В бригаде было оживленно. Громко тарахтел трактор с задранным кверху капотом. Слава с Володькой, взобравшись на гусеницы, что-то чинили в моторе. Возле них торчала Паша, одетая в торбаса и теплую кухлянку. Данилов и доктор несли к саням тяжелую оленью тушу - для поселковой столовой; корреспондент, обвешанный фотоаппаратами, биноклем, ружьем и рюкзаком, нес к трактору свой кукуль. Пашина мать проворно шагала, прижимая к груди мешок, до половины набитый мерзлым хариусом, - гостинец дочке и зятю. Саша Ивановна волокла по снегу полный мешок с хариусом - подарок корреспонденту. За ней топал в ушастой шапке Егор Егорович, подталкивал мешок палкой. За мальчиком. - вышагивали рыжая Танька и белый Ванька. Любушка пошла навстречу Данилову и доктору, возвращавшимся от саней.
- Драстуй, Люба! - Данилов улыбался ей клыкастыми зубами и тянул руку. - Ночь хороший был, снег хороший принес! Еще одна туша несем, пять будет - ехать можно. Трактор едет - мы в стадо пойдем. Оленя смотреть будешь, лечить будешь. Кораль загоним - пересчет сделаем, все точно знать будем.
- Обязательно пойдем сегодня в стадо, - ответила ему Любушка. И спросила доктора: - Когда же вы теперь заберете Марию в больницу?
- Приеду - скажу Казаряну, чтоб послал вездеход.
- Забирай, забирай! - смеялся прокуренными зубами Данилов. - Мне здоровый жена надо! Зачем больной жена? Больной плачет много, больной жена - злой жена!
- У вас лекарства в чемоданчике, оставьте их мне - сказала доктору Любушка. - И шприц Жанне, если можно.
- Бери, пожалуйста, - охотно согласился доктор, - Дня через два можешь сделать Марии перевязку. Промоешь содовым раствором. Видела, как я делал?
- Видела.
- Сумеешь?
- Сумею.
- Вот и хорошо.
Они пошли с ним в палатку Данилова. Доктор высыпал из чемоданчика на газету лекарства.
- А это от чего порошки? - показала ему Любушка коробочку с порошками.
- Там написано. На всех все написано.
- Здесь не написано.
- Ну-ка, - доктор открыл коробочку, развернул порошок, поднес близко к очкам. - А, белладонна. Давай при болях в желудке.
Чемоданчик опустел. Остались только резиновые перчатки, на одной недоставало уже двух пальцев.
- А перчатки можно? - попросила Любушка. - Я из них сосок наделаю.
- Бери, бери. Но у них резина тонкая, рвется.
- Пусть, - взяла Любушка перчатки. И сказала сидевшей возле печки Марии: - Я по-другому соски сделаю, тогда вам принесу.
Она еще не знала, как сделает "по-другому", но ей казалось, что у нее соски получатся лучше, чем сделала Мария, теперь и Олин крикун получит соску.
На дворе ее окликнул Слава:
- Любушка, у тебя готово? Надо ехать!
- Готово, сейчас несу!
Она побежала к себе в палатку. Слава спрыгнул с гусеницы, пошел за нею. В палатке было чадно. Оля с детьми ушла к трактору, оставив вариться на печке борщ. Борщ кипел, жир проливался на раскаленное железо и горел. Любушка сняла кастрюлю, пошире раздвинула полог палатки.
Вошел Слава.
- Давай свою писанину.
Любушка раскрыла старенькую полевую сумку, с которой не расставалась с интерната.
- Вот, смотри… Это подписка, отдашь на почту, - передавала она ему запечатанные и надписанные конверты - Это заказы, отдашь завмагу. Это - в контору, они отправят в роно… Это - лично Казаряну. Я ему написала насчет поставок. Если и с этого забоя будут туши с камусом сдавать, то скоро все в трусиках начнут ходить, - повторила она понравившиеся ей слова доктора. - И приемник в бригаду нужен, пусть где угодно берет. Я приемник в свой заказ записала: "Спидола" или "Альпинист".
- А тебе приемник нужен? - спросил Слава.
- Ну а как ты думаешь? Никто последних известий не знает.
- Ладно, я, может, сам достану. Если в райцентр проскочу. Там у меня один дружок по армии есть…
- Достанешь? - обрадовалась Любушка. - Тогда я тебе сразу деньги дам.
- Не надо, потом… Я сперва ему позвоню.
- Ну, хорошо, только ты постарайся… А это письмо Митрофанову, брось в почтовый ящик.
Слава покрутил в руке толстый конверт, спросил:
- А кто этот Митрофанов?
- Наш директор техникума. Мы на выпускном вечере договорились, что каждый напишет ему о первых днях работы.
- А-а… Что же ты ему написала?
- Все. Как ехали, как у вас гусеница полетела, - весело говорила Любушка. - Ну, что учета в бригаде нет, что дома в поселке пустуют, а квартплату берут. По-твоему, это правильно - платить за квартиру и не жить в ней?
- Разве я сказал, что правильно? - усмехнулся Слава.
- Лучше бы на эти деньги вездеход купили или передвижные домики заказали, чем дома построили. Понял?
- Понял, - сказал Слава, пряча письма во внутренний карман телогрейки. И сказал: - Пойдем, проводишь нас.
- Иди. Я лекарства сложу и выйду.
- Тогда - до свидания, что ли?
- До свидания, - ответила Любушка, вытряхивая из газеты на свою постель лекарства.
- Так ты выйдешь? - снова спросил Слава.
- Выйду, выйду.
- Ладно, пока. - Он тряхнул курчавой головой и вышел.
Любушка сложила лекарства в большую жестяную банку, подкинула в затухавшую печку дров, переобулась в валенки, а торбаса в меховые носки пристроила к печке. Скоро ей идти в тайгу к оленям - значит, торбаса и носки должны быть хорошо просушены.
У трактора вдруг изменился голос: мотор перестал тарахтеть, зашелся густым басом. Любушка выбежала из палатки, решив, что трактор отходит. Но он стоял на месте, хотя мотор и надрывался гулом.
Из соседней палатки выходила Паша, неся под рукой скатанный кукуль. Теперь она была без кухлянки, но в торбасах и в той же телогрейке, в какой приехала в бригаду. Платок по-прежнему закрывал половину ее лица.
- Подожди, - сказала Паша Любушке.
Любушка остановилась. Паша быстро подошла, уставилась на нее черными бархатными глазами. Все эти дни в бригаде Паша ни разу не заговорила с Любушкой, а когда встречались - молча проходила мимо.
- А ты красивая, - сказала глухо, сквозь платок, Паша, не спуская с Любушки глаз.
- Почему так говоришь? - спросила Любушка. Она никогда не считала себя красивой. Если бы она была красивой, Гена заметил бы ее на танцах. И на улице. И в столовой. Парни всегда замечают красивых девчонок, танцуют с ними и первыми заговаривают.
- Когда Володька один приедет, ты не смотри на него, - серьезно сказала ей, Паша, сдвигая со рта платок. - Он злой, видишь, как он бьет женщин? - Она потрогала себя за подбородок, на котором еще держался растекшийся синяк..
- Зачем ты врешь? Ты сама упала. Бежала за ним и упала в сенях.
- Это Володька тебе сказала? - сузила глаза Паша.
- Нет, другой человек сказал. Но зачем ты на своего мужа наговариваешь?
- Это он меня не бьет, а других женщин будет бить, - насмешливо ответила Паша. - Ты будешь его любить, а он будет тебя бить.
- Глупая ты, Паша, - рассердилась Любушка. - Зачем мне твой Володька? Разве-можно быть такой ревнивой?
- Ты помни, что я сказала, - зло прищурилась Паша.
Любушка повернулась и пошла от нее к трактору.
Трактор провожала вся бригада: женщины, дети, собаки, рыжая Танька и белый Ванька. Из мужчин был один Данилов: Никитов с Николаем - в стаде, Васин - на охоте. Данилов по очереди жал руки отъезжающим:
- До свиданя, доктор!.. До свиданя, Пашка!.. До свиданя, Володька!.. До свиданя, газета!.. До свиданя, Славик!.. Будешь на танкетке ехать - мы на речке Ириклей будем. Дорога туда знаешь?
- Знаю, Данилов, знаю, - отвечал ему Слава.
- Перевал Колючка тихо иди. Перевал тормоз крепко держи.
- Ладно, Данилов, ладно, - обещал Слава.
Доктор и Паша сели в кабину, Володька с корреспондентом - в сани. Любушка стояла возле саней, корреспондент говорил ей, поблескивая золотыми зубами:
- Следи за газетами, увидишь себя. Я все записал, что ты дорогой рассказывала. Шеф, наверно, очерк про тебя напишет или зарисовку. В общем, следи за газетами. А фотографии я, само собой, вышлю. Как получишь, напиши мне на редакцию. Напишешь?
- Напишу, обязательно напишу, - обещала Любушка.
- Ты теперь к Саше Ивановне переселяйся, у Никитовых тебе спокойнее будет.
К саням подошел Слава.
- Уселись или нет? - спросил он.
- Давай трогай, чего тянешь? - крикнул ему Володька, привязывая к бочке с горючим Тимку. - Околеем стоявши!
- В кукули влазьте! - сердито ответил Слава.
- Залезем, давай трогай!
На руках у Оли громко заплакал маленький.
- Вася, Вася, ты что?.. Иди ко мне!.. Ох ты, хороший!.. - Любушка взяла у Оли ребенка, стала чучукать его…
- Ладно, поехали. Остающимся привет! - сказал Слава, небрежно кивнув Любушке.
- Ну, что ты?.. Что ты?.. - успокаивала Любушка ревущего ребенка.
Трактор тронулся, заскрипели сани. Оля взяла у Любушки сына, понесла в палатку. И все стали расходиться, женщины и дети - в палатки, собаки - к палаткам.
А Любушка прошла немного по твердому снегу за санями. Корреспондент замахал ей рукой. Любушка остановилась, тоже помахала ему. Еще немного прошла по тракторному следу, снова остановилась.
Трактор полз медленно, легкие сани сильно водило в стороны на гладком снежном насте. Корреспондент и Володька возились с кукулями. Любушке хорошо было видно, как корреспондент, стоя в санях и держась одной рукой за щелистый борт, другой рукой подтягивал к груди кукуль. Кто-то все же подсказал ему, что в кукуль удобнее забираться стоя, а не лежа, как делал он, когда выезжал из поселка. А может, сам догадался…