Александр Полярный - Сказка о самоубийстве стр 5.

Попугай оказался обыкновенным, точнее, не совсем: у него были зеленые перья и родом он происходил из экзотических мест. Я вернулся вместе с ним домой и был ужасно горд собой, чувствуя себя спасителем. Чувствовал настоль­ко сильно, будто пересек семь королевств и спас принцессу из башни с драконом. Но нет: в клетке у меня был неухоженный попугай, больше похо­жий на мешок с перьями! "Надо привести тебя в порядок", - проговорил я вслух. И сразу попы­тался почистить попугаю перья, успокаивая его, но он, похоже, был немного шокирован таким фамильярным обращением. Когда я аккуратно взял его за крыло, то увидел тоненький реме­шок, завязанный под левым крылом. Развязал узелок, снял ремешок и обнаружил небольшую свернутую бумажку. В ней были изображены ка­кие-то координаты и маленький рисунок желто­го ключа, а также надпись черными чернилами: "Спасите нас!". Это что, глупая шутка жадных стариков?! Хотя нет, содержание записки не очень похоже на шутку. И кто это писал? Как давно? Может, уже слишком поздно?

На следующий день я вернулся в лавку, чтобы расспросить стариков о попугае. Подойдя к ней, увидел табличку: "Закрыто". Долго простоял у входа, но так никого и не дождался.

Пошел первый снег. Укутавшись в свое серое пальто и завязав потуже шарф, направился об­ратно к дому.

И тут я даже подпрыгнул от неожиданно­сти: до меня донесся голос Зои с первого этажа: "Сойер, я дома!". Я закрыл тетрадь и спустился на первый этаж.

День 35

За окном идет снег, а я вернулась с работы до­мой, к моему Сойеру. Не представляю себе дру­гой жизни, да и не хочу, наверное, представлять. Последние десять дней мы перечитываем целую гору исписанных тетрадей, которые он нашел на чердаке. Тут было много историй. Но все они начинались одинаково: "Посвящается Пирату, Марте, Кнопе, Вильмонту и Патриции - тем, кто не покидал мое сердце ни на минуту".

- Сойер, как ты думаешь, кто она, Патриция? Такое красивое имя...

- А мне больше интересно, кто такой Пират... Не может быть, что человек, который писал все эти истории, дружил с пиратом. Как-то в голове не укладывается, какие в наше время могут быть пираты?

Сойер сказал мне, что знаком с человеком, который писал в этих тетрадях. Но к нему надо ехать далеко: почти два дня без остановки. Я так загорелась этой идеей, что уже через день мы от­правились в путь - узнать, кто такая Патриция и почему этот человек дружил с Пиратом.

День 38

Мы приехали в тот приют, в котором я ког­да-то провел первые тринадцать лет своей жиз­ни. Здесь ничего не изменилось: тот же запах, скрипящие доски в полу - те же, только де­тей стало намного больше. Казалось, все было по-прежнему, но я почему-то не узнал это место. Мы вошли в центральную комнату, где так же стояло любимое кресло мадам Илоны. Дети, бе­гающие кругом - кто с игрушками, кто с книж­ками, - особого внимания на нас не обращали. Тут бурлила жизнь, маленькая жизнь вдали от огромного мира. В комнату зашла девушка лет двадцати, и к ней тут же побежал один из маль­чиков. Он громко плакал, показывал на свое, по всей видимости, красное горло.

- Все пройдет, успокойся малыш. Ложись в кроватку, а я тебе принесу чай с лимоном, и мы тебя вылечим. Ты только не расстраивайся...

Она заметила нас и, поздоровавшись, спроси­ла: "Чем могу помочь?". У меня немного пере­хватило дыхание, и я ответил что-то невнятное: "Я, точнее мы, хотели бы увидеть мадам Илону, здравствуйте...". Девушка посмотрела на меня с печалью в глазах и произнесла: "К сожалению, ее уже нет в живых, она умерла два года назад.

Теперь о детях забочусь я". Она говорила что-то еще, как будто не давая возможности вставить слово. Мне было больно...

День 39

Мы с Сойером остались переночевать в при­юте. Когда дети ушли спать, взрослые сели у камина. Новую воспитательницу звали Лора. Ей было всего девятнадцать лет, но она справ­лялась со своими обязанностями не хуже, чем мадам Илона, а, может быть, даже лучше. Лора сказала, что попала в приют, когда ей было во­семь лет.

Мы беседовали долго, около двух часов. К нам присоединился старый дворник, которому плохо спалось. Он пил странное пойло из своей фляги и сидел ближе всех к камину. Мальчики с кух­ни принесли нам жареной картошки и горячего чая. По ночам здесь работали только ребята, что постарше: они трудились ночью на кухне, чтобы приготовить на весь приют еды.

Я все же осмелилась спросить: "Лора, а ты не знаешь, тут жила девочка по имени Патри­ция?". Она с недоумением посмотрела на меня и ответила отрицательно. А дворник усмехнулся и, выдержав паузу, стал рассказывать: "У одного ребенка, лет тридцать назад, был щенок по име­ни Патриция. Мальчик очень переживал, когда собачка сбежала, по крайней мере, ему так ска­зали. Он удирал по ночам и искал ее, но никто из взрослых так и не осмелился ему даже намек­нуть, что кто-то из детей в этом чертовом приюте утопил его щенка в ведре. Мальчик верил, что однажды найдет свою Патрицию, а как-то раз сам сбежал и не вернулся". "Его звали Джек?", - спросил Сойер. Дворник молча продолжал от­хлебывать из своей фляги...

День 40

Лора

Сюда, в приют, редко кто заезжает, поэтому Лора была рада познакомиться и поговорить с Сойером и Зои, но они уехали несколько часов назад. Лора уложила детей спать, убрала раз­бросанные книжки и игрушки по местам, зава­рила себе чай.

У Лоры были красивые, немного рыжеватые волосы, милые веснушки весной и чуть печаль­ный взгляд. Она стояла на кухне. В руках чашка чая, а в голове - очередь из тяжелых воспоми­наний...

Папа погиб еще до моего рождения. Он был достойным человеком, но не слишком везучим. При военной операции его застрелили - так говорила моя мама. Мы с мамой всегда спали в одной комнате, в нашей маленькой квартирке. Маме часто было плохо, и она плакала, а я не знала, чем ей помочь. Когда плакала она, пла­кала и я. Плач, также как и смех, может быть за­разительным. Она начинала успокаивать меня и успокаивалась сама.

Однажды я вернулась из школы, а мамы не было дома. Но дома меня ждал незнакомый дядя, который сказал, что мама попала в боль­ницу и у нее немного болит голова. Когда я на­вещала маму в клинике, она всегда держала в руках плюшевого зайчика и разговаривала с ним. Она плакала в руках с этим зайчиком в ожидании, пока зайчик тоже начнет плакать и она станет его успокаивать. Кажется, мама назы­вала свою игрушку моим именем, а меня не за­мечала. Она жаловалась игрушечному зайчику, что у нее очень твердая подушка. Я пообещала маме, что достану для нее самую мягкую подуш­ку, которая только существует. Уже и не помню, каким образом я ее тогда думала достать, ведь мне было всего восемь лет. Обещание свое я не успела выполнить: мама умерла через две неде­ли - не знаю, отчего, мне не сказали. Наверное, виной всему была слишком твердая подушка, а ведь у нее так сильно болела голова...

Следующие несколько лет я жила в приюте. И однажды написала доктору письмо о том, что тут совсем нет игрушек и я хочу того плюшевого зайчика, с которым играла моя мама в больнице. У меня совсем не осталось вещей от моей преж­ней жизни. Дома осталось много интересных папиных вещей: до того как он умер, он хорошо зарабатывал. Мама не хотела ничего продавать из того, что принадлежало ему. Думаю, сейчас эти вещи уже нельзя было вернуть. Зайчика мне так и не прислали. Фотографий родителей тоже не было, и я начала забывать, как они выглядят. По воскресеньям наша воспитательница мадам

Илона водила нас в храм, где мы читали молит­вы. Я не задавала вопросов, но была обижена на Бога, что он не спас моих родителей. Потом мы возвращались в приют.

Спустя несколько лет умерла наша воспита­тельница. Я в какой-то момент хотела сбежать из приюта, но как это сделать, когда у одного из ребят помладше болит горло, а другой не поде­лил игрушечную машинку с девочкой, которая постоянно плачет?

Я и сама иногда плачу. Жалеть себя легче, чем держать боль внутри...

День 49

Идет снег... Это было то утро, которое привет­ствует тебя снегопадом. Зои спит дома, а я иду в поисках подарка для нее - просто так, без пово­да. Дарить подарки приятнее, чем получать.

Я прошел мимо собаки, которая ела у помой­ки. Мне стало ее немного жаль.

Миновал детей, которые направлялись в школу, и мне вдруг захотелось стать ребенком: книжки, тетрадки, учебники - это же так весело и беззаботно!

Я видел много прилавков и витрин, которые ярко светились, демонстрируя и даже навязы­вая прохожим купить все эти, никому не нуж­ные, побрякушки.

Стал подумывать, не взять ли нам билеты в кино или театр, но это показалось мне слишком банально. Цветы она не любит... Духи? Запахов слишком много - тут не угадаешь, тем более от нее и так всегда чудесно пахнет. Надо бы что-ни­будь особенное.

Купил ей шарф, потом замерз и надел его сам. Я проходил весь день, но так ничего и не выбрал. Возвращаясь, встретил собаку, которую видел утром, у той же помойки: голодная, грязная, замерзшая и несчастная. Забавно получается... Бывает, мы что-то ищем и не замечаем, что уже нашли.

Я вернулся домой с собакой. Отмыл, накор­мил, согрел и оставил у нас. Зои как-то определи­ла, что щенку уже три месяца и что это девочка. Мы назвали ее Патрицией - в честь того щенка, которого искал один очень хороший человек...