- Здорово ты живешь, Вавила Селиверстыч!.. Здравствуй, молодуха. Всем крещенным, доброго здоровья!..
С мужиками этими вошел в избу какой-то мир, уют, степенность.
- Подитко, грейтесь, мужики! - приветствовал их Вавила.
И Матвей отступил от хозяина, сел на лавку возле стола и стал смотреть на Лимпею, робко разговаривавшею с Анисьей.
- Ты и ямщиков тоже покорми. Да по стаканчику медку подай, - приказал Вавила снохе. - Ваша честь!.. - обратился он к Матвею. - Стаканчик выкушайте?.. У нас хорошего запасу есть…
Лимпея между тем ухаживала за Анисьей:
- А ты бы прилегла на кровать… Ишь, на тебе лица нету. Но Анисья недружелюбно отстранила руку покоряющей ее соперницы:
- Ничего мне не доспеется…
Лимпея все же ласково спросила у нее:
- Ну, может, выпьешь да покушаешь чего?.. Я принесу сейчас.
- Понятное дело, надо перво-наперво всех накормить… - сказал Вавила. - А я медку достану, какой получше, - он хихикнул, подошел к Матвею и даже тронул его за плечо. - А потом уж, ваша честь, и об делах потолкуем подружнее… Хи-хи… Верно слово.
- Хитер, брат ты старик!.. - медленно и тихо вымолвил Матвей. - Хитер, я вижу…
Все внутри Матвея вдруг перегорело. Злобы, как не бывало. Куда-то исчезло недавнее желание добывать деньги. Вспомнил что-то важное, давнишнее, свое, такое грустное и теплое, и пьяное, как сон. Избу, печь в избе, прялку на полатях, клетчатое, пестренькое покрывало.
А Вавила, уходя с Лимпеей в другую избу, лепетал с улыбочкой:
- Дыть какая моя хитрость!.. Наше дело - всех принять по Божьему, - он обернулся к ямщикам и пригласил их с собою. - Ну-тка, пойдем-те, мужики, в ту избу, там вас покормят и там же потеплее, поскорей согреетесь…
Ямщики с недоумением переглянулись и, ухмыляясь, пошли за ним следом, повторяя мирно:
- Пойдемте-ка не то, ребята. Попитаемся.
- Сейчас я вам медку подам! - сказала Лимпея Матвею и посмотрела на него и на Анисью насмешливо сжигающим взглядом. - Медок у нас старого запасу… Крепкий да веселый. Свадебный.
Анисья посмотрела вслед Лимпее и как эхо повторила:
- Веселый. Свадебный…
Матвей сидел все в том же положении и, потупившись, забыл, где он находится. Уют, тепло и глубокий томный взгляд Лимпеи - зачаровали его, и не верилось, что он разбойник и не мог не верить, что он был всю жизнь бедняком, с тех малых пор, как себя помнит. С тех пор, как отморозил себе на морозе пальцы: в святочный морозный день пошел кататься в бабушкиных валенках и приморозил их ко льду возле Потаповой избы. А теперь вот сколько лет уже бродяжил и явился к богатею деньги добывать. А не хватило хитрости, не стало злобы, не поднялась рука убить. Заныли в тесных сапогах когда-то обмороженные пальцы, хилые к морозу. Напомнили про жизнь давнишнюю, почти забытую, про бабушку и про отца, давно покойного, и про Дуню, милую, святую, грешную, сестрицу Дуню, искупившую свой грех жестокой мученической кончиной. Убил-таки ее Илья!.. Убил и сам пошел на каторгу.
И не понимал теперь Матвей - Микула Петрованович ехидных слов просвирни, которая приблизилась к нему, и далекая чужая, вовсе незнакомая, начала мучительно допрашивать:
- Нет, ты мне расскажи, как это ты в чиновника оборотился?.. Я-то, дура, и не поняла сперва, а мужик-то ведь сразу тебя раскусил… Уж коли ты разбойник, дак и будь разбойником… А то што же ты дурака валяешь? За што же ты бабу-то безвинно в цепи заковал?
Потом она увидела, что он будто пьян или вздремнул и толкнула его в локоть:
- Уезжай-ка ты отсюда поскорее да увози бабу-то… Будя вам тут куролесить… Эй, ты, слышишь?
Но видя, что Матвей не отвечает, Августа Петровна подошла к Анисье:
- Ивановна!.. Што же ты-то молчишь?.. Ведь я пешком пришла, для вас же, чтобы тысячу-то эту вымолить.
Просвирня заплакала, вытирая рукавом нажженное морозом красное лицо.
- Пропали… Пропали. - тихо проговорила Анисья. - Вижу, что пропали все…
А к Матвею подошел Васька Слесарь:
- Слушай… Отпусти нас!.. Ну, отпусти… Ну, што это за чертова игра?.. Видать же, что от старика таким манером мы копейки не возьмем… Я говорил, што лучше надо было церковь…
- Церковь? - почему-то повторил Матвей, и за много лет впервые понял значение слова этого, как звон колокола, где-то и когда-то пробудившего в нем и в его сестре огромную святую радость.
- Уезжайте, говорю, скорее! - проскрипела над его ухом просвирня.
Матвей очнулся от раздумья и опомнился.
- Некуда мне торопиться, - сказал он тихо. - Некуда, ты понимаешь?
- А ты знаешь? - заговорил всегда веселый Митька Калюшкин. - Мы им скажем, што мы пошутили… Што мы маскировщики и все тут. А?
- Вот и правда… - обрадовался Васька Слесарь. - Молодец Митюха… Снимай, давай, с меня эти цепи…
Но Матвей, подняв револьвер, прорычал:
- Не смей снимать! Держи фасон до скончания века! - и прибавил коротко, - Убьем! Другого ходу нету…
Но в это время в горницу вошла Лимпея, яркая и прекрасная, какою никогда он не знавал Анисью. Держа в руках поднос, на котором в кружках разлита была медовая брага, она сказала с вкрадчивою ласкою:
- Ну-ка, гостенек сердитый, выкушай-ка на здоровье!..
Отступил Матвей и недоверчиво смотрел на красивое лицо Лимпеи, а еще более сомнительно на кружки с брагой.
- Не подмешала ли ты зелья какого в этот медок-то? Выпей-ка сама сперва!
- Экой ты какой боязливый! А на вид такой сурьезный! - ухмыльнулась Лимпея, и поманили ее глаза черной, бездонной глубиной, такою глубиной, в какую никогда так сладостно и робко не доводилось ему заглянуть. - Изволь, я выпью, хоть это и не полагается… Свекор у меня сердитый. А муж больно ревнивый.
Она взяла кружку и, продолжая изводить его глазами, никогда нигде не виданными, колдовскими, дивно одуряющими рассудок.
- Ну, выпьем вместе! - вымолвил он глухо и неловко, виновато засмеялся, выпил залпом брагу. Крякнул, вытер бороду и добавил: - Хороша у староверов вся повадка…
- Свекор самую, што ни на есть, старенькую достал, - улыбнулась Лимпея. - А ну-ка еще выкушай вторую…
Матвей забыл, что здесь Анисья, засмеялся широко и радостно и вздохнул со стоном:
- Эх, хороша ты баба!.. Эдакому сопляку досталась… - и, любуясь ею, взял второй стакан. - Ну, и этот вместе што ли?
- Не пей! - вдруг вскрикнула Анисья. - Она тебе отраву дает.
Лимпея свысока взглянула на Анисью. Они долго и враждебно мерили глазами одна другую.
- Мы этим делом не занимаемся! - медленно и гордо вымолвила Лимпея, и злобно засмеялась. - А чего же ты так пасешь его?.. Али он тебе сударик?..
- Не твоего это ума дело! - огрызнулась Анисья. - Может и сударик.
Но Матвей, как бы не слыша этой перемолвки, медленно докончил брагу и снова весело крякнул:
- Ну, и ме-ед!.. Это не мед, а прямо колдовство, ей Богу!
И от меду и от слов этих, и от насмешки над Анисьей, повеселела, охмелела, подобрела Лимпея.
- А ты не сердися! - сказала она Анисье. - Я тебе тоже подам. На-тко выпей! - и закричала на Матвея: - Ты бы приказал ослобонить ее!.. Куда она тут убежит-то?.. В цепи заковал бабу… Што это, к чему?
- Нет, этого мы не можем приказать… - сказал Матвей, улыбаясь Лимпее. - Раз арестантка, значит, арестантка.
Сам опустился на лавку и почуял тяжесть своего большого тела.
Засверкав глазами и пересилив в себе немощное чувство горя и усталости, Анисья попросила Лимпею:
- А ну-ка, поднеси ему еще - теперь мы с ним вместе выпьем! Может он ко мне будет тогда добрее…
- А со мной, значит, не хочешь выпить? - ухмыльнулась ей Лимпея и налила еще Матвею. - А ну-ка, выпей с твоей арестанткой… Знать-то крепко любишь ее, коли в цепи за собой возишь!..
Матвей как-то устало мотнул головой:
- Её?.. Н да… Баба тоже медовая… Ну, а ты будешь послаще! - и, потянув руку к ее груди, он пьяно зашумел: - Не уж-то правда, будто ты со свекром грех имеешь?..
Лимпея дернула одним плечом и правая бровь ее запрыгала.
- Эх, да ты видать куренок!.. А я думала, ты богатырь! С двух кружек с ума спятил!.. На, держи!.. Ежели с третьей не повалишься, с собой тебя на кровать спать положу!.. - она злобно посмотрела на Анисью. - А сударку твою стеречь нас от моего свекра заставлю…
Матвей, не вникая в ее слова, но не умея овладеть нахлынувшей на него страстью, схватил кружку, залпом выпил, и, бурно хохоча от внезапного восторга, загремел:
- Вот хмель баба!.. Н на, меня!.. Бери в полон!
И, сняв шашку и револьвер, положил на стол перед Лимпеей.
- А-а, дак вот какой ты, молодец удалый! - закричала на него Анисья и закричала на Лимпею: - А ты-ы, какая монасты-ырка!.. Богомолица несчастная. Свекрова подстилка!..
Запрокинув голову, Лимпея низким голосом ответила:
- Грехам моим ты не судья!.. И нечего тебе чужую душу ворошить. В чем грешна - Богу буду каяться. Ишь ты!.. Больно деловая!.. - взглянув на Матвея, рыхло севшего на лавку, Лимпея с презрением продолжала: - А ты-то!.. Сколько раз из-за тебя пешком в село ходила! Любовалась тобой. Во сне тебя видала! Думала, што ты и впрямь приехал выручать меня. а ты, видать, и верно што простой грабитель - пьяница! - и вдруг, распахнув в сени дверь, Лимпея закричала: - Свекор! Ямщики! Идите и берите его голыми руками!..
С ружьем и палками вбежали ямщики с Вавилой, а Лимпея хохотала:
- Да бросьте ваши батоги-то!.. Он и так готов: сидит мешок мешком… Богатырь! - злорадно и сквозь слезы говорила она, прислонившись к печке. - Дождала-ася выручателя!
Вавила крикнул ямщикам:
- Держи его ребята… Вяжи!.. Руки назад!.. Назад руки заламывай!..