В десятом веке его разрушил русский князь Святослав. Он вступил в союз с византийским императором Фокой, разбил хазарского владыку и отвоевал земли по рекам Миус и Кальмиус. На берегах Азовского, тогда называемого Сурожским, моря возник город Белосарай.
На итальянских картах 14–15–го веков указывается город Палластра, как раз на месте Белосарая. А коса называется Балестра. Капитаны греческих судов и сейчас называют Белосарайскую косу Балестра…
Учитель Косогубов слился в воображении Куинджи с дедом Юрком. На завалинке маленький Архип слушал рассказы старика затаив дыхание, а потом, уединившись, пытался запечатлеть их в немудреных рисунках угольками на дощечках и на стенах. Теперь желание оживить события рождалось незамедлительно, хотелось отобразить их на бумаге сразу. Это как потребность человека передать словами охватившее его чувство радости или гнева.
Архип вытащил из сумки тетрадь и карандаш. Импровизировать стал без раздумий. Море, крутые скалы на берегу, на волнах - корабли–парусники. На него с удивлением посмотрел сосед по парте, а потом шикнул. Но для юного художника уже ничего не существовало вокруг - ни вредного мальчишки, ни учеников в классе Лишь ровный голос учителя властвовал над ним, то приближаясь, то удаляясь.
Был момент, когда Косогубов обратил внимание на склонившегося над тетрадью Куинджи. Он подошел к парте. Ученики привстали с мест в предвкушении первого наказания их товарища. Семен Степанович по на–ступившей тишине понял это. Он обвел класс прищуренным взглядом, поднял кверху палец и тихо произнес:
- Тс–с!
Отошел от ничего не заметившего Архипа и продолжал рассказ:
- Как гласит одно из преданий, на месте нашего Мариуполя был казацкий город Домаха, или Адамаха. Вот послушайте легенду, которую записал архиепископ Гавриил. - Учитель взял со стола тетрадь и начал читать: - "Близ устья Кальмиуса при втечении в море находился небольшой овраг, или по здешнему наименованию "балка". Рядом с ней жила запорожанка Домаха. Ей надоело ходить на Кальмиус за водой через балку, и она придумала средство облегчить себе труд. Мало–помалу перекопала она узкий слой твердой земли, отделявший овраг от речки, и часть воды хлынула в новое ложе. Таким образом, у Кальмиуса составилось двойное устье, или по местному выражению "два гирла". Новое устье получило от народа название речка Домаха".
Куинджи оторвался от рисования, посмотрел на учителя, но, казалось, видел не его, а что‑то другое там, за спиной Косогубова, за школьными стенами, проникая сквозь годы в далекое и совсем недавнее прошлое…
- Должно быть, в 15 -1б–м веках казацкий поселок тоже назывался Домахой, ибо имя Адомахи упоминается в 1782 году, и Адомахиа - в 1826 году. Во второй половине прошлого века на месте собора и базарной площади стояла крепость Кальмиусской паланки. В ней находилось шестьсот казаков во главе с полковником Грицьком Гаркушей. Они защищали промышленников, ходивших за солью на Бердянское озеро, и рыболовов в Азовском море… Как и раньше, по приазовским землям проходят важные дороги: почтовая от Екатеринослава через Орехов, Мариуполь в Таганрог. В Крым, в Александровск, Павлоградский и Бахмутский уезды пролегают транспортные пути… Старожилы рассказывают, что вокруг Мариуполя находились леса…
Архип встрепенулся, оторвался от рисунка и, подняв глаза на учителя, чуть подался вперед. "Леса? Но где же они? - мысленно задал вопрос. - Я сразу же пойду туда".
- Но их, к прискорбию, извели, - вздохнув, сказал Косогубов, - Только в балках можно встретить островки терновника, вербняка, шиповника. Есть они и на берегах Кальмиуса и Кальчика. Правда, во влажной долине на земле донских казаков растет небольшая рощица. Она в двух верстах от города.
"Все равно пойду", - снова подумал Куинджи.
Раздался звонок. Семен Степанович разрешил ученикам идти на перемену и окликнул Архипа:
- Подойди ко мне.
Он устало опустился на стул, достал желтый платок и, прикладывая его к вспотевшему лбу, смотрел на медленно приближавшегося Куинджи.
- Твои занятия рисованием похвальны, - проговорил Семен Степанович, беря длинными твердыми пальцами пуговицу на Архиповой жилетке. - Однако, братец, на уроках не нужно отвлекаться.
- Эт‑то, я не отвлекался. Слуша–а-ал, - запинаясь, но твердо ответил парнишка. - Слушал и рисова–а-ал.
- Понимаю. Ты так можешь, а другие нет. Видишь ли, твое рисование на уроках будет дурно влиять на остальных.
- На–а… Эт‑то…
- Погоди, не перебивай. Чтобы слушать и рисовать одновременно, необходимы способности. У коих нет их, начнут заниматься чем угодно другим. Прилежания к учению не станет. Понимаешь? Ты дома рисуй.
- А в школе? - поднимая тревожный взгляд на Косогубова, спросил Архип, - Я пришел сюда учиться рисова–а-ать.
- Нет, братец. Понимаю тебя. Но в нашем училище не учат рисованию, - сказал вдруг опечаленно учитель, но сразу же ободряюще добавил: - Ты, Куинджи, овладеешь другими науками…
- У меня нет толстой бумаги и красок, - прервал Архип. - Я никогда не видел, как рисуют настоящие художники. Не учат… Но я все равно буду художником. Вырасту и буду, - сказал он глухо и выбежал из класса.
Тихие дни осени, казалось, начинались в глубине моря, над которым стоял густой туман. В нем катилось голубое солнце до тех пор, пока не вырывалось в синеву неба и не начинало рассекать молочную пену золотыми лучами. Туман заползал в балки, цеплялся за пожелтевшие кусты терновника, плавал над Кальмиусом и Калачиком.
Отправляясь в школу, Архип не раз наблюдал с Карасевского обрыва причудливую игру утренних красок. Первая неделя занятий пролетела незаметно. Знакомился с новыми ребятами, ходил с ними по улицам города - и все было интересно. Однажды Кирьян выкрикнул:
- А вода на море теплая, можно купаться!
Решили отправиться к морю. По дороге бросили жребий, кому первому входить в воду. Но на берегу Архип молча разделся и с разбега окунулся в бирюзовую волну. Размеренно взмахивая руками, поплыл на глубокое место. Вода была теплее воздуха, приятно щекотала тело, будоражила и радовала. Он впервые пожалел, что так редко купался летом. Больше пропадал в степи. Да и признаться - тянет она сильнее… Подплыл Каракаш и Сафатеев. Начали брызгаться, нырять, гоняться друг за другом. Вдруг Куинджи взглянул на берег и притих. Там одиноко стоял Кирьян. Его худенькая фигура казалась беззащитной, обиженной. Архипу стало жаль товарища, и он поплыл назад. Одеваясь, спросил участливо:
- Эт‑то, чего не купа–а-аешься?
- Хвораю часто, - ответил Кирьян. - А как хочется!
- Давай с лета вместе… Гла–а-авное привыкнуть.
- Ты сильный. Тебе привыкать не надо.
- Какой там сильный? - глухо проговорил Архип. - Не все получается. Заставляют учить закон божий и арифметику. Мне бы рисовать научиться.
- Закон божий - интересный.
- Семен Степанович лучше рассказывает. Все вижу, что он говорит.
На берег выскочили Каракаш и Сафатеев. Куинджи сразу умолк. Постоял, пока ребята оделись.
- Эт‑то, я берегом, - сказал тихо, повернулся и пошел в сторону Карасевки…
В воскресенье к Архипу подбежала сияющая Настя.
- Ой, как хорошо! - воскликнула она. - К тебе вечером придет Феня. У них свадьба. Ты будешь играть песни.
- Ладно, - отозвался он. - Куда собралась?
- К тебе.
Ее непосредственность смущала парнишку. Его новые товарищи открыто презирали девчонок, не водились с ними, а он своим лучшим другом считал Настеньку. Чувства привязанности к ней и неловкости перед мальчишками недолго боролись в его сердце.
- Я - в степь. Пойдешь? - спросил он.
- А где мешок?
- Какой мешок? - не понял Архип.
- Для кизяков.
- Просто так пойдем. Нынче воскресенье, уроков нет.
- Ой, как хорошо!
Они выбежали на шлях, прибитый росой и потому не пыливший, как летом. Взялись за руки и пошли в сторону Кальчика. Побуревшая степь пахла полынью и сладкими дынями. Стушевались, потускнели летние краски. Темно–голубые съежившиеся свечи васильков тоскливо глядели на высокие белые облака; закостенев, прижались к земле желто–коричневые бессмертники. Насторожился в ожидании дождей и ветров синеголов. Вот–вот налетит низовик, сломает сухой катран и понесет его, как перекати–поле. Нахохлился, стал черно–зеленым с рыжими бутонами колючий репейник. Совсем поседел ковыль–тырса. А ромашка нет–нет да и мигнет желтым глазом из‑за сизого куста полыни. А что это там вдали? Как розовый островок.
- Настя, смотри, - обратился он к спутнице и вытянул руку.
- Ой, красивые какие! - воскликнула девочка и побежала.
Архип бросился следом за ней. Розовый островок оторвался от земли и взвился в небо. Ребята оторопело замерли на месте. Птицы с розовым опереньем промчались над их головами, сделали круг и полетели в сторону моря. Архип и Настя неотрывно и долго смотрели им вслед, пока они не растаяли в синеве. Дети не знали, что это были розовые скворцы. В глухих местах нетронутой приазовской степи они выводили птенцов, а ранней осенью улетали в теплые края.
- Никогда не видела таких, - проговорила Настя.
- И я…
- Расспроси о них в школе.
- Ладно.
- А интересно учиться в школе?
- Семен Степанович, эт‑то, много историй знает про нашу землю. Про Кальчик и степь… Кто и когда здесь жил.
- Расскажи, Архип, - попросила Настя и посмотрела ему в лицо. Он смутился, опустил голову. - Ну, расскажи.
- Я не сумею, как учитель. Лучше нарисую и дам тебе.
- А что нарисуешь?
- Битву русских и татар. Она где‑то здесь была давно–давно, - сказал Архип и надолго замолчал.