Александр Эртель - Записки Степняка стр 15.

Шрифт
Фон

- Чем же вы маленького-то кормите? - удивился я.

- Махонького-то? Да чем… хлебушка нажуешь с солью…

Он замолчал и старательно начал оправлять полость, покрывавшую мои ноги.

Холодный ветерок подувал в лицо. Он опять понемногу усиливался. Обрывки туч снова сплотились и заслонили редкие звездочки.

Вьюга опять закрутила.

- Калинкины дворики виднеются! - послышалось восклицание Григория, ехавшего впереди. Он поравнялся с санями. Лошаденка его, сплошь занесенная снегом, беспрестанно отфыркивалась и трусила мелкой рысцою. Зипун тоже покрылся белым слоем.

- У… понесло-то!

- А что, Григорий, не перегодить ли нам в двориках? - закричал я ему, - может, опять поутихнет.

- Что ж… Тут знакомый мужичок есть, Андреян Семеныч… Заедемте… Изба чистая…

- Ну ладно!

Переехали какой-то сугроб. В избах замерцали подслеповатые огоньки. Зашумели ветлы около полузанесенных дворов…

Калинкины дворики стояли среди чистого поля; река отходила от них версты на полторы. Все это сообщили мне после. К Панкратову я прежде ездил по иной дороге, минуя дворики.

Мы поравнялись с длинной избою. Два окна выглядывали на улицу и освещали ее. Григорий подошел к окну и постучал; послышались расспросы… Наконец дверь скрипнула, и нас впустили. Где-то на дворе залаяла собака…

Я вошел в избу. Это была просторная сосновая изба, чистая, теплая, с деревянным полом, с "белою" печкою. На столе, накрытом грубою скатертью, лежал непочатый каравай ситного хлеба и стояла деревянная резная соло-{25}ница. В высоком деревянном подсвечнике горела сальная свеча.

Меня встретил хозяин. Это был высокий, статный мужик, с красивым, открытым лицом, с большою русою бородою. Сильная проседь серебрилась у него в волосах; серые глаза глядели умно и насмешливо… По тонким губам бродила какая-то подмывающе-бодрая, слегка лукавая усмешка… Вообще в нем сразу что-то располагало, - есть такие симпатичные лица.

Поздоровались. Я снял шубу и подошел к столу.

- Аль по нужде какой едешь? - спросил меня Андреян Семеныч, бережно вешая мою шубу ближе к печке. Голос у него был приятный и добродушный, но опять-таки с легким оттенком насмешливости.

Я ответил ему, куда еду. Он слегка покачал головой и, накинув полушубок на плечи, вышел из избы. Колокольчики звенели где-то на дворе.

На задней лавке что-то прибирала сморщенная, но бодрая и чрезвычайно подвижная старушка; с палатей выглядывали веселые русые головки детей.

- Что ж, у вас семьи-то только? - спросил я старуху.

Она чуть заметно улыбнулась.

- Нет, сын есть. Да он с женою пошел прощаться к тестю… Должно, гостюют.

Вошли Григорий и Яков, за ними Андреян Семеныч.

- Раздевайтесь-ка да полезайте на печку… Я обсушу зипуны-то… Ты, Григорий, разувайся да положь в печурку лапти-то, они поколева пообсохнут… Ишь, барин-то вас умаял как…

Он насмешливо взглянул на меня.

- Старуха, поищи-ка винца, там, должно быть, осталось; налей ребятам-то по стаканчику…

Старуха засуетилась. Ребята чинно выпили водку и, утеревши полою губы, полезли на печь.

- Ты не выпьешь с дорожки-то?.. Небойсь прозяб… - обратился ко мне Андреян Семеныч.

Я отказался.

- Ну, да оно знамо… - опять-таки насмешливо сказал он, тщательно отряхая Григорьев зипунишко, - шуба-то твоя не этому чета… Мороз-то не вот скоро влезет.

Возражать было нечего… Я посмотрел на часы. {26}

- Много до полночи-то? - спросил Андреян Семеныч.

- Да теперь семь часов.

- Стало быть - пять осталось. Лошадям овса-то надыть? Сенца мы дали.

- Нет… Может, погодка поутихнет, - поедем.

- То-то, смотри… А то овес есть.

- Много считаете до Панкратова?

- Тут хоть и недалеча, версты три, да дорога-то блажная: мало-мальски погода поднимется, ни за что не доедешь… Прогалок-то большой: как не попадешь к Панкратову, так и езди пo степи до самого Битюка; уж там в лес уткнешься - по ту сторону реки будет…

- Ты кто, из дворян, что ль? - бесцеремонно добавил он, развешивая зипун перед горячим "устьем"…

- Нет, не из дворян.

Андреян Семеныч как-то неопределенно промычал, но тон его сразу стал и доверчивей, и добродушней. Он обстоятельно расспросил меня про мое жительство, мои занятия, про крестьянское житье в Малой Березовке (село, около которого я жил), которая была известна во всем уезде благодаря большому винокуренному заводу, носившему название Березовского.

- Да что, Андреян Семеныч, - ответил я ему на последний вопрос, балуются мужики, в Березовке… Пьянство все усиливается, живут плохо… Воровство завелось.

- Т-э-к… - задумчиво протянул Андреян Семеныч, - да, надо правду сказать, народ дюже стал слабее, чем в наше время, - продолжал он, - кабаки эти пошли, и дележи, и воровство… Всего вдосталь!

- Отчего же это, Андреян Семеныч?

- А уж бог ее знает с чего! - Андреян Семеныч развел руками. - Я помекаю так: все от голодухи больше… Ты вот погляди на наш поселок: живем мы, слава богу, покедова - в достаче, ну и не заметно, чтобы пьянство, алибо что… И народ у нас дружнее, мирское дело не продаст, не пропьет… А ты, вон, погляди в Россошном у них, - он кивнул в сторону Григория, выбрали они ходока, за луга стараться, - соседи у них луга отбили, - что ж ты думал?.. - взял этот ходок да за две сотенных документы и продай суседским!.. Вот они как мирское дело-то понимают. {27}

- Это верно, - подтвердил Григорий, - Кузьма Семеныч у нас есть, теперь кабак открыл, с нового года.

- И приговор ему дали? - удивился я.

- Дали. Старикам поднес восемь ведер, ну и дали…

- А луга так и остались за соседями?

- Как же, известно, остались… Летось, петровками, какая драка из-за них была!..

- Ну вот… - развел руками Андреян Семеныч. - У них, чтоб какого-нибудь согласия промеж себя, и не спрашивай… Всяк по-своему, порознь… Только одно и есть мирское дело - мирские деньги пропить… Это они давай!.. И так у них заведено еще: всех дворов в селе около двухсот будет.

- Более, дядя Андреян, - перебил Григорий.

- А то еще и более, а всеми делами десять аль двадцать мироедов ворочают… Мироед и на сходке, и в волостной, и в кабаке… И как ведь это у них: чуть мужик справится, зашибет где ни на есть копейку, так сейчас и норовит суседа закабалить… И тут уж его бойся… А вот у нас на поселке дворов двадцать есть, да как все мы по капиталам-то ровны, у нас закабаливать-то и некого…

- Ты мне вот еще растолкуй, Андреян Семеныч, - сказал я, - вот вы, барские ведь, кажется, были?

- Барские.

- По сколько у вас на душу земли-то?

- Три с осьминником.

- Ну, вот в Большой Березовке однодворцы живут, у них по пяти десятин на душу приходится, а живут они - почти полсела побирается, отчего это?

- Ты нас в расчет не клади… Мы еще отцовским нажитием сыты, это вот с воли-то маненько поупали, а то зажитнее нас в округе не было.

- Ну, не вас, так взять других барских, все они живут справнее однодворцев…

- Это правда, что супротив барского однодворец не вынесет… Перво-наперво, работает он куда плоше нашего, под страстью не был, барщины не знавал, а другое дело - избалован… Ну, вот теперь и расплачивается…

- Не равен однодворец, не равен барский, - отозвался Григорий, - вот тоже оленинские барские, а живут-то никак еще хуже нас, грешных… {28}

- Да, оленинские точно что плохо… - сознался Андреян Семеныч.

- Да, видно, всем не меды, - добавил он после некоторого раздумья, куда ни погляди, горе одно… Что барские, что однодворцы…

Он сел к столу и, садясь, хватился за спину.

- Эка поясница-то одолевает… Должно, все палочки отзываются…

Он как-то, не то зло, не то весело, усмехнулся.

- Какие палочки? - удивился я.

- Да как же! Меня ведь сквозь строй гоняли…

Я заинтересовался.

- Вона!.. Я ведь бывалый… И Сибири, по барским щедротам, отведал и палочек… В Томской четыре года выжил.

- Да за что же это?

Мне что-то не верилось в эти ужасы, глядя на его спокойное, добродушно усмехающееся лицо.

- Да все воля эта, пусто бы ей… Ишь, мы до воли-то на Битюке жили… Може, слыхал - Калинкин барин есть, производителем он теперь… Ну, мы его крепостные были… Угодья у нас были - одно слово… Ну, и лес, и река подле… Заказу ни в чем… Жители мы были еще исстари: мой дед-то чистоганом двести золотых батюшке покойному оставил… Вышла, это, воля. Барин нас и вздумай переселить на эту вот самую "Сухопутку"… Мы, известно, заартачились, ходоков выбрали: я пошел, да еще тут два мужичка. Ушли, как водится, таючись… Однако с Рязани воротили нас, - ишь, не порядок… Пригнали домой по этапу… А уж тут вышло распоряженье ломать… Как так? - не закон, ребята… Сбили мир, порешили не давать… Ну, значит, бунт… Солдат пригнали на постой к нам… Свиней, кур, телятишек, душат не судом! Одно слово - разор… Терпим… "Что ж, хотите по добровольности переселяться?" - спрашивают… "Нет, не хотим…"

Андреян Семеныч воодушевился. Добродушная насмешливость исчезла из его глаз, и в них засветилась какая-то злоба…

- Ты сам рассуди, - обратился он ко мне, - жили мы при всех угодьях… Сады, это, у нас разведены, пчельники, рыбная ловля, луга заливные, и вдруг на! переселяйся… Тут ни леску, ни речки - уж колодцы Калин-{29}кин порыл… Какая это воля!.. Работали-работали на них, корпели-корпели, а тут на "Сухопутку"!..

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора