ЗА ДРУЖЕСКОЙ ЖЖЕНКОЙ
Они собрались за свой обычный стол, в маленьком, но уютном ресторане "Карл и Фриц" давно уже, с часу дня, а теперь половина пятого... По случаю отвратительной настоящей петербургской погоды, их завтрак слишком уже затянулся... Да и куда же им пока деваться? Не идти же фланировать по Морской и Невскому, под этим непрестанным дождем, по такой скользкой и вонючей грязи? В такую погоду только нужда и служебные обязанности могут заставить бегать по лужам тротуаров, перепрыгивать через шаркающие метлы озлобленных дворников.
Все трое были безукоризненно порядочные люди, т.е. удовлетворяющие всем принятым условиям порядочности, по крайней мере внешней, в душу ведь не заглянешь, душа - потемки, и кроме того люди совершенно независимых взглядов, и этой независимостью они очень гордились. Все трое были связаны между собой узами теплой дружбы и состояли "на ты" и все были довольно известны в столице и даже вне пределов оной, на расстоянии по крайней мере, предельного района дачной жизни.
Позволю себе, впрочем, напомнить читателям их имена: Серж Костыльков, Жорж Мотыльков и барон Доппель-Плюнель. Ну, теперь, кажется, все ясно и не требует дальнейших пояснений.
Их видали и по одиночке, и всех группой, всегда и везде, где должны появляться порядочные молодые люди, в возрасте от тридцати до пятидесяти лет - и никто никогда не знал точно ни их настоящего положения, ни их средств к жизни... В театрах они появлялись только на первых и бенефисных представлениях и всегда в первых рядах, на всех больших балах также, в безукоризненных фраках и белоснежном белье. На улицах они грациозно раскланивались с пассажирами самых блестящих экипажей, особенно с пассажирками, и всегда при этом грациозно приподнятый цилиндр и дружески сияющая улыбка встречали соответственные движения и выражения... Знакомства их были необыкновенно обширны, чуть не весь город, и они везде успевали попадать - где нужно и когда нужно. Они были членами разнообразных клубов, начиная от клуба велосипедистов и кончая морским яхт-клубом, что на Морской, так, по крайней мере, они говорили, не заботясь, в силу независимости взглядов, о том, верят ли им, или не верят, но что уж вне всякого сомнения - они были почетными посетителями всех чисто воспитательных музыкально-вокальных заведений, куда почему-то вход кадетам и гимназистам строго воспрещается. Почет свой они могли доказать даже документально, ибо нужные для сего документы были всегда с ними и аккуратно возобновлялись при начале каждого сезона. Они даже были членами одного негласного клуба, существовавшего, впрочем, недолго - это клуб "des décaves", сборным центром которого был ресторан под фирмой "Карл и Фриц" и именно тот стол, за которым они в данную минуту торжественно заседали.
В силу той же порядочности они все трое обладали катарами желудка, а потому меню их завтрака было очень скромное: Серж Костыльков потребовал два яйца всмятку, Жорж Мотыльков - три таковых же, только барон Допель-Плюнель остался верен своему национальному вкусу и заказал свиную котлету с кислой капустой. Водку же они пили, хотя и маленькими рюмками, но с особенным ожесточением, учащая приемы и приговаривая перед глотком давно уже надоевшую прибаутку:
- И как это подлецы извозчики могут пить такую мерзость!
Сегодня наши собеседники были настроены мрачно, на их лицах выражалась нестерпимая скука; лицо же Жоржа Мотылькова, оплывшее со вчерашнего, особенно бурного дня и бессонной ночи, носило на себе даже печать легкого отчаяния. Его даже не занял новый анекдот, очень глупый, чисто немецкий, но все-таки новый, рассказанный бароном. Серж Костыльков успел уже написать восемь записок, тщательно, даже от друзей, прикрывая левой рукой конверт, в минуту надписывания адреса, и командировал посыльного, снабжая его обстоятельной инструкцией, но прошло уже почти три часа, а посыльный еще не возвращался, признак ничего отрадного не представляющий.
Раза четыре, по предложению барона, сыграли спичками на коньяк, кому платить за всех, но и это не помогало. Благодаря мерзкой погоде, посетителей ресторана было мало и то все больше такие, которых приближать к своему столу не следовало, между собой они уже, мимоходом, успели позондировать почву.
Жорж сказал Сержу, так скороговоркой и негромко, между шестой и седьмой рюмкой водки:
- Что, ты сегодня богат?
Серж на такой вопрос только свистнул и добавил:
- А я было на тебя рассчитывал... дня на три, не более!
А барон объявил, что он имеет в виду, и даже очень скоро, получить весьма солидную сумму, но добавил:
- Иметь в виду, господа, это еще не значить иметь в своем кармане. Сегодня каналья Цвибель должен был принести мне, пока, триста, но обещал ровно в два, а теперь половина пятого... свинья!
И на всех трех, именно на сегодняшний вечер, лежали тяжелые обязанности: Жоржу надо было побывать хоть на минуту в опере и зайти в ложу № 4 бельэтажа, а оттуда к парикмахеру Моле, где ему надо привести себя в порядок и повидаться с нужным лицом, оттуда в дворянский зал, на большой бал французской колонии, а оттуда... и т.д. Сержу - заехать в клуб "благородных", во-первых, уплатить вчерашний проигрыш, во-вторых, попытаться отыграться, а потом к Аделаиде Григорьевне, куда без обещанного браслета нельзя и носу показывать. Барон же уверял, что сегодня "имеет играть вист у испанского посланника, в партии с двумя высокими иностранными особами, путешествующими по России инкогнито".
- Сиречь, Мейерша приказала быть, под страхом жесточайшего возмездия и на будущее строгого обуздания! - проворчал Серж.
- Развяжись ты с нею. Ну, ее, к дьяволу! - проговорил Жорж.
- Это не так легко, как кажется! - пояснил барон, видимо, не обидевшись косвенно высказанным недоверием по поводу виста у испанского посланника.
- Мерзейшее положение! - сказал, помолчав с минуту, Костыльков.
- Нет, я не могу! Понимаешь ты, не могу!.. Я обязан, хоть черту душу заложить, но я обязан!.. От этого вечера многое зависит... Все!
Мотыльков вдохновился, вскочил и даже раза два прошелся по диагонали комнаты, задевая за столы и стулья.
- Но теперь, друг мой, - спокойно заметил барон, - черти умнее стали и такой дряни, как человеческие души, под залог не берут...
- Жаль, очень жаль!
- Да что же, каналья посыльный не приходит? Эй!
Разбитый дребезжащий звонок неприятно подействовал на расстроенные нервы. Подошел кельнер.
- Посыльный вернулся давно уже, - доложил он. - Кого дома не застал, кто сказали только: "Хорошо, ступай!.." Рубль восемь гривен получил от швейцара, за шесть концов. Говорил, что еще за прежнее за вами осталось!
- Финиш! - безнадежно опустил голову Серж Костыльков... вынул из кармана зеленый флакон и усиленно потянул носом.
Минуты на три воцарилось полное молчание.
Жорж стремительно приподнялся, уронил при этом свой стул и, шатаясь, пошел к буфету, где сидела миловидная дочь хозяйки ресторана и, конечно, дремала, делая вид, будто читает какую-то книжку; товарищи тупо посмотрели ему вслед.
А Жорж облокотился обеими руками о решетку буфета и что-то говорил девице. Та серьезно пожала плечами и покачала головой...
- И это вы?.. Вы, которую я люблю всем сердцем, которой я мечтаю посвятить всю свою жизнь... - донеслось с той стороны.
- Ну, врите больше!
- Честное слово... скажите только: "Да!" и я у ваших ног. А пока - ну, ей же богу только до завтра... и всего безделицу - рублей пятьдесят... завтра мы обедаем у вас, и я возвращу - с букетом и тремя фунтами конфет. Честное слово порядочного человека. Ну, хлопочите, мой ангел!
- Сказала нет, и к маменьке не пойду просить, и сама не могу!
- О, Маргарита! Что ты со мною делаешь!
- Пустите!.. Ну, право... чуть всю посуду не повалили! Экий вы!
- Ну, Бог с вами! На вашей душе будет моя смерть...
- Маргарита! Давайте ему, пожалуйста, одну порцию пистолета! - хрипло рассмеялся барон.
- Ну, так черт с вами!.. Потом будете раскаиваться, но поздно. Серж, поддержи своего друга, если сам не нуждаешься в поддержке...
- Не перейдете ли, господа, в боковой кабинет? - предложил старший кельнер. - Сейчас публика к обеду собираться станет - вам много удобнее будет!
- Идея! - поддержал предложение барон.
- Обедать?.. Как обедать?.. Господа, где мы сегодня обедаем? По программе...
- Однако, - заговорил Серж, - я все-таки не теряю надежды... Со мной бывало и даже очень часто... Полное отчаяние, полная безвыходность и вдруг... "Карл и Фриц", ведите меня в отдельный кабинет!
С трудом убрали приятелей из общей залы и водворили в не особенно уютной комнате, с круглым столом посредине и подозрительной мягкой мебелью по стенам. В "кабинете" было сыро, пахло кошками и еще чем-то неопределенным. Барон приказал затопить камин и подать сюда коньяк и кофе. А время все шло и шло.
- Однако, - говорил барон, спустя уже довольно времени молчаливого проглатывания крохотных рюмочек, - как жаль, что люди с верой в Бога утратили и способы продавания своей души черту. Очень жаль! Я бы, например, охотно вступил бы в такое соглашение с самим господином Вельзевулом.
- Говорят, надо надрезать легонько, ну, хотя палец, обмакнуть в кровь перо...
- Воронье! - добавил Серж.
- Разве так? Ну, все равно! И написать...
- Что написать?
- Как что? Конечно: от сего вышеписанного числа, сроком такого-то, повинен я уплатить сумму... Ну, там по уговору...
- Да не сумму, а душу! - поправил рассказчика барон.
- Д-а-а-а! Конечно, душу! Ну, да все равно... Да, хорошее было доброе, старое время...