В больницу Ира проникла без всяких осложнений. А вот настроения (улыбка и еще раз улыбка) не получилось.
Когда присели на диванчик в полутемном тупичке коридора, Павел сразу же спросил:
- Что у тебя стряслось?
- У меня? С чего ты взял? - попробовала улыбнуться Ира, но улыбка вышла кислой.
- А все-таки?
- Абсолютно ничего. Напротив, мы вчера были на именинах. (Зачем же скрывать, если Света проболталась?) Наугощались, натанцевались. Все прекрасно… Ты взял доверенность? - Павел лег в больницу за неделю до зарплаты, и нужна была доверенность, чтобы получить причитавшиеся ему деньги за прошлый месяц.
- Да… Вот. - Он достал из кармана полосатой пижамной куртки доверенность. - Возьми, пожалуйста. Все как положено: печать и подпись главврача.
- Вот и хорошо. - Ира спрятала бумагу во внутренний кармашек хозяйственной сумки.
- Сколько ты должна этому печенегу? - неожиданно спросил Павел.
- Как - должна? - обомлела Ира. - Откуда ты знаешь?
- Мне Света сказала.
- Мерзавка! - вырвалось у Иры. - Значит, она следила за мной, подслушивала и донесла тебе! Выходит, она все тебе доносит?
- Доносит?!
Сама того не сознавая, Ира уже перешла ту грань, за которой человек не способен разумно управлять своими мыслями и речью.
- А она тебе не донесла, что за мной ухаживали? - насмешливо и едко спросила она. - Некий главный кондитер. Если хочешь знать, он мне кое-что предлагал…
- Нет, этого я как раз не знаю, - добродушно усмехнулся Павел.
- А жаль, мог бы знать. Хотя конечно! - ты не Огелло, а современный Дон Кихот!
"Чьи это слова, чьи слова? - подумала она. - Ах да! Примадонна - о Кулемине!.."
- Значит, ты об этом пока не знаешь?
- Успокойся, - жестко прервал ее Павел. - Света слышала у Зайцевых какой-то разговор о тебе, с упоминанием о долге. Думаю, не очень лестный для тебя разговор. Ей было обидно за тебя. Она-то не знала, что у тебя есть тайны от меня.
- Перестань, не такая уж это тайна! - взорвалась Ира. - Ты прекрасно знаешь наши долги. Но почему-то думать о них должна я. Почему-то это право ты уступаешь мне. Почему-то все я, я и я! - Она понимала, что этого не следует говорить, что жестоко говорить об этом Павлу, и тем не менее продолжала - Почему-то одна я должна думать: что купить, где достать, как выкрутиться!..
- Говори чуть тише, хотя бы на полтона, - улыбнулся вдруг Павел. - Я решительно все понимаю. Просто с этим печенегом нужно рассчитаться. Я выйду из больницы и достану денег.
- Перестань, ты - достанешь! Где? Может, у своих сослуживцев?
- Достану, - повторил Павел. - Сколько ты ей должна?
- Четыреста рублей, - резко ответила Ира.
- Это… тот "добренький профессор"?
- Да. Ну что, ты возмущен и негодуешь?
- Вовсе нет. - Павел явно настроился на шутливый лад;- Напротив: признаю, что я никчемный муж, и торжественно клянусь исправиться. Будем считать, что у нас мир? А, Иришка?.. - Он обнял ее, притянул к себе, и Ира уткнулась лицом в его полосатую куртку.
- Ты знаешь, о чем я думаю? - В голосе Павла явно зазвучали веселые нотки. - Мы потрясающе умеем делать из мухи слона и усложнять себе жизнь. Ей-богу, потрясающе. Напридумываем сами себе немыслимых проблем, потом терзаемся, ищем выход. Начинаем завидовать всяким Яшкам, всяким печенегам. Ты со мной согласна?
- Может быть, - неуверенно повела плечом Ира.
- Да ведь точно, без всяких "может быть". Ну, чем нам плохо живется? У нас квартира, у тебя и у меня интересная работа, у нас растет прекрасная дочь. Света будет добрым, хорошим человеком, отзывчивым к чужой беде, чужому горю…
- Ах, ах, у нас все - в превосходной степени! - улыбнулась Ира, заражаясь его веселым тоном.
- А почему же нет? Что мы - голодаем, надеть у нас нечего? Подумаешь - в долг залезли! Как залезли, так и вылезем. Не в том беда, Иришка. Не в том, что у тебя нет дубленки и мы не завтракаем паюсной икрой. Плевать на это.
- Тогда в чем же?
- Милая ты моя девочка! Мы когда с тобой последний раз в театре были? - Павел снова легонько обнял Иру. - Райкин приезжал - не пошли, вахтанговцы на гастролях были - нам опять некогда. А считались когда-то заядлыми театралами. Значит, что-то случилось с нами, раз перестали тянуться к духовной пище. А ведь как ни крути, да и веками проверено: не хлебом единым жив человек.
- Я понимаю, о чем ты, - вздохнула Ира. - Ты прав, очень даже прав. И на все вернисажи я бегала, ни одну выставку художников не пропускала. А теперь в кино лень выбраться, все телек да телек. Конечно, ты прав, - повторила она.
- Значит, выше голову, Иришка? Будем наверстывать упущенное? - Павел по-мальчишески подмигнул ей.
- Честное слово, будем! - Ира, чмокнула мужа в щеку. И вдруг засмеялась - А помнишь, как мы без билетов в филармонию на Пахмутову прорвались?
- Еще бы! Благодаря Олегу. Без него бы мы…
- Конечно! Господи, никогда не забуду: третий звонок, никаких шансов - и тут Олежку осенило! Сдергивает с тебя плащ, перекидывает себе на руку, дыбит пятерней свои волосы, сует тебе свой альбом с акварелями - это же счастье, что у него этот альбом оказался! - и, пробиваясь сквозь толпу, небрежно бросает: "Пропустите музыкантов! Пропустите, пропустите, мы опаздываем! У нас партитура!.." Нет, из Олежки Полудова вышел бы первейший артист.
- А ему, как видишь, больше нравится быть директором сельской школы. Вот уж кто на судьбу не жалуется ни звуком, ни ползвуком. Напротив, всегда и всем чрезмерно доволен.
- По-моему, все его ученики вырастут шутниками и юмористами.
Они еще долго сидели на диванчике, вспоминая студенческие годы, когда жизнь, как казалось теперь, состояла сплошь из веселого и смешного. За синим вечерним окном начал постреливать гром, и Ира заторопилась домой. К остановке она бежала под проливным дождем. Над крышами домов посвечивали молнии, в небе грохотало, по тротуарам неслись стремительные потоки. Обходить их не имело смысла - босоножки сразу же промокли насквозь. Дождь был теплый, густой и веселый, как в мае ("Люблю грозу в начале мая…"). Потоки, несшиеся по не остывшему еще асфальту, тоже были теплые. В троллейбусе все были мокрые и все отчего-то улыбались друг другу.
Никто не хотел садиться в мокром на сиденья, все сбились на задней площадке и в проходе, со всех стекала на пол вода. У Иры тоже капало с волос, с подола юбки, а по спине растекались тоненькие щекочущие струйки.
Выпрыгнув из троллейбуса, она снова попала под дождь, побежала по лужам к дому. Уже совсем стемнело, на улице горели фонари, и свет их предательски маскировал лужи, делая их похожими на поблескивавший асфальт. Забежав в свой подъезд, Ира остановилась перевести дыхание. И увидела Свету, стоявшую у стены, где висели почтовые ящики. Рядом стоял какой-то мальчишка с портфелем, а Светин портфель лежал на батарее парового отопления. Лампочка светила сверху, с первого этажа, мальчишка стоял под лестницей, и лицо его было в тени.
- Что ты здесь делаешь? - отчего-то растерялась Ира.
- Ничего. Мы от дождя спрятались, - ответила Света.
- Пойдем домой, - сказала Ира и быстро пошла вверх по лестнице.
- Пойдем к нам, - сказала за ее спиной Света.
Голоса мальчишки Ира не услышала.
- Пойдем, ведь дождь. Посидишь немножко, - снова сказала Света.
Должно быть, мальчишка не согласился.
- Тогда пока, - сказала ему Света.
Ира обещала Павлу ни в чем не упрекать Свету. Себе Ира дала слово, что не будет больше раздражаться и повышать на Свету голос. Поэтому, когда вошли в дом, она спокойно спросила:
- Что это за мальчик?
- Из нашей школы, - ответила Света.
- Из вашего класса?
- Нет, он из восьмого.
- А почему ты сегодня так поздно?
- Мы убирали класс. Я сегодня дежурная.
- Ну хорошо, - сказала Ира и ушла в ванную.
Но мальчик "из восьмого" все-таки беспокоил ее. Она быстренько вымылась под душем, надела сухое белье, вышла на кухню и спросила Свету, которая чистила картошку над раковиной:
- А что, этот мальчик помогал тебе убирать класс?
- Немножко, - улыбнулась Света. - Но больше мешал. Мамочка, пожарим или сварим картошку?
- Отварим. Достаточно, больше не чисть. Разогреем кровянку. А что ты ела перед школой?
- Сварила яички.
- А колбасу?
- Не ела.
- Ясно. - Ира открыла холодильник с дарами Дарьи Игнатьевны. - Значит, ты и кровянку не будешь есть?
- Я ее не люблю.
- Ясно. Тогда, может быть, мы все это выбросим на помойку? - Ира старалась подавить в себе поднимавшееся раздражение:
- Но если мне не хочется?
- Раз не хочется - значит, не ешь. Поставь на огонь чайник. А что, этот мальчик провожал тебя домой?
- Нет мы просто вместе шли.
- Он живет в нашем доме?
- Нет, он живет в доме, где химчистка. Мамочка, а можно, чтоб он к нам приходил?
"Ну вот, начинается!.. - подумала Ира. - Вот откуда замшевые сапожки и беганье по ЦУМам."
- Папа разрешил, я его спрашивала, - говорила меж тем Света.
- Ах, ты уже спрашивала! Когда же ты успела?
- Днем. Когда он мне звонил.
- Ах, вот оно что!
"Кто сказал, что девочки больше привязаны к матери, чем к отцу?! - с обидой подумала Ира. - Кто сказал, что мать первой узнает их сердечные тайны?!"
- И он, значит, разрешил?
- Разрешил. Только сказал, чтобы я тебя спросила.
- Этот мальчик тебе нравится?
- Ну… немножко.
- А чем он тебе нравится?
- Ну, мам… Не знаю… Ты так странно спрашиваешь.