Дама в недоумении переводила глаза с Петра Иваныча на Голоногова и обратно, не понимая, смеются над ней или нет. Но Голоногов, справившись с припадком кашля, сидел важно, как истукан, и на лице его нельзя было прочесть ничего.
- А как же ваша фамилия? - быстро спросила дама.
- Этого я не могу сказать, - с видом сожаления ответил Пётр Иваныч и, обратившись к Голоногову, сказал:
- Так я пойду, г. надзиратель. До свиданья! Буду искать часы на толкучке. - И, пожав его руку, неторопливо направился к дверям.
- Послушайте! - взволнованно крикнула дама. - И вы серьёзно думаете найти ваши часы?
- Обязательно, - ответил Пётр Иваныч.
- Это правда? - видимо колеблясь, обратилась дама к Голоногову.
С непроницаемым видом тот пожал плечами. Пётр Иваныч задержался в дверях.
- Послушайте! - воскликнула дама, внезапно приняв решение. - А может быть, вы найдёте и мои часы…
III
Через двадцать минут Пётр Иваныч вместе со своей неожиданной спутницей подъезжал на извозчике к толкучему рынку. Во время недолгого переезда, он успел узнать, что даме двадцать пять лет, что она вдова, жила до сих пор в маленьком городке, а теперь после смерти мужа приехала сюда к своей замужней сестре. Сохраняя смиренный вид, Пётр Иваныч скрывал под усами очень довольную и лукавую улыбку; он предвкушал уже возможность интересного приключения и в дальнейшем полагался на свою ловкость и счастье.
Толкучка кишела и шевелилась, как громадный клубок серых червей. Около маленьких балаганов, полных разнообразнейшей рвани, надрывая глотки, кричали хозяева, предлагая сапоги, брюки, пиджаки, пальто, шапки, посуду, книги, старые паровики и котлы, велосипеды, жареную печёнку, рубцы, пышки и вафли. Петра Иваныча хватали за рукава и тащили направо и налево; на каждом шагу одетые в лохмотья, но очень амбициозные господа давали друг другу оплеухи и приглашали Петра Иваныча в свидетели; через каждые десять шагов не менее оборванные господа, кидаясь к нему под ноги, кричали: "Кошелёк! Господин, ваше счастье! Что делать? Надо пополам!" Несколько раз их затирала орущая и бесноватая толпа, причём любопытные руки немедленно пытались обшарить их карманы, но Пётр Иваныч, ни в каких обстоятельствах не теряющий головы, подняв правой рукой палку и левой прижимая к себе даму, непреклонно шёл вперёд, расчищая дорогу и поворачивая направо и налево. Его спутница, оглушённая криком, рёвом и суетой, давно уже потеряла способность что-нибудь понимать и беспомощно висела на его руке, а он всё ходил, кружа по лабиринту балаганов и лавок и зорко осматриваясь кругом, пока неожиданно перед ним не вынырнул грязный, но очень бывалый субъект с кольцом в руке.
- Господин! Бриллиантовое кольцо! По случаю находки дёшево продаю!
- А-а! - с удовольствием произнёс Пётр Иваныч и, отступив в сторону, галантно вытащил из жилетного кармана папиросу. - Товарищ! Папироску? Угодно? - "Покорнейше благодарю-с!" - после чего между ними чрезвычайно быстро произошёл следующий разговор.
"Господин! Купите кольцо. Ей-Богу бриллиант". - "Кольцо? Мне не надо кольца. Товарищ, мы с барыней потеряли часы". - "Какие-с?" - "Мужские золотые с бриллиантами и дамские золотые, брелок в виде погона". - "Когда-с?" - "Сегодня, тому назад час-два". - "Где-с?" - "На вокзальной площади". - "Так-с".
- Товарищ! Вот вам рубль. Получите ещё, если дадите хороший совет.
- Я вам, господин, скажу так: если потеряли сегодня, то самое время, то есть, как раз! И посоветую так: идите туда, на угол Замочной и Прорезной, в трактир Тарханкут. Там бывает, что отыскивают часы. Если желаете, я провожу-с.
- Благодарю вас, товарищ. Идём.
Из дверей грязнейшего трактира "Тарханкут" вырвался навстречу им удушливый смрад жареного сала, помойной ямы и потной толпы. За шаткими столиками, с загаженными квасными салфетками, ели, пили, размахивали руками, кричали, ругались и плевали. В воздухе плавал сизый дым. В глубине, за буфетом, установленным чайниками, бутылками и тарелками, пригнув к левому плечу налитую кровью голову с глазами удавленника, распоряжался хозяин. Увидев Петра Иваныча, он немедленно простёр к нему руки и, неимоверно вытаращив глаза, патетически прохрипел:
- Кого я вижу! Дорогой, несравненный друг, сват и кум, краса нашего города, кумир стыдливых дев, Пётр Иваныч! Сон ли это, или наяву?
- Гриша!.. - восторженно воскликнул Пётр Иваныч и, хлопнув себя по колену, залился радостным хохотом. Ему везло. Если раньше он с некоторой тревогой в самой глубине души думал о том, что ему придётся делать через четверть часа, то теперь он успокоился совсем. Кривошеий трактирщик Григорий Суханов, природный шут и большая каналья, был его давнишним другом, и встреча с ним сразу давала Петру Иванычу твёрдую почву под ногами.
- Давно ли ты здесь?
- Уже два года, мой дорогой! - торжественно хрипел его приятель. - Командую здесь всеми жуликами, карманщиками и ворами, кормлю, пою и укрываю от непогоды. Считают меня за своего покровителя и отца. А ты сюда зачем, мой дорогой? И притом, как всегда, не один, а с прелестной и юной незнакомкой?
- Начальник всех воров. Всё для нас сделает, - шепнул Пётр Иваныч на ухо своей спутнице, и после короткого разговора шёпотом, во время которого кривошейка с восторгом выкатывал глаза, надувал щеки и хрипел. Дело было сделано.
Через пять минут Пётр Иваныч с чрезвычайно важным видом сидел за столиком в отдельной комнате трактира, и нескончаемой вереницей, один за другим, к нему подходили самые разнообразные люди. Они были высокие и низкие, толстые и тонкие, старые и молодые, но все были так засалены, точно ими вытирали грязные трактирные столы, и все имели такие тускло-серые лица, точно до сих пор всю жизнь просидели в какой-то сырой щели. Пётр Иваныч чувствовал себя превосходно. Он величаво приветствовал каждого словами: "Здравствуйте, товарищ!" - усаживал на стул, осведомлялся о положении дел, указывал, что ему необходимо найти потерянные часы, затем, заплетя целую кучу неожиданного вздора, вручал по двугривенному и отпускал.
Пётр Иваныч прекрасно видел, что нужное впечатление давно уже произведено: его спутница была не подавлена, а прямо оглушена. Она сидела, бессильно откинув голову, бледная и с потухшими глазами, но он был жесток. И прошло не менее часа, прежде чем, попрощавшись с кривошеим хозяином, они сели на извозчика и отправились назад.
Подпрыгивая на дрожках по тряской мостовой, Пётр Иваныч уже совершенно свободно обнимал рукой талию измученной дамы и, улыбаясь под усами самой лукавой и довольной улыбкой, время от времени авторитетно произносил:
- Будут часы! Я вам говорю: будут часы!
- Я страшно измучена… - жалобно повторяла дама. И Пётр Иваныч, ещё крепче охватывая её стан, успокоительно говорил:
- Сейчас отдохнёте. А я не устал? Главное, что часы будут. Извозчик, стой!
Они были у подъезда ресторана, и Пётр Иваныч, ловко выскочив, помог даме выйти.
- Что это такое? - испуганно спросила дама, как бы очнувшись от забытья. - Зачем же туда? Неужели ещё.
- Завтракать, - веско ответил Пётр Иваныч. - Что ж, вы хотите, чтобы я остался голодным? Я всегда в это время завтракаю.
- Но я не хочу есть! - возразила дама.
- Так вы подождёте, пока я поем. - И дама, уже привыкшая за эти два часа беспрекословно повиноваться, покорно последовала за Петром Иванычем.
- Но зачем же здесь? Почему не в общем зале? - запротестовала было она, когда, пройдя по тёмному коридору, они очутились в отдельном кабинете, но Пётр Иваныч нагнул голову, поднял брови и таинственно произнёс:
- А-а… Так надо. Мне нельзя быть в общем зале. Меня не должны видеть.
- Ничего не понимаю! - горестно произнесла дама и в бессилии опустилась на кресло. У неё был совершенно измученный вид.
- И не надо понимать. В своё время всё поймёте, - успокоил её Пётр Иваныч и, позвонив, прибавил: - А что вы будете есть?
- Я ничего не хочу. Я сыта.
- Нельзя. Надо что-нибудь съесть. Закажите себе.
- Ну, так закажите мне чашку кофе и какое-нибудь пирожное. Только с условием, что я буду платить сама.
- А то как же? Не я же буду платить! - ответил Пётр Иваныч таким тоном, что дама, улыбнувшись, не могла не сказать:
- Однако, вы очень любезный кавалер!..
Пётр Иваныч с видом сожаления пожал плечами.
- Сергей! - сказал он вошедшему лакею. Пётр Иваныч знал по именам и был в наилучших отношениях со всеми лакеями важнейших ресторанов города. - Сергей, принеси даме чашку кофе и пирожных, а мне дашь водки рюмку, из которой я всегда пью, закуску, какую я всегда ем, и затем антрекот.
Когда был принесён кофе, графинчик водки, огромная, так называемая двухспальная рюмка и странная закуска, похожая на жидкую ваксу, для дамы начался ряд неожиданностей. Пётр Иваныч выпил одну за другой две рюмки, закусил и минут на десять погрузился в такое глубокое раздумье, что совершенно забыл о присутствии своей дамы. Он не ответил, по крайней мере, ни на один из её вопросов. После этого, встряхнувшись, произнёс, с изумлением поглядев кругом: "А? Что?" - и призвав снова лакея, выпил вместе с ним по рюмке за какое-то общее дело. Затем, отпустив его, в молчании и одиночестве осушил ещё одну рюмку и начал сосредоточенно есть принесённый ему антрекот. Дама не сводила с него изумлённых глаз.
- Вы кончили? - спросила она, когда Пётр Иваныч, отодвинув тарелку, принялся медленно и систематично вытирать салфеткой свои усы. - Мы можем идти?
- Нет, - ответил спокойно Пётр Иваныч. - Теперь я буду пить пиво.