В ее голосе он услышал иронию. В самый разгар танцев, когда время давно перевалило за полночь, Березин отозвал Мохова в сторонку.
- Яков, пора кончать! Начало сделано. Теперь смотри, чтобы красный уголок не пустовал. Составь план работы, приди ко мне и покажи. Потом мы его обсудим на партийной группе.
- Ладно, Фетис Федорович… Мы еще немножко потанцуем. Завтра ведь выходной!
- Мне не жалко, веселитесь. Я уйду, так чтобы беспорядка тут не было.
- Об этом не беспокойтесь, Фетис Федорович.
- Ну, ну.
7
Первые дни после приезда в Чарус Нина Андреевна была поглощена хлопотами по устройству своей маленькой квартирки, приему медпункта и пополнению аптечки медикаментами. Ее девочки, Соня и Рита, не отходили ни на шаг и все спрашивали об отце. Нина Андреевна гладила девочек по головкам и говорила:
- Вот устроимся хорошенько, будет у нас уютно, тогда и позовем папу. Преподнесем ему сюрприз.
И вот наступил день, когда Нина Андреевна смогла осмотреть лесные участки и побывать на самом дальнем из них, на Моховом, где находился ее муж. Сопровождать ее взялся Зырянов, ехавший по своим делам. Помогая Нине Андреевне взобраться на седло, он спросил:
- Ездить-то умеете?
- Конечно! На фронте вот так же, бывало: сумка за плечами и кочуешь вместе со своим подразделением.
Кони сначала шли рядом, Нина Андреевна и Зырянов оживленно разговаривали о том, о сем, как давнишние знакомые. Потом дорога стала хуже и хуже, пришлось ехать гуськом, объезжать мочежины, крутые ложки. Когда же углубились в глухой лес, лошади брели по колено в грязи. Скоро выбрались на увал, дорога здесь была сухая и гулкая; внизу на многие километры расстилалась заболоченная лесная долина, над которой кое-где торчали, как сторожевые вышки, одинокие сухары.
Нина Андреевна думала о предстоящей встрече с мужем, перебирала в памяти события минувших лет.
…В сороковом году она окончила Московский мединститут и поехала работать в город на Волге. Там познакомилась со статным красивым парнем. Поженились. Вскоре началась война. Багрянцева мобилизовали в армию, направили в военное училище, а она ушла добровольцем в санитарный батальон.
В конце войны работали на военном аэродроме. Здесь они встретили день победы. Казалось, все было хорошо. Впереди была мирная, счастливая жизнь. Однако жизнь пошла по-иному.
Николай стал выпивать. Сначала пил по воскресеньям, по праздникам, а затем и в будничные дни. Появились друзья-приятели. Однажды он втянул в свою компанию командира корабля, отправляющегося в рейс. Самолет потерпел аварию. Началось следствие. Виновника попойки разжаловали, лишили орденов, исключили из партии, в которую он вступил еще в военном училище. С апелляцией Багрянцев дошел до ЦК партии. Там ему посоветовали искупить вину честным трудом. Дали двухгодичный срок. С путевкой Министерства лесной промышленности прибыл он в Чарус.
…Зырянов, сдерживая лошадь, следовал позади. Он проникся к этой женщине чувством большого уважения. Ведь не каждая рискнула бы отказаться от удобств городской жизни и поехать в лесную глухомань, кочевать с санитарной сумкой из одного лесоучастка на другой. Тут требовался действительно твердый характер и мужество.
На развилке двух дорог Багрянцева остановила своего коня.
- Два пути - куда идти? - спросила Нина Андреевна, улыбаясь.
Лицо ее показалось Зырянову очень красивым и одухотворенным.
Он направил свою лошадь по дорожке, спускавшейся к болотистой долине.
- Тут уже недалеко. Проедем с километр по кромке топей, свернем на слань, а там и Моховое. Оно находится как раз среди болота.
- Странно, почему люди поселились в болоте? - спросила Нина Андреевна.
- Тут старинное поселение сектантов-скрытников.
- Старообрядцев, кержаков?
- Не совсем так. Тоже религиозная секта, только на свой лад. Люди уходили в леса, прятались от антихриста. Не признавали царя, чиновников, никаких властей. Жили своей общиной, никому, кроме своего старшины, не подчинялись. Не платили сборов, податей. Питались птицей, зверем, грибами-ягодами и молились богу.
- Странные люди!
- На старой Руси много было дикого. Да и сейчас не перевелись люди, которые верят в загробную жизнь и всякую чертовщину.
За сланью, проложенной через болото, на небольшой возвышенности среди деревьев показались черные слепые избы, малюсенькие окошки которых, будто отдушины в банях, были обращены во дворы. Домишки толпились в беспорядке, без улиц, без переулков, без площадей. Дорога привела Нину Андреевну и ее спутника в чей-то грязный двор, потом в огород, потом снова во двор и, наконец, вывела к новым большим баракам, выстроившимся в один ряд, лицом к болоту, к стене угрюмого ельника.
- Это и есть Моховое? - спросила Багрянцева.
- Оно самое, - сказал Зырянов, подъезжая к высокому крыльцу одного из бараков.
- Тут что? - спросила Нина Андреевна, прислушиваясь к музыке за дверью.
- Контора лесоучастка, - ответил Зырянов, спрыгивая с седла.
В просторной светлой комнате, за грязным замусоленным барьером, спиной к двери сидел лысый человек в подтяжках, перекрестивших спину, и крутил катушку радиоприемника.
- Волну ловишь, Степан Кузьмич? - спросил Зырянов, проходя за барьер. - Здравствуйте!
Человек медленно повернул голову, посмотрел красными, на выкате глазами, потом быстро встал, большой, сгорбленный, нескладный. Его сильно качнуло в сторону, он уцепился за стол и сказал пьяным, заплетающимся языком:
- Бор-рис Лавр-рович? В-вот не ожидал! К-каким ветром занесло?
- Ты что, пьян? - нахмурившись, строго спросил Зырянов.
- Есть маленько, Бор-рис Лавр-рович. Виноват. Именинник вчера был, ангела своего вспрыснул. Утром башка трещала с похмелюги, стаканчик грохнул - и в-вот опять еле на копыльях держусь. Но это ер-рунда. Пьяница проспится - человеком будет, а дурак - дураком и останется.
- Где Багрянцев?
- Колька? Мастер? Ушел в лесосеку. Послал его замерять вчерашнюю рубку. Он у меня молодчага!
Нина Андреевна смотрела на него расширенными глазами.
- Это жена Багрянцева, - по-прежнему держась строго, сказал Зырянов, кивнув на Нину Андреевну.
Пьяный начальник поспешил отрекомендоваться. Раскланиваясь, описал ногой дугу, ухватился за стол.
- Очень приятно познакомиться. Ошурков Степан Кузьмич - сын собственных родителей, проклятый за непочтение стариков.
Нина Андреевна повела плечами и спросила:
- А где живет Багрянцев?
- Тут, близко, - сказал начальник участка. - Ступайте, он, может, уже и дома. Как выйдете с крыльца - сразу налево за барак. Увидите возле елок домик на одно окно, там и живет Багрянцев.
Подслеповатый домик с малюсеньким слезящимся окошком отыскать было нетрудно. Нина Андреевна вошла во дворик. Возле крыльца ходили и пили воду из деревянного корыта куры, а чуть подальше лежал, пережевывая жвачку, бурый теленок.
После улицы в избе показалось слишком темно. Оглядевшись у порога, она увидела впереди узкий проход между русской печью и кроватью; в конце его был стол, накрытый рыжей клеенкой, а возле стола на лавке сидела белокурая девочка с котенком на коленях; весь угол, снизу доверху, был заставлен коричневыми квадратиками икон старинного письма. Свет из окна падал на стол, на плечо девочки и на пол до самого порога. Нина Андреевна поздоровалась.
- Здравствуйте! - ответила девочка, с любопытством разглядывая незнакомую женщину.
- Скажите, Багрянцев здесь живет?
- Дядя Коля? Здесь.
Нина Андреевна прошла вперед, чуть не касаясь головой низко нависшего потолка. Попросила разрешения присесть. Девочка с котенком охотно отодвинулась в угол, уступив свое место возле стола. Сняв санитарную сумку, Багрянцева поставила ее возле ножки широкой деревянной кровати.
- Вас вызвали к дяде Коле? Вы фельдшерица? - спросила девочка, посматривая на сумку с красным крестом.
- Я - врач, - сказала Нина Андреевна. - Почему ты думаешь, что меня вызвали?
- Вчера Степан Кузьмич, начальник нашего участка, говорил, что надо вызвать по телефону из Чаруса фельдшера, чтобы оказала помощь дяде Коле.
- Дядя Коля разве болеет? Что с ним?
- Он три дня подряд пил водку вместе со Степаном Кузьмичом, а потом ему стало плохо. Степан Кузьмич и моя мама сказали, что дядя Коля загорелся, начали его обливать водой, только я не видела никакого дыму. У дяди Коли внутри загорелось от вина.
- Теперь ему лучше?
- Ага. Его потом парным молоком отпаивали.
- А где он сейчас?
- Пошел в делянку. И моя мама пошла с ним.
- Твоя мама разве в лесу работает?
- Да, в лесу.
- Что делает?
- Лес рубит.
- Папа у вас есть?
- Нет, папа у нас погиб на фронте, мама говорит, что еще в начале войны пришла похоронная. Нам за папу пенсию платят.
- Семья у вас большая? Братишки есть, сестренки?
- Нет, мы с мамой одни, да дядя Коля живет с нами. Он у нас вместо папы. Вначале мама сердилась на дядю Колю, что он водки много пьет, выгнать собиралась, а теперь ничего, примирилась, только деньги от него стала прятать. Как появятся у него деньги, уедет в Чарус, там напьется. Мама сколько раз ходила разыскивать его, боится, кабы где-нибудь не заблудился в лесу, в болото не попал с пьяных-то глаз.
В тесной избушке Нине Андреевне стало душно. Она расстегнула ворот гимнастерки, кусала губы, стараясь сдержать нервную дрожь.
- Вам, тетя, холодно? - спросила девочка.
- Нет, ничего. Это так. Пройдет.