II
- Я заехал поблагодарить вас. Вы так чудно танцевали… Все мои приятели были вечером в театре…
- Оттого, вероятно, я и получила такую массу подношений? Секретарь говорил мне, что вы сидели как раз рядом с раджой.
- Совершенно верно. И это дало мне возможность наблюдать за индусом. Вы, действительно, его обворожили.
- Бог с ним. В глазах его мелькают, такие огоньки, что призадумываешься о последствиях, которые может вызвать знакомство с ним.
- Мне кажется, мисс Карецки, здесь у вас и без него друзей много.
- Да, но это тоже все друзья женщины, а не искусства. Вы представить себе не можете, как они мне неприятны. В особенности богатые. Они менее всего интересны. Золото придает им храбрость судить о том, чего они не понимают, и спорить с ними тщетно. Конечно, меня оскорбило предложение раджи. Как смел он звать меня с собой! Что делала бы я в Индии, в его дворцах? Разве в этом счастье?
- А в чем же оно, по-вашему?
- Счастье?!.. А вот!… Когда и чувствую во время танцев, что овладеваю зрителями, и они видят во мне воплощение Терпсихоры - я переживаю счастье. Я желала бы, чтобы все люди могли насладиться такими минутами.
Вера Георгиевна неожиданно вздрогнула и, повернув голову, стала пристально смотреть в угол комнаты.
- Что с вами? Вы побледнели?..
- Немного голова закружилась. Слабость какая-то. Говорить трудно. Ничего - это пройдет.
- Не чары ли раджи на вас действуют? - спросил иронически мистер Джонс, - теперь как раз четыре часа.
Балерина действительно вспомнила раджу, но не хотела в этом признаться.
- Какие пустяки! Неужели вы думаете, что на меня могут подействовать его заклинания? Мне просто нездоровится.
Сказав несколько успокоительных слов, мистер Джонс уехал.
Вера Георгиевна легла на кушетку и приказала никого не принимать.
Через час она потребовала к себе поднесенное американцем колье. Веселая игра брильянтов заняла ее мысли.
"Брильянты, лукавые камни, фальшивые огни, - думала она. - Вместо того, чтобы освещать путь, вы сбиваете с дороги; своими красными и зелеными огоньками вы заставляете сердце женщины метаться вправо и влево до тех пор, пока она не свалится в пропасть, как поезд, машинист которого обманут ложными сигналами…"
Танцовщица взглянула на руку, и по лицу ее скользнула загадочная улыбка.
На одном из пальцев ее сверкал брильянт, присланный раджою.
"Ехать в Индию, жить во дворце среди толпы слуг, роскоши, благоухающих цветов, иметь в своем распоряжении несметные сокровища, царствовать в стране грез, - как это заманчиво… Что я говорю?!.. Мысли путаются в моей голове - сверкающие огни брильянтов меня околдовали…"
III
- Я был недавно, сэр, свидетелем странного припадка слабости у дивы, - обратился Джонс к радже. - По ее словам, он повторяется каждый день от четырех до шести часов. Зачем вы это сделали?
- Что сделал?
- Будто не знаете! Что это за вторая душа, которую она видела? И разве не вы внушили ей, чтобы она о вас думала?
- Неужели я бы осмелился!
- Я был случайно рядом в комнате, когда вы говорили, и слышал всю вашу беседу. Когда же вы ушли, я застал мою гостью в очень плачевном состоянии. Вы лишили ее покоя, а может быть, и здоровья - этому я сам свидетель. Для чего это вам понадобилось?
- Буду с вами откровенен, мистер Джонс. Вы, конечно, заметили, что я неравнодушен к танцовщице. Когда я разговаривал с нею, я был оскорблен ее холодностью и действительно внушил ей, чтобы она думала обо мне два часа в день. Разве это много? Да притом в такое время, которое ей вовсе не нужно. Правда, это имеет характер мщения: в пылу беседы я разгорячился, хотел заставить ее немного помучиться, а сам решил о ней больше не думать. Но мне это не удалось. Я не успокоился и не забыл ее: мысли о ней преследуют меня с удвоенной силою, а в те часы, когда она должна думать обо мне, я чувствую, что она со мною: и мне даже кажется иногда, что в меня вошла ее душа. Силы мои удваиваются в эти минуты, и вы не можете представить себе, Джонс, состояние, в котором я тогда нахожусь. Ум мой перерождается. Я вижу то, чего никто не видит. Я читаю мысли других людей, я предугадываю события: я комбинирую по-новому факты и без всяких усилий прихожу к выводам, которых нормальный человек может достигнуть только после упорной работы и долгих размышлений.
- Вы говорите только о себе. Следовало бы подумать и о танцовщице. Ей, я думаю, безразличны все ваши выводы. Да и вам, пожалуй, они приносят мало пользы.
- Напротив! Вы знаете, я занимаюсь делами? Я думал, что настроение, в которое я прихожу от двух до четырех часов ежедневно, после разговора у вас с балериной, помешает моей работе. Но вышло не так. Это настроение мне помогает. Я делаюсь ясновидящим. Я предчувствую повышение и падение бумаг, покупаю их, продаю, и всегда наживаю. За несколько дней я удвоил состояние.
- Хорошее настроение! Но что будете вы делать, если любимая вами женщина заболеет? Бросьте! Денег у вас и так достаточно.
- Тут дело не в деньгах, - неуверенным голосом ответил раджа и замолк.
* * *
В Нью-Йорке Вера Георгиевна пользовалась в театре все время огромным успехом, и по окончании каждого спектакля аплодисменты и вызовы долго не смолкали.
Каждое утро танцовщица получала корзины цветов от многочисленных поклонников, и каждое утро посланный раджи вручал ей какой-нибудь подарок.
Подарки были настолько ценны, что смущали Веру Георгиевну. Она стала задумываться, сильно похудела и, несмотря на кажущиеся веселость и бодрость, чувствовала себя плохо.
Мистер Джонс, бывший в числе ее лучших друзей, скоро заметил это и решил, не предупреждая раджу, принять меры, чтобы избавить знаменитую танцовщицу от его влияния. По соглашению с друзьями Веры Георгиевны, мистер Джонс заказал каюту на первом отбывающем в Европу пароходе и настоял, чтобы балерина уехала.
IV
- Читал я про это, Джонс, - сказал Филипс своему другу, встретившись с ним в кафе, - но так как сам никогда вторых душ не видел, то и не верю в их существование. Хотя внушить человеку, что у него есть вторая душа и что он ее будет на время лишаться, конечно, возможно.
- Вы правы, дорогой мой, но раджа уверял меня, что именно вторая душа танцовщицы, приходя к нему, делает его ясновидящим и помогает ему в делах. Теперь балерина уехала. Надо бы разузнать, помогает ли ему и теперь эта вторая душа.
- Не нравится мне эта история! По-моему, вы поступили неосторожно, что отправили балерину из Нью-Йорка, не заставив раджу снять с нее эти чары.
- Доктор говорил мне, что когда танцовщица уедет, внушение будет постепенно ослабевать и пропадет бесследно.
- Правда или неправда то, что раджа говорил вам про существование вторых душ, но здоровье этой бедной русской действительно пострадало. Заметили вы, какая она стала бледная?
- Побледнеешь, если тебя начнет покидать душа, хотя бы и вторая.
- Вы, кажется, иронизируете?
- Напротив, говорю совершенно серьезно. Я уверен, что индус говорил правду, и, сопоставляя разные происшествия, мысли и воспоминания, прихожу к убеждению, что для отрицания существования второй души нет достаточных оснований.
- Вы говорите, конечно, о бессознательном начале в человеке. Я с вами согласен, но вряд ли мы разберемся в этих вопросах, если до сих пор в них еще не разобралась наука. По-моему, индус, пользуясь необыкновенной силой воли, сделал гадость. Злоупотреблять своей силой во вред другому человеку безнаказанно нельзя, и раджа получит своевременно по заслугам.
- Возмездие? Ну, его-то не существует.
- Я в него я верю с детства, Джонс.
- Поживем - увидим. А! Вот и наш герой! Как дела, почтенный магараджа?
- Блестящи! Пользуясь своим настроением, купил громадное число новых каменноугольных акций, а сегодня они уже вдвое. Однако, до свиданья! Надо что-нибудь наскоро выпить и бежать.
- Какой он здесь энергичный; совсем не похож на раджу, - сказал Филипс, когда индус отошел.
- За деньгами бегают люди и получше его. Удивительно, - неожиданно вскрикнул мистер Джонс. - Совсем забыл сказать вам. Вчера, закрывая контору, я вспомнил про балерину. Мне почему-то показалось, что ее последние слова, сказанные мне при прощании: "будьте счастливы", не были пустой фразой. Кроме искреннего чувства, в них слышалась такая горячая благодарность, что я был вполне убежден, что при случае эта женщина придет мне на помощь. Почему-то у меня мелькнула мысль о бирже и о новых каменноугольных… Я решил испытать обещанное счастье и тотчас же телеграфировал маклеру, чтобы он купил мне большую партию этих акций.
- У вас их и так много. Я бы не рискнул на покупку, тем более что в том районе теперь дожди.
- Ну, вы известный трус. А я приказал купить их ровно столько же, сколько имел.
- Странно, что воспоминанием вам была навеяна та же мысль, что и радже: хотя, до известной степени, это объяснимо. За последние дни здесь, на бирже, только и говорят, что про эти акции. Что это все заволновались? Глядите, Гоф вскочил и куда-то бежит. Вероятно, что-нибудь случилось? Эй, стюард, узнайте, в чем дело? Смотрите, сюда летит ваш маклер. Эй! Ридер! Фюйть, фюйть. Сюда. Кого вы ищете?
- Конечно, мистера Джонса! Здравствуйте. Ну и голова же у вас! Откуда это вы узнали? А? Еле успел исполнить ваше поручение.
- Что там случилось? Все так волнуются.
- Еще бы! Закупились каменноугольными.
- Ну та что же?
- Как что же? Ведь все копи затоплены водою. Убытки громадны. Полное разорение.
Мистер Джонс побледнел.