- Теперь мало больно, - негромко сказала она.
- Поняла, что значит медицина? - обрадовался Шурка и подумал, что, если через час Таюнэ встанет как ни в чем не бывало, он не будет здесь задерживаться.
Однако спустя час Таюнэ горела в жару. Шурка совсем растерялся, не зная, как и чем ей помочь. Он то накладывал ей на лоб мокрый платок, то вытирал ее потное лицо, то толкал ей в рот кружку с холодной водой.
- Ты на меня смотри. Слышишь? Нельзя спать. Слышишь?.. - тормошил он ее. И поминутно спрашивал: - Не проходит?.. Проходит?..
Сперва она отвечала ему и смотрела на него жаркими, округлившимися глазами. Потом слова у нее стали путаться, глаза притухли, сузились, взгляд их скользил мимо Шурки, метался по сторонам. Она тяжело и часто дышала открытым ртом.
- Нельзя спать, слышишь?.. - настойчиво уговаривал он ее. - Ты на меня смотри… Хочешь, я тебе расскажу что-нибудь? Какую-нибудь историю…
Но Таюнэ не смотрела на него и не отвечала.
"Умрет!.. - вдруг подумал Шурка - Умрет вот так, и все!.."
Страх перед тем, что она действительно сейчас умрет, заставил Шурку выбежать из избушки. Какими-то деревянными руками запряг в нарты собак. Потом вбежал а избушку, схватил кукуль, положил в него Таюнэ, Надев кухлянку и малахай, вынес Таюнэ из избушки, уложил на нарты и погнал собак…
12
Поздно ночью собаки с лаем внесли нарты в село. Из дворов на все лады отозвались собачьи глотки.
Отбиваясь остолом от наседавших со всех сторон чужих собак, Шурка стал колотить в чье-то темное, затянутое легким морозом окно.
- Где тут у вас доктор? - крикнул он полуголому мужчине в валенках, который появился на крыльце.
- Ходи тот дом через дорога, - показал мужчина на противоположный дом.
Шурка побежал через дорогу, не обращая внимания на грызню разъярившихся собак, которые вдруг, забыв о приезжем, затеяли драку меж собой. Мужчина схватил в сенях весло и как был, в брюках и без рубашки, так и побежал за Шуркой, разгоняя по пути веслом собак.
В окне медпункта засветилось. Вышла пожилая женщина и таким гоном, будто она не спала, а дожидалась Шуркиного прихода, мягко сказала:
- Вы напрасно стучите, здесь открыто. Что случилось?
Шурка не успел ответить - женщина уже увидела нарты и, все поняв, засуетилась:
- Сейчас, сейчас… Вносите… Я помогу.
- Я сам, - сказал Шурка, поднимая с нарт Таюнэ.
Не слушая его, женщина и мужчина, разгонявший собак, помогли ему внести Таюнэ в дом.
- Сюда, сюда, - показала женщина на одну из дверей. - Что с ней? Когда заболела?
- Сегодня… Она умирает, - сказал Шурка, опуская Таюнэ на койку.
- Сейчас, сейчас… - снова засуетилась женщина. И вдруг стала приказывать: - Аренто, бегите к Катерине Петровне, скажите, надо немедленно помочь. Пусть разбудит Лену Ротваль и Ваквуну. И наденьте мою телогрейку, висит в коридоре. А вы, голубчик, - в сарай, - повернулась она к Шурке. - Растапливайте плиту.
Дальше Шурка автоматически выполнял все, что требовала фельдшерица: носил дрова, разжигал плиту, бегал в соседний дом будить какого-то Чарэ, чтоб тот дал в медпункт электрический свет, который обычно отключали на ночь, бегал "через два дома" звать какую-то Зиночку.
Когда все срочно созванные женщины сбежались в больницу, они сразу оттеснили Шурку от плиты, заходили, зашептались, не обращая на него внимания. Трое мужчин, появившихся в комнате, где горела плита и кипятились инструменты, тоже остались равнодушны к Шуркиному присутствию. Впрочем, все они не интересовали Шурку. Он сидел на табурете у окна и ждал, когда из комнаты, где осталась Таюнэ, выйдет пожилая фельдшерица. И что она должна сообщить ему что-то важное.
Дверь из сеней открылась. Вошел низкорослый мужчина в кухлянке, с орденом на груди, и по-чукотски заговорил с другими мужчинами. Как только в дверях показалась фельдшерица, он спросил ее:
- Может, в район сообщить надо, пусть доктора на самолете везут? Как думаешь, Анна Петровна?
- Да, да, - закивала женщина. - Опасный случай.
- Сейчас радиста подниму, - сказал низкорослый и направился к выходу. Трое мужчин вышли за ним.
- Ее можно спасти? - трудно спросил Шурка у фельдшерицы, поднимаясь с табуретки.
- Надо, надо, голубчик. Пока она без сознания. Наверно, подняла что-то тяжелое.
- Она упала, - сказал Шурка.
- Упала? Вот видите, - с упреком взглянула на него фельдшерица. - Вот видите… - повторила она и ушла.
"Не спасут, - подумал Шурка. - Если б сразу…"
Он снова сел на табуретку и тупо уставился на аптечку, висевшую на стене.
Вскоре фельдшерица снова появилась у плиты.
- Что ж вы здесь сидите? - спросила она Шурку. - Небось устали? Идите отдыхайте.
- Ладно, - сказал Шурка и не двинулся с места.
Он не знал, сколько прошло времени. В голове разлилась какая-то тяжелая пустота, и в этой пустоте все время билась одна и та же мысль: "Умрет… Умрет… Если бы раньше повез…"
Шурка не заметил, когда в комнате снова появились мужчины: и тот, что с орденом, и тот, что разгонял веслом собак, и еще какие-то. И не заметил, когда из белой двери вышла пожилая фельдшерица. Он, как сквозь сон, услышал ее усталый голос:
- Не надо доктора, Айван. Таюнэ родила девочку.
- Какой девочка?! - встревожился мужчина.
- Ох, Айван, Айван, - устало сказала фельдшерица. - Разве ты не знаешь, что на свете бывают девочки и мальчики? А девочка ладненькая, хоть и семимесячная. Ты вот лучше товарища благодари, что вовремя Таюнэ привез, - показала фельдшерица на онемевшего Шурку.
Лишь теперь до Шурки дошел смысл сказанного фельдшерицей. Глаза его ожили, затвердевшее лицо обмякло, верхняя губа запрыгала, словно он хотел что-то сказать.
Айван изумленно поглядел на Шурку, на фельдшерицу, снова на Шурку и, похоже, так ничего толком и не поняв, торопливо подошел к Шурке, протянул ему руку:
- Спасибо, товарищ… Я - Айван, председатель колхоза… А ты в какой тундре был, куда ехал, когда нашу Таюнэ так хорошо спасал? Мы тебя всем колхозом благодарить будем.
Шурка как-то странно мотнул головой и, не подавая Айвану руки, хрипловато, с вызовом сказал:
- Никуда я не ехал. Я муж ее. И ребенок это мой. А зовут меня Шурка Коржов.
Айван оторопело уставился на Шурку. Но вдруг, точно вспомнив что-то, расплылся в улыбке:
- Слышал, слышал, - сказал он Шурке и, хитровато глянув на фельдшерицу, добавил: - Интересный сегодня ночь в нашем колхозе "Вперед". Все русские люди хотят немношко острый шутка Айвану делать!
Из белой двери вышла женщина, лицом похожая на фельдшерицу, отыскала глазами Шурку, сказала ему:
- Это вы геолог Василий? Таюнэ звала вас, но сейчас она спит. Очень она хотела вас повидать.
Айван хлопнул Шурку по плечу, весело сказал:
- Айван сразу догадался, когда ты шутка делал. Айван тоже хитрый, шутка быстро понимает. Я тебя теперь узнавал. Зуб твой узнавал. Значит, ты опять в нашей тундре алмаз искал?
- Ничего я не искал, - уже хмуро сказал Шурка, - Путаешь ты меня с кем-то. И она спутала. Для нее я геолог и Василий, а для вас Шурка Коржов. Ясно? Для вас я… Эх-ма!.. - выдохнул вдруг он. И поднялся, отвернулся к окну. Плечи его задергались.
В комнате стало тихо. Все растерянно глядели друг на друга.
Айван нерешительно переступал с ноги на ногу, шевелил губами. Казалось, он что-то мучительно соображает. Потом он подошел к Шурке, тронул его за рукав и сказал:
- Слушай, товарищ, пойдем в мой дом. Утро еще скоро не ходит… Спирт немношка пить будем, чай пить будем… За твоя жена, за твоя большой горе думать будем.
Сохатый
Таежная легенда
1
Пара запряженных в нарты оленей во весь дух неслась по вечерней улице поселка, высоко запрокинув головы с тяжелыми ветвистыми рогами. Нарты, не сильно нагруженные уложенной в мешки поклажей, раскатывались поперек дороги, шарахаясь из стороны в сторону, ударялись задком о левую сугробистую обочину, отскакивали к правой, чтобы снова удариться и снова отскочить. Туча снежной пыли вздымалась над улицей, заволакивая дорогу и избы позади. Морды, бока, рога и мохнатые ноги оленей покрывал густой иней, свисавший вниз длинными лохмами. И тот же иней размалевал просторную кухлянку, высокий малахай и бороду ездока, делая и его похожим на скачущего оленя.
Человек во весь рост стоял на прыгающих нартах, отпустив ременную вожжу, чтобы не сдерживать бег оленей, В руке он держал таяк и, размахивая им, нетрезво и зычно кричал:
- Дорогу, дорогу Сохатому!.. Посторонись, мужики!.. Э-эх-ка, прочь с дороги - зашибу!..
Олени неслись по улице, освещенной синей, рано выкатившейся луной и светом, падавшим из окон бревенчатых изб, по совершенно безлюдной в этот час улице, стылую тишину которой внезапно встревожил и продолжал оглушать настырно-залихватский голос, И если бы в ту минуту кто-нибудь в самом деле оказался на пустой улице, удивился бы он чрезмерно, ибо никто и никогда в поселке не видывал охотника Леона таким вот бесшабашно-разудалым.
Спустя минуту олени выкатили нарты на окраину поселка, где начиналась тайга и где примостился, оторвавшись от улицы, собранный из щитов балок геологоразведки. Балок ярко светился окнами, на расчищенной от снега площадке стоял вертолет, но людей не было видно.