Марк Гроссман - Гибель гранулемы стр 4.

Шрифт
Фон

- Простите великодушно! - вдруг сконфузилась женщина, увидев, что в прихожей стоит гость и почти в обнимку держит маленький чемоданишко, не зная, куда его поставить. - Давайте ваше имущество.

Девушка в эту минуту густо покраснела, будто была виновата в невнимании к гостю, и, что-то пробормотав, убежала на кухню.

- Петька, - сказал Прокофий Ильич сыну, когда все немного успокоились, - займи гостя, а я кипяточком почищусь.

Он похрустел пальцами, протянул мечтательно:

- В черную баньку б!.. Веничком похлестаться…

И, перекинув через плечо мохнатое полотенце, пошел в ванную.

Петька не знал, как занять гостя. Провел его в комнату, где стояли кровать и полка с книгами, сунул в руки томик "Робинзона Крузо", велел читать и занялся своими делами.

Абатурин полистал книгу и с внезапным интересом стал разглядывать картинки, особенно те, на которых было изображено море.

От этого занятия его отвлекло ровное жужжание. Абатурин поднял голову.

Петька сидел на полу возле включенного вентилятора и чиркал спичками. Перед мальчишкой на жестяном подносе лежали сухие веточки и щепки. Струя воздуха от вентилятора мгновенно задувала спички, а мальчик, упрямо подперев щеку, все норовил поджечь сушняк.

- Ты что делаешь? - спросил Абатурин.

Петька посмотрел на него из-под густых, мокрых от пота бровей и проворчал:

- Так это… вообще…

- А все же?

Мальчишка поерошил светлые волосы и произнес сдержанно:

- Костер на ветру разжигать учусь. Пригодится в жизни.

"Экой славный парнище, - подумал Абатурин. - Под масть отцу, надо полагать".

- Дай спички. Вот так надо…

Павел быстро провел спичкой по коробку́ и в то же мгновение убрал огонек в ямку, сложенную из ладоней.

- Как это? - восхищенно спросил мальчишка. - Покажи еще.

Павел показал.

- Мирово́! - оценил Петька. - И я научусь.

- А это что - "мирово́"?

- Ну - "хорошо", - покраснел Петька. - Тебя отец уже подучил мне замечания делать?

- Отец не подучил. Мы с ним совсем мало знакомы.

Мальчик исподлобья посмотрел на Абатурина, посмеиваясь, покачал головой:

- Когда мало знакомы - в гости не зовут. А тебя позвали. Почему?

- Сам не знаю, - сознался Абатурин. - Капитан велел идти, я и пришел.

- Ну уж и врешь!

- Ничего не вру. Спроси отца.

- А как же он тебя увидел! Ты бедствие терпел? На льдину высадился?

Глаза у мальчишки загорелись, и он даже ближе подвинулся к обветренному занятному солдату..

- Нет, не терпел. Я в армии служил. На острове одном. Посреди моря. Выслужил срок - и домой еду.

- Ты один выслужил? А другие не выслужили?

- Нас много было. Только я заболел немножко и от всех отстал. Потом подлечился и баклуши бил. А тут твой папка недалеко проплывал. Его и попросили меня взять.

- А это как - баклуши? Самки бакланьи?

- Нет. Это выражение такое. Бездельничал, значит. Оказии ждал.

- А это что - оказия?

- Так вовек на твои вопросы не ответить. Оказия - это случай такой, подходящий. Понял?

Петька вздохнул. Он не понял. Но переспросить теперь постеснялся.

- Ждал, когда кто-нибудь на борт возьмет, до Большой земли доставит. Вот это и есть оказия. Ясно?

- Теперь ясно.

Петька уже с большим доверием взглянул на Абатурина и неожиданно покрутил головой.

- Ты о чем?

- Велосипед у меня заело. Цепка не крутится. Я б тебе покататься дал.

- А почему заело?

- Кто ж его знает? Может, сломалось внутри что-нибудь. В колесе.

- Ну, тащи его сюда. Посмотрим.

Петька приволок из коридора маленький, подростковый велосипед. Абатурин взял из сумочки гаечный ключ, установил машину колесами кверху и с явным удовольствием стал отворачивать гайки.

Через четверть часа поставил колесо на место, обтер руки газетой и сказал Петьке:

- Можешь кататься. Он теперь как новенький.

- Ты молодец, - похвалил мальчик. - Спасибо.

- Не за что. Мне самому приятно повозиться.

Петька рассеянно посмотрел на солдата, пошевелил губами, будто решал про себя арифметическую задачку, - и в следующий миг уже решительно направился к этажерке с книгами.

Достал с нижней полки большой, обшитый бархатом альбом, положил его на кровать, позвал Абатурина:

- Погляди, тут интересное есть.

Он быстро перелистал несколько страниц, на которых были изображения отца, матери, сестры и его самого, кивнул:

- Смотри, это Гриша.

С фотографии на Абатурина смотрел молодой человек. Он чем-то неуловимо был похож на самого Павла. То ли своей застенчивой юностью, на которой, впрочем, уже лежала тень пережитого; то ли открытым жадным взором, готовым вобрать в себя весь мир вокруг. Сходство дополнялось тем, что юноша, изображенный на снимках, тоже носил военную форму. На гимнастерке ясно виднелись ордена, и Абатурин удовлетворенно прищелкнул языком: три Красных Знамени и Невский. Парень наверняка был знаменитостью своего фронта.

- Это кто же - брат?

- Ага. Гриша.

- Не вернулся?

Петька кивнул головой:

- Чуть-чуть не дожил до победы. Мамка писала, чтоб берегся. А он писал, что нельзя: фамилия не позволяет.

- Это какая же фамилия?

- Вот те и раз! Не знаешь, что ли? Иванов фамилия.

- А-а, ну да, - покраснел Абатурин. - Я знал, только из памяти выскочило.

- Ты папке о Грише не говори, - посоветовал Петька. - От него тогда спиртом пахнет. Я не люблю…

Мальчик положил альбом на место, полюбопытствовал:

- А ты куда теперь?

- У тебя тоже память с дырками. Я говорил: домой.

- А где дом?

- Знаешь, где Урал?

- А то нет. Горы там и холодно.

- Горы - это верно. А холод чистый. Кто здоровый - тому вовсе не страшно.

- К жене?

Абатурин смутился:

- У меня нету. Вот приеду - может, женюсь.

Петька поскреб в затылке, посоветовал с рыцарской щедростью:

- А ты на Люське женись. Чего тебе долго думать?

Абатурин сконфуженно улыбнулся:

- Как же на ней женюсь? Я совсем не знаю ее.

- А я тебе все расскажу. Женишься, будешь со мной в одной комнате спать.

- Спасибо, Петя. Мне маму повидать надо, старенькая она, а бабушка - та вовсе на ладан дышит.

- Ну, повидай - и возвращайся. А то мне одному тут страх как скучно. Женщины - что они понимают?

- Павел! - прозвучал веселый голос капитана из соседней комнаты. - Марш в ванну! Быстро! Аппетитище у меня акулий!

Прокофий Ильич вошел в детскую, ловко кинул Абатурину сухое чистое полотенце, старенькую, но аккуратно выглаженную пижаму и подтолкнул молодого человека в спину.

Пижама пахла сладковатым запахом нафталина и была заштопана на локтях. "Гришина, - подумал Павел. - О сыне память".

- Иди, иди, - поторопил Прокофий Ильич.

- Неловко мне, - взмолился Павел. - Да и на вокзал надо. Пора уже.

- Вот, Петька, - сказал капитан сыну, - человек в армии служил, а дисциплине не выучился.

Повернулся к Павлу, проворчал, сдвигая брови:

- Иди. Я тебе ванну налил. И шлепанцы там.

- Ты не стесняйся, - помог отцу Петька. - Я тебе спину мочалкой потру.

- Я сам, - поспешил отказаться Абатурин и, спотыкаясь, побрел в ванную.

Вышел он оттуда розовый от жара, в пижаме и шлепанцах, то и дело спадавших с ног.

- Ты не переодевайся, - сказал Прокофий Ильич. - Так вольготнее. По-семейному.

Все сели за стол.

- Таня, - кивнул капитан жене, - налей-ка мне и Павлу, что положено. Остальным - красное. По табели о рангах. Петьке ситро сойдет.

Мальчишка обиженно надул губы: отец мог бы просто промолчать при постороннем человеке.

- Ты, Петька, еще не мужик, а четвертинка. И не вздувай губы.

Татьяна Петровна налила мужчинам спирта, себе и дочери - по рюмке кагора.

- Ты водой разбавляешь, Павел, или так? - спросил капитан.

Абатурин потерянно посмотрел на женщин, на Петьку, пожал плечами:

- Я - никак, Прокофий Ильич. За всю жизнь стакан браги выпил. Перед армией. Для мамы.

- Ну, ничего. Выпей маленько.

Чокнулись.

Абатурин сдвинул лохматые брови, синие его глаза потемнели - и он медленно, ни на кого не глядя, выпил свою долю.

Поставив стакан на стол, внезапно побагровел и стал, задыхаясь, глотать воздух.

Люся, до сих пор украдкой смотревшая на Абатурина, отвернулась и покраснела. Она сердилась на отца.

Прокофий Ильич подвинул Павлу кружку с квасом.

Квас показался Абатурину теплым, и только допив его до конца, он ощутил, что от холода ломит зубы.

Абатурину стало весело. Люди вокруг показались еще милее, еще ближе и захотелось сказать им что-нибудь очень приятное. Пусть видят, что он, Абатурин, ценит гостеприимство. Но что сказать - не знал, и потому пробормотал сконфуженно:

- Славный квас… даже холоднее льда. Но это ведь смешно - холоднее льда?

- Отчего же, - заметил Прокофий Ильич, откровенно любуясь порозовевшим лицом молодого человека. - Такая вода бывает.

Абатурин удивленно вскинул брови:

- Что?

- Морская вода. Соленая. Бывает и ниже нуля.

Татьяна Петровна подкладывала Абатурину куски жареного палтуса, прозрачные ломти копченого окуня. Павел с удовольствием ел все, что предлагали, и хвалил еду.

- Ах, вкусно, - покачивал он головой. - С вилкой съесть можно.

Было видно, что он немного захмелел.

Татьяна Петровна задумчиво смотрела на Абатурина и снова наполняла его тарелку.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора