Мы поехали дальше. Я оглянулся и увидел, что Леня держал в руке шапку и смотрел нам вслед. Ну, этот еще молод, начинающий. А ведь многие трактористы, научившись отлично обрабатывать землю, не считают нужным заправить края пахоты или сева, привести в порядок дорогу около пашни. Едешь потом близ такого посева и видишь: в середине - отличный хлеб, а с краю - бурьяны да канавы. Бьются бригадиры полеводческих бригад над этим вопросом, спорят, доказывают, настаивают, но "балалайки" нет-нет да и выскочат над дорогой. Ну и здорово же придумал Катков с кожухом!
Оба "ХТЗ" мы перевели на сев без задержки и направились на посадки лесополосы - за девять километров от села, на границу землепользования колхоза.
Снова засвистело в ушах, снова - поля, поля. Кажется, и нет края этому могучему простору. Бескрайность колхозных полей в степной черноземной зоне поражает не только человека, впервые увидевшего поле. Этот простор удивляет и того, кто в поле встречает и провожает каждую весну. Удивляет потому, что редко встречаются люди без машин: то встретите деловитый "ДТ" с сеялками или культиваторами, торопливо перебирающий гусеницами, будто спешащий поскорее охватить этакую громадину-поле, - и кажется он рачительным хозяином, главным из всех тракторов; то вдруг из-за пригорка вынырнет поджарый тракторчик "У-2" и спешит-спешит, старается изо всех сил с одной сеялкой; или старичок "ХТЗ", дожинающий в труде последние годы, ползет со своим отвислым животом-картером, опираясь на неуклюжие колеса, и урчит-урчит себе по-стариковски, напоминая о том, что он совсем недавно был лучшим из всех марок тракторов (теперь уже таких не делают). И снова "ДТ" - такой молодчина трактор!
На каждом прицепе - один-два человека, не больше. Так мало людей, и так много земли они засевают. Поразительна сила машины в наше время! Люди управляют машинами и сами подчиняются ритму техники. Разве только на склонах, над яром, да на огородах увидите отдельные группы людей на ручной работе, а так везде машина, машина. И уже много лет мы видим такое, а - поди ж ты! - радостное удивление возникает снова и снова, когда весна приходит с птичьим перезвоном в поле, когда тракторные будки стоят в затишке лощины под огромным голубым небом.
Мы оставили мотоцикл на дороге и пошли через пашню к месту лесопосадок пешком. Это близенько, метрах в ста пятидесяти от места остановки. Митрофан Андреевич мне сказал, указывая на лесопосадки:
- Дедовская "техника" из одиннадцати деталей.
- Как это? - не понял я.
- Очень просто: лопата плюс десять пальцев. - Он чуть помолчал и добавил: - Одну бы лесопосадочную машину на эмтеэс - и вполне достаточно. Вот буду сидеть целую весну на посадках всей бригадой, а плана все равно не выполню. Не успею.
- Надо успеть.
- Это ты, Владимир Акимович, по обязанность говоришь. Давай по душам говорить.
- Давай.
- Почему наш колхоз имеет хорошие посадки, мы знаем оба. Сажаем столько, сколько осилим прополоть. Почти ежегодно не выполняем плана, я лесополосы хорошие и - много. Бьют нас за это и и хвост и в гриву, а лесополосы есть. Но почему же и большинстве колхозов района посадки - не посадки, я рассадник бурьянов? Вот и вы небось скажете: "Секретарь колхозной партийной организации, товарищ Катков, а говорит не так, как надо говорить". Постойте, постойте! Дайте сям буду отвечать, - заторопился он, будто боясь, что я снова буду говорить по обязанности. - Да потому, что спустят, - понимаете? - он засмеялся, - спустят план в двадцать гектаров на весну, доведут, - понимаете, "доведут"? - саженцы до колхоза этак тысяч на двести, и - выполни! Выполняют старательно многие. Сажают до июня месяца, когда уже и саженцы распустят листья и земля просохнет. План-то выполняется, а леса нет. Так я ответил или нет?
- Что ж тебе сказать, Митрофан Андреевич? Говоришь ты правильно. И то, что лесопосадочные машины есть замечательные, а у нас в эмтеэс ни одной, - тоже правильно. Но то, что они будут в каждой эмтеэс, - за это ручаюсь, - тоже правильно. И сажать лес в поле мы будем: никто и никогда не отменит учения Мичурина-Докучаева.
- С этим я согласен на сто процентов. Но только, думаю, промахи есть в этом деле большие. Денег ухлопываем по району уйму, а дело с лесозащитными полосами в колхозах не ахти как ловко. - Митрофан Андреевич помолчал. - Я вот думаю написать и министру машиностроения…
- О чем?
- О чем с неделю назад говорили: о навозоразбрасывателях, о туковых сеялках. Ведь этакая махина навоза пропадает зря только потому, что не успеваем его внести "машинкой в одиннадцать деталей", а удобрения разбрасываем так, как сеяли сто лет тому назад, при царе Николашке, из лукошка. Понимаете, ведь невозможно! - Лицо Каткова вспыхнуло, он рубил ладонью воздух при каждом вопросе. - Как же вы думаете, товарищ министр, с этим делом? Нет, не писать об этом невозможно, Владимир Акимович!
- Надо писать, - подтвердил я. - Напишем вместе.
Мы подошли к лесопосадочным звеньям. Женщины работают здесь уже несколько дней. Мы поздоровались. Все ответили приветствиями, сразу же окружили нас и заговорили в несколько голосов, разом:
- Саженцы кончаются.
- Вода на исходе!
- Без поливки сажать или нет?
- Митрофан Андреевич! Хвист приедет?
Митрофан Андреевич замахал руками, затем приставил к ушам ладони трубочкой, повернулся в кругу женщин и тоже закричал:
- Ничего не слышу! Не слышу! Громче!
Женщины засмеялись. А он уже спокойно, без шутки говорил:
- Поодиночке, не все сразу.
Но он всех услышал и всех понял. Он привык слушать хоровой разговор колхозниц, которые часто высказываются все вместе, но замолкают, если предложить выступать поодиночке. Не дожидаясь возобновления вопросов, он ответил:
- Саженцы и воду привезет автомашина в обеденный перерыв. Без полива не сажать. Товарищ Хвист должен приехать: была от него записка еще вчера. Разрешите зачитать?
И, опять не дожидаясь ответа, достал записочку и прочитал шутливо-торжественным тоном, упершись одной рукой в бок:
"Глубокоуважаемый товарищ Митрофан Андреевич Катков!
Согласно плану, спущенному со стороны райпотребсоюза, и развернутому графику движения полевой торговли сельпо, в горячие дни весенней посевной кампании в вашу бригаду прибудет разъездная торговля разными товарами. Продажа в порядке живой очереди. С горячим кооперативным приветом предсельпо
Е. Хвист".
Все слушали молча, улыбаясь. А Катков спросил шутливым тоном:
- Какие будут соображения?
- Хвисту взбучку дать, - коротко сказала звеньевая Анюта. - Давайте, бабочки, баню ему устроим!
- Покритиковать не мешает, - поддержал и Митрофан Андреевич, - но только по-хорошему, вежливо.
- А мы и так вежливо, - сказала все та же Анюта. - А то до чего дошел: неделю сидим без спичек, а у мужиков без табаку уши попухли. Приди в магазин и спроси у него: "Спички есть?" - "Есть, но для полевой торговли". - При этом Анюта вздернула лицо вверх, сморщила и без того маленький носик, сложила руки по-наполеоновски, отставила одну ногу и, подражая председателю сельпо, произнесла: - "У меня план спущен сверху донизу!" Все разом захохотали: очень уж похоже изобразила Анюта товарища Хвиста. - "Я тебе продам табак, - продолжала она в той же позе, - а план должен провалить! Ин-те-рес-но! Хм! Я план полевой торговли выполню на пятьсот процентов! Я пять дней накопляю силы! Я - во!" - И она, под общий хохот, ударила себя кулаком в грудь.
Весело смеясь и переговариваясь, женщины стали занимать свои места на линии посадки и принялись за работу. Я прошелся по рядам новой лесополосы: все было в порядке. А работающие нет-нет, да и оглянутся на меня - не найдет ли, дескать, какого изъяна?
Мы отправились с Митрофаном Андреевичем дальше пешком. Метрах в двухстах от нас расположен склон, на котором работа на тракторах почти невозможна. Такие участки обрабатываются всегда лошадьми. Надо было решить на месте, судя по почве: нужна там культивация в этом году или можно обойтись двухследным боронованием. Вдоль яра, по краю, протянулась приовражная лесополоса, посаженная восемь лет назад; молодые листочки уже распустились, и уже какая-то пичуга приветливо чирикнула нам из-за веток. Облака стали менее густыми, и солнце, проглядывая на землю в просветы, помаленьку расталкивало их в разные стороны. Было тихо. Там и сям поперек склона колхозники боронили зябь во второй след.
Прямо к нам двигалась пара лошадей, запряженных в бороны, а сбоку около них шагал Прокофий Иванович Филькин. Он держал вожжи в руках, поигрывая ими, и покрикивал на лошадей. Шаг его был ровным и размеренным настолько, что, казалось, он подчиняется какой-то неслышной команде: шаг, шаг! Шаг, шаг! И так - целый день по мягкой пашне, в которой утопают ноги по щиколотки. Уже по одной этой мякоти пашни видно, что никакой культивации здесь не требуется.
- Добрый день, Прокофий Иванович! - приветствовали мы разом.
- Здоровеньки были! - ответил он, но не остановился, а продолжал отмеривать свой бесконечный путь.
Мы пошли с ним рядом.
- Ну как сменная лошадка? - спросил Митрофан Андреевич.
- Да… как? Так себе. До Великана - куды там ей! Великан - конь! То лошадь такая: брось вожжи и пусти по пашне, сам поведет бороны и огрехи не сделает, и назад повернет сам. Не лошадь - ум! - Он вздохнул и прикрикнул на лошадей: - Но-о! Заслушались, елки тебе зелены! Разговору рады!.. Я на том коне, - продолжал он снова спокойным и ровным голосом, - пять лет работаю изо дня в день: цены нету Великану.
- Может, покурим? - предложил я.
- Не занимаюсь: некурящий.
- И никогда не курили?
- Кури-ил. Курил здорово. Давно уж бросил.