Теперь Петровна знала, что делать: достала из-за божницы пузырек со святой водой и, шепча заклинание, окропила ею углы и порог горницы. Даже на подоконники побрызгала.
- Явление сатаны тебе было, Васюня...
- Да неужто до сих пор этакая погань водится? - Василиса Фокеевна, как возле медленного огня, постепенно приходила в себя. !
- В святом писании предсказаны и год, и месяц... Как раз совпадает...
- Да неужто, Ариша? Космонавты ж летали, ни бога, ни...
- Бог вездесущ, но никому не дано видеть его. Он в каждом из нас.
Василиса Фокеевна, окончательно оправившись от потрясения, с сомнением покачала головой. Заметив это, Петровна достала несколько толстых церковных книг и, нацепив очки, стала читать предсказания о конце света и явлении огнеподобного сатаны. Потом в Горкиных книжках отыскала чистую тетрадь и карандаш.
- Мы с тобой, Васюня, напишем... Есть у меня знакомый батюшка, близкий мне человек, попросим хорошенько - приедет. Молебен отслужим... А как же, милая, непременно!..
В Петровне проснулись необычные для нее энергия и решительность.
Но Василиса Фокеевна поднялась.
- Ты уж сама тут, Ариша, а я пойду... Может, мне это померещилось сдуру. Только видела своими глазами.
Дома горел огонь. В горнице Граня сидела за столом и читала. Едва Василиса Фокеевна вошла, как сразу же увидела на вымытых половицах широкие пыльные следы от босых ног. Сердце токнуло от догадки.
- Это кто же так наследил?
- Да отец! - Граня не повернула головы. - Вскочил, будто кипятку под него плеснули, и на улицу. Хворает, наверное...
На широкой кровати, свесив с подушки вороную бороду, храпел Мартемьян Евстигнеевич. Фокеевна обессиленно опустилась на сундук: "Чтоб тебя дождем намочило!.."
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
Когда Марат вошел в горницу, то увидел Василя сидящим на раскладушке. Согнувшись, он зажимал между колен топорище и ширкал бруском по синеватому лезвию топора, время от времени пробуя острие мякотью большого пальца. К стенке была прислонена пила, обернутая мешковиной. Рядом стоял раскрытый чемодан. Поверх белья и харчей, завернутых в газету, лежали книги.
- Решил-таки?
- Та председатель же! Каже, грошей богато заробишь. От, клята душа, хитрый. А я ж гадаю жениться. - Он плюнул на брусок и еще усерднее заширкал по острию. Волосы его рассыпались, образуя белую нитку пробора. Под шерстяным свитером круто ходили широкие лопатки.
Марат присел возле чемодана на корточки, полистал книги: "Двенадцать стульев" с дарственной надписью, "Граф Монте-Кристо", "Конец осиного гнезда..." Не поднимая головы, Василь кинул сухо:
- Реалистичные произведения.
Заметив, что Марат улыбается, он перестал точить и подозрительно скосился на агронома:
- Шо!
- Почему ты только теперь увлекся книгами, когда тебе под тридцать? Раньше некогда было?
- Як тебе сказать... В первую очередь - ни батьки, ни матки у меня немае. Ну, хлопчишкой беспризорничал, потом - в армию, потом работать нужно було...
- Да-да, ты прав, - согласился Марат, складывая книги в чемодан.
Ни разу не обмолвился Марат, что и он - дитя войны, безотцовщина, но что это не помешало пацану-голодранцу работать и зубрить арифметику и алгебру, распахивать целину и сдавать вступительные экзамены в университет, только после армии перейти на очную учебу, а на хлеб и книги зарабатывать разгрузкой вагонов.
Он отошел к стеллажу и, поглаживая пятерней непокорный чубчик, задумчиво скользил взглядом по корешкам книг. Из-за плеча глянул на Василя, который оборачивал мешковиной отточенный топор. Необыкновенный покой лежал на широком лице парня.
Марат вынул из туго стиснутых томиков "Овод" Войнич. Вручил ему книгу: читай!
Василь кивнул, словно сделал одолжение, и щелкнул замками чемодана, заперев их ключиком на шнурке от ботинка.
Пожелав ему счастливого пути, Марат вышел из дому. Сбросив с мотоцикла кусок брезента, служивший чехлом, вывел за калитку.
У окон амбулатории возилась Василиса Фокеевна, готовясь к холодам. Сам не зная почему, Марат оставил мотоцикл и подошел к санитарке. С видом знатока похвалил ее работу.
- Тороплюсь заделывать, а то замазка в ничтожность придет. Беда, плохая замазка. Вы, поди, к Ирине Васильевне? - Не оборачиваясь к нему и не ожидая ответа, Василиса Фокеевна постучала в раму: - Ирина Васильевна!
Девушка вышла на порог в белом халате и косынке с красным крестиком. Смотрели друг на друга секунду-две, но Марату подумалось, что все-таки дольше, чем следовало бы.
- Василиса Фокеевна ошибочно... Впрочем... по бригадам еду. Хотите?
Ирина чуточку помедлила с ответом, застегивая и расстегивая на халате перламутровую пуговку.
- Да, спасибо. С удовольствием. Я сейчас.
Скрылась. А Марат пожалел: зря пригласил! Ирина казалась высокомерной. Может быть, он ошибался, может, это оттого, что она держалась замкнуто, но сейчас ему не хотелось, чтобы девушка ехала с ним.
Ирина сошла по ступенькам уже совсем иная. На ней были узкие бриджи с острой складкой от утюга и шерстяная вязаная кофточка василькового цвета. "Ей бы красная шла", - отметил Марат, направляясь к мотоциклу. Через плечо у Ирины висела санитарная сумка с таким же алым крестиком, какой был до этого на косынке.
- Только я - с ветерком... Не боитесь?
Ирина чуть заметно усмехнулась: на ее груди Марат недоглядел крохотный значок альпиниста.
2
Андрей сидел на высоком сучке поваленного бурей осокоря и читал книгу о космонавтах. По сочной отаве паслось стадо.
Он читал, а мысли его гуляли мимо строчек. Думалось о далеком барханном Койбогаре. Андрею не хотелось ехать в эту глухомань, где человек предоставлен самому себе, где не с кем порой и словом перекинуться.
На поляну вышел Мартемьян Евстигнеевич с лопатой и вязанкой гибких удилищ. Высокие болотные сапоги были в грязи и тине, облеплены шафранной листвой. Вероятно, он возвращался с рыбалки на дальних лесных озерах, наполняемых вешним паводком.
Андрей засунул книгу в карман куртки и спрыгнул вниз. Земля гукнула под ногами, старик оглянулся.
Лохматые черные брови, похожие на детские варежки, весело поднялись к облупленному козырьку казачьей фуражки.
- Как дела, сокол? - Он сбросил удилища и лопату к ногам, сел на корявый ствол осокоря. И, не дожидаясь ответа, Мартемьян Евстигнеевич резко выдохнул: - У меня неладны. Закинул удочки - и как в колодезь. Нагулялся в любу душеньку, вдоволь, ноги было вывихнул. Кочкарь в ильменях - непроходимый. Спускал одно озерце, малька в нем было - чудо! - Похватал рукой поясницу, сокрушенно мотнул бородой: - Сдавать, смотри, начал, ровно маштак под санями. Вышел, стало быть, из молодецких годов.
В кустах шумно чесалась о молодое деревцо корова. Покрякивая, тянули к луговым ильменям запоздалые утки. В остуженном воздухе звучно поскрипывали уключины будары - кто-то плыл по старице проверять верши. А от поселка глухо - тук... тук... тук... - двигатель электростанции постукивает, зовет к теплу, свету.
Не слышал этих земных звуков Мартемьян Евстигнеевич. Покурив, побалагурив, он поднялся, задрал широкий веник бороды.
- Эк нахлобучилось - ни звездыньки. Дождик будет, Андрюха. Наполощет тебя, как ветлу над яром. - Заметил свежеоструганную ерлыгу, она свечкой белела меж веток осокоря. Взял, оценивающе прикинул прямизну двухсаженной палки, ощупал крюк на верхнем конце. - Хорошо! Слышал: дал ты слово в чабаны идти? Молодец, хвалю! Только не подгадь: слово - делу присяга. А вообще, ерлыга - плохой пособник.
Андрей кивнул. Мартемьян Евстигнеевич поставил овчарий посох на место, вскинул на плечо удилища и лопату. Его увели, упрятали потемки. Оставшись один, Андрей попытался дойти до смысла оброненных Тарабановым слов, но пришлось лишь плечами пожать: что он хотел этим сказать? Может, на вертолете пасти отару, так быстрее к коммунизму придешь? Нет, дедушка Мартемьян, кому-то надо и с ерлыгой шагать!..
До боли напрягая зрение, Андрей бродил по черной луговине: не завалилась ли какая корова в яму, не подошла ли близко к обрыву. Под ногами шелестела листва. Знобкий быстрый ветерок сорвал с низких туч пригоршню капель, осыпал ими Андрея.
А минут через пять насел дождь, частый, напористый. В такую погоду тошно быть в мокром облетевшем лесу, на безлюдье.
По вершинам дальнего перелеска желтой лапой шарила фара, там слышалось татаканье мотоцикла. Андрей не завидовал ночному ездоку. На дороге сейчас грязь, по ней не уедешь. Обочиной тоже не ускачешь - мусор, листья налипают на покрышки и спрессовывают под крыльями столько грязи, что колеса не вертятся.
Ждать пришлось порядком, пока мотоцикл выбрался по летнику на луговину, где паслось стадо. Андрей ожидал скачущий, нервный свет на дороге. Фара выхватила его из тьмы вымокшего, с отвислыми полами куртки и скрюченным козырьком кепки.
- Хо! Андрей, вечер добрый!
Перегретый мотоцикл долго чихал, не хотел глохнуть. Потом стало тихо-тихо. И темно - своей руки не увидишь. Андрей лишь по голосу узнал, что это Марат Лаврушин приехал. Спросил, чего это он мотоцикл по грязи терзает.
- В бригады ездил... Пасешь?
- Кто с тобой? - Андрей всмотрелся: в темноте проявились Иринины глаза, большие и загадочные, как ночь. Суховато поздоровался. - Марат Николаевич, а ведь ты, наверное, простудил доктора! В такой кофточке...
- Она шерстяная!
- Вечоркина - девушка с характером! - почему-то досадливо отозвался Марат, выковыривая из-под крыла крутую грязь. - Предлагал пиджак - отказывается.
Андрей снял свою прорезиненную куртку и укутал ею плечи девушки.