- То-то не взял. Бедные мужики эти Захаровы… Как с их взять? Однако угощение принимал - страсть угощали, братцы! А молодая баба, Васькина жена, так та мне две рубахи ситцевые справила. "Вовек, - говорит, - не забуду, Илья, что ты моего мужика при мне оставил". Небось, люди добро помнят.
С мостика то и дело раздавались окрики вахтенного офицера. То он командовал: "Вперед хорошенько смотреть", то: "На марса-фалах стоять".
Эти частые и громкие окрики среди ночной тишины несколько раздражали матросов.
- И чего это мичман зря суетится да глотку дерет! - заметил кто-то.
- А может, не зря, - промолвил Матросик.
- Коли встречных судов боится, все равно не увидишь скоро. Слава богу, хоть штурма прикончилась, а все-таки нехорошая ночь! - раздался чей-то голос.
- То-то вахтенный и опасается, что ночь!.. И пары по той же причине… И ходу нам нет! - сказал Матросик.
- По какой причине?
- А по той самой, братцы, что неизвестно, в какие места нас буря занесла. Вот он и опаску имеет. В море, братцы, завсегда надо опаску иметь. Я хоть и по озеру ходил, а бога приходилось-таки часто вспоминать! - проговорил Матросик.
С этими словами он повернул голову к океану и стал зорко всматриваться вперед, в покачивавшийся на волнах клипер.
Смотрел Матросик минут пять - десять и вдруг крикнул неестественно громким голосом.
- Бурун под носом!
- Марса-фалы отдать!.. - тревожно скомандовал вахтенный мичман.
Марселя бесшумно упали, и в то же мгновение "Жемчуг" остановился, врезавшись в гряду, и беспомощно стал биться, словно птица, попавшая в силки.
III
Капитан мгновенно проснулся и через минуту был на мостике. Старший офицер и старший штурман были там же. Все офицеры и все матросы, наскоро одевшись, выскочили наверх.
Клипер било жестоко о камни, и машина, работавшая полным ходом, не могла его сдвинуть с места. Видно было, что "Жемчуг" засел плотно.
Все были в подавленном состоянии.
Ветер дул свежий, и волны кружились вокруг клипера. Кругом кромешная тьма.
Прошло бесконечных десять минут, и снизу дали знать, что течь увеличивается. Пущены были в ход все помпы, но вода тем не менее все прибывала. Положение было критическое, и не было никакой возможности высвободиться из него. И помощи ожидать было не от кого.
Однако на всякий случай зарядили орудия, и через каждые пять минут раздавались выстрелы, разносившие по океану весть о бедствии.
Но никто этих выстрелов, казалось, не слыхал.
Верхняя и нижняя палубы осветились фонарями. Молчаливые и сосредоточенно-серьезные матросы торопливо вытаскивали рангоут, разные вещи. У денежного сундука, вынесенного из капитанской каюты, стоял часовой.
Несмотря на работу всех помп, клипер постепенно наполнялся водой через полученные пробоины от ударов о камни гряды, в которой он засел. О спасении клипера нечего было и думать, и потому по приказанию капитана принимались меры для спасения людей и для обеспечения их провизией.
Но ночью, при громадном волнении, спустить шлюпки и посадить на них людей было бы безумием. Приходилось ждать рассвета.
И в голове каждого моряка, несмотря на спокойные, по-видимому, голоса капитана и старшего офицера, отдававших приказания, проносилась ужасная мысль:
"Не исчезнет ли "Жемчуг" в волнах до рассвета?"
Наконец забрезжило, и из сотни человеческих грудей вырвался крик радости. Громкое "ура" разнеслось по океану, споря с ревом ветра и гулом бурунов.
Высокий, казалось, отвесный, берег неясными контурами выделялся близко, совсем близко. Между ним и грядой, на которой бился "Жемчуг", было не более пятидесяти сажен.
Но радость быстро сменилась отчаянием. Ветер не стихал; волны с грозным ревом разбивались о берег. Буруны пенились вокруг "Жемчуга". Все поняли, что спасение на шлюпках невозможно.
И близкий берег казался недостижимым, а смерть - неминуемою.
Выстрелы о помощи раздавались по-прежнему, но не вселяли надежды, хотя и привлекли на берег кучку арабов, которых можно было рассмотреть в бинокли.
Но что они могли сделать? Как помочь?
IV
Рассвело.
Утро было серое и печальное. Низкие темные тучи заволакивали небо. Ветер не стихал. Волны по-прежнему были громадны.
"Жемчуг" по временам трещал от ударов, но еще держался на воде.
Бледный, казавшийся стариком капитан, не сомневавшийся почти, что жена и трое его детей, оставшихся в Кронштадте, сегодня сделаются сиротами, все-таки не показывал ни перед кем своего отчаяния и распоряжался, словно бы надеялся на спасение.
И он обошел палубу и говорил, ободряя матросов:
- Скоро ветер стихнет, и мы на шлюпках доберемся до берега. Не робей, молодцы ребята!
И "молодцы ребята" как будто верили - так им хотелось верить! - и отвечали:
- Рады стараться, вашескобродие!
Вернувшись на мостик, капитан сказал старшему офицеру:
- Если бы конец подать на берег и на этом конце укрепить канат!.. Это единственная возможность спасти людей. Но как подать? Шлюпку немедленно зальет. Ветер не стихает. Барометр падает.
- Разве вплавь, Иван Семеныч?
- Вплавь? Но кто решится? Это верная гибель. Если чудом и доплывет, то разобьется о камни… Весь берег ими усеян… Но, во всяком случае, надо попробовать… Арабы могут перехватить конец, и тогда мы спасены. Прикажите поставить людей во фронт. Я вызову охотников.
Когда люди выстроились, капитан подошел к фронту и, объяснив, в чем дело, крикнул:
- Есть ли охотники выручить всех нас, ребята? Если есть, выходи.
Никто не шелохнулся. Всякий с ужасом взглядывал на пенистые волны, гребешки которых вкатывались на палубу.
Только маленький чернявый Матросик вышел из фронта, решительно подошел к капитану и, застенчиво краснея, проговорил:
- Я желаю, вашескобродие!
- Ты, Матросик? - удивленно воскликнул капитан, невольно оглядывая маленькую, тщедушную на вид фигурку Матросика.
- Точно так, вашескобродие.
- Куда тебе!.. Ты сейчас же утонешь!
- Не извольте беспокоиться, вашескобродие… Я к воде способен. Плаваю, вашескобродие!
- И хорошо?
- Порядочно, вашескобродие! - скромно ответил Матросик, бывший превосходным пловцом.
- Но ты знаешь, чем рискуешь?
- Точно так, вашескобродие!
- И все-таки желаешь?
- Буду стараться, вашескобродие! Как для людей не постараться! - просто прибавил он.
- Ты будешь нашим спасителем, если подашь конец… От имени всех спасибо тебе, Матросик! - проговорил взволнованно капитан.
Матросик разделся догола, одел пробковый пояс и обвязался концом.
Когда все было готово, он низко поклонился всем и дрогнувшим голосом произнес:
- Прощайте, братцы!
- Прощай, Матросик!
Все смотрели на него как на обреченного.
Он бросился в волны.
V
Все бинокли и подзорные трубы были устремлены на бесстрашного пловца. Голова его в виде черной точки то показывалась на гребнях, то исчезала между волнами.
- Молодец! Хорошо плывет! - говорил про себя капитан, не отрывая глаз от бинокля.
Действительно, Матросик плыл хорошо, подгоняемый попутной волной… Уже близко. Несколько размахов - и он у берега. Арабы ему что-то кричат, указывая вправо от взятого им направления. Но он ничего не понимает, довольный и радостный, что сейчас доплывет, укрепит к берегу конец и люди будут спасены.
Но вдруг набежавшая волна с силой бросает Матросика, и он всей грудью ударяется о прибрежный острый камень.
Ужасная боль и слабость мгновенно охватывают его. К нему подбегают арабы, и он им указывает на конец уже потускневшими глазами.
Смерть Матросика была почти моментальная.
VI
Арабы вытащили труп Матросика на песок и стали вытягивать конец.
Через полчаса за одну из скал, правее, был прикреплен канат, и по этому канату стали переправляться с "Жемчуга" люди. К полудню ветер заметно стих, так что возможно было продолжать переправу при помощи каната на шлюпках.
Когда все переправились на пустынный берег, капитан, указывая на труп маленького чернявого Матросика, сказал:
- Вот кто пожертвовал собою, чтобы спасти нас, братцы!
И, обнажив голову, приложился к покойнику.
Все крестились и отдавали последнее целование Матросику.
А в это время "Жемчуг" исчезал под волнами.
Отплата
(Рассказ старого матроса)