Я хотел отказаться, но он потребовал, чтобы я непременно выпил. Мне все это надоело и я вылил свою водку в раковину.
- Так значит, да?! - зло прищурился он.
- Да. Так.
- Когда вся страна стоит в очередях за этой бесценной жидкостью, ты в это время... Ты что? Хочешь этим показать, что ты чистенький, а братан у тебя - алкаш, да? Или, если я простой каменщик, а ты валандался в университете, то ты умнее меня, что ли? Так ведь ты-то сам монтер вонючий!..
Я промолчал. Действительно, валандался я в университете, а работаю, в результате, монтером, электриком в автопарке. Что тут скажешь, что возразишь? Да у меня полно приятелей с дипломами вузов кочегары, дворники, сторожа. Электрик среди них - это еще ничего, это еще головой работать надо, это еще знания какие-то нужно иметь. Откуда ему знать, что многие честные люди ушли в сторожа да кочегары, имея дипломы. Чтоб не юлить и не ходить по головам. Чтоб не лизать зады начальству. Чтобы попробовать остаться людьми.
- У меня, понимаешь, свадебное путешествие! Я вон мать-старуху с собой взял. Вон, ты о ней не беспокоишься...
- Как же,- попытался возразить я.
- Молчи! Я тебя вот что хотел спросить. Сейчас у нас большие дела делаются. И я решил тоже. Усек?
- Усек.
- И вот с тобой хотел посоветоваться. Решил тоже начать новую жизнь. Ремонт в ванной сделал. Газовую плиту сменил. Жену совсем новую нашел. С вином постепенно вяжу. Зубы вот надо вставить, постричься - но это уже мелочи. Сейчас у меня бригада - дома строим на селе. Зарабатываем по шестьсот на рыло. Ничего же?!
- Конечно. Не мои полторы сотни. А что тут сомневаться? Тут и без советов...
- Ну, ты, как брат, подскажи. Зря, что ли, я тебя учил в университете?
- Ты меня не учил. Я сам учился.
- А толку-то что от твоей паршивой учебы? Учился, учился, а монтером ишачишь. Да и пока ты учился - я ж работал.
- Так и я в это время работал, и не жил на твой счет. И никогда не жил на чужой счет.
- Все равно... Ну, одобряешь мою перестройку-у?
- Да.- Я поднялся. Ныло уже все тело. - Впереди - смена унитаза. И еще балкон застекли, помойся в бане и побрейся...
- Не торопись. Посиди с братом.
- Не могу больше, Борь.
- Не хочешь,- определил он. - Ну, что ж - иди. А я вот еще немножко посижу. Может, тебе стыдно станет спать. Вспомнишь, что брат родной на кухне в одиночестве остался.
"И это же Борька, мой брательник! Мы ж с ним вместе лебеду жрали! Неужели это он, врун и драчун, неряха и насмешник? Не он это. Это какой-то небритый чужой мужик со своим похмельным бредом".
Мою койку, конечно же, занял Жорка. Я вернулся в коридор, набрал охапку старых пальто, постелил их на полу. Под голову свернул тюремный ватник Великосветского, оставленный им мне на память о плаще, и заснул.
Часов в шесть утра меня разбудила мама. ...- Встань, сынок. Хоть чайку попей, а то что ты голодный спишь.
Пришлось встать навстречу заботе.
Мы сидели, пили чай. Без бутербродов. Булки не было и не было чем ее намазать.
Потом поднялся брат, за ним - его новая жена. Собрались на кухне. Брат с женой дружно закурили. Налили друг другу выпить. Поискали глазами, чем бы загрызть, и не найдя ничего, брат укорил меня:
- В вузе учился - а даже закусить нечем!
- Сейчас магазины откроются,- пробормотал я, обжигаясь горячим чаем.
- Давай, выпей с нами?
- Нет.
В дверь позвонили. Упорно и настойчиво. Я пошел открывать.
31
Материна знакомая... Да как сказать - знакомая! Повариха из фабричной столовки. Она ее помнила долго. Как-то раз, в голодное время, бесплатно выдавали вареную вермишель. Мама, получив положенное, решила плошку отнести нам, но изголодавшая, не выдержала запаха, и подумала - отъем чуток, только чтоб во рту побывало - да не удержалась, и не заметила, как съела все... Потом на коленях она молила положить ей еще порцию, да повариха не дала. Возвращалась мама с работы и била всю дорогу себя по голове, и рвала волосы, царапала себе лицо. Вернулась в ссадинах и синяках - даже мы испугались, как бы она не взбесилась. Она долго еще стучала головой о печку, выла...
Вот, повариха эта, что-то не поделив с братом, с которым имела на двоих дом, и предложила матери (доплатив десять тысяч!) перебраться в ее половину, а сама с дочерьми и любовником - в нашу развалюху. Брат терпеть не мог ее любовника, бывшего уголовника и выпивоху. Обговорили. (У них еще и огород поменьше, да и Савинка стоит на болоте... ) На полуторке уместилось все наше барахло и мы: отец, мать, Гутя, Колька, Борька, Вовка, я, Найда, кот и куры. Переезжали поздно вечером, в совершенной темени, да еще и под проливным дождем. Старшим было все равно - они предусмотрительно напились браги. Машина то и дело буксовала в непролазной грязи. Каких- нибудь несколько километров ехали час, не меньше. В ночи же таскали наши пожитки, шлепая по лужам. Несколько узлов с тряпьем, ведро с посудой. Две кровати и три табуретки. И фанерный стол. Первым хотели впустить, по обычаю, кота, но пока его искали, отец плюнул на предрассудки и вошел сам. Вместе с котом куда-то исчезли и куры. Потом их кое-как нашли, поймали и определили в сарай. Кота затащили в дом - он старательно зевал. Сами улеглись спать далеко после полуночи.
Наутро живности не обнаружили.
- Украли,- обреченно решила мама.- Савинка - одно слово!
- И кота, что ли, украли? - засомневался отец.
Но, оказывается, и кот и куры направились пешком на старое' место жительства. Их насилу догнала Гутя, ушедшая на работу утром.
В новом доме, на Савинке, было три комнаты, а всего площади тридцать квадратных метров. (Это не бывшие наши девятнадцать, на Батрацкой!) Имелись и сени. Пустые, темные и холодные. Расселились так: Гутя с Колькой в маленькой, дальней комнате, отец и мать - в большой, а мы - братва - в прихожей...
Мне надо было в школу во вторую смену. Я обошел узкий двор, осмотрел сарай, так не понравившийся курам, и флигилек. Но флигель был недостроен.