- А этих двоих перенесем. Бери-ка, друг, - обратился шофер к Дмитрию. Вдвоем они подхватили носилки и направились к лесу. Вслед ковылял на костыле Кухарев, с зашинированной рукой шел высокий, могучего сложения сержант Борисенко. Здоровой рукой он поддерживал раненого Рубахина, у которого все лицо было забинтовано. Сзади всех, воровато оглядываясь, плелся Кузьма Бублик. Он прятал под полу шинели перевязанную руку. За спиной у него висел чем-то набитый вещевой мешок.
- Вот здесь и остановимся. Место удобное, с дороги не видно, - проговорил шофер.
Все раненые были укрыты в лесу. Шофер кивнул головой Дмитрию, дескать, давай отойдем, потолкуем. Дымя самокруткой, он тихо сказал:
- Вот что, друг, машин, по всему видать, не будет. Ты оставайся, а я побегу и сообщу кому надо о раненых... Не бросим, не сомневайся, не такие мы, чтобы раненых бросать. - И шофер ушел.
Дмитрий остался в лесу один с десятком перевязанных, беспомощных людей. В первый момент ему хотелось кинуться за шофером, уговорить его остаться, потому что сам он чувствовал себя таким же беспомощным, как и его раненые. Что делать с ними? Ждать, да, да, ждать. Шофер вернется, шофер придет на выручку.
Дмитрий опять увидел Кузьму Бублика. Тот сидел на сухой листве как-то особняком, рука его была неумело замотана окровавленными бинтами. "Кто это так небрежно перевязал?", - подумал Дмитрий и подошел к Бублику.
- Что с рукой? Кость цела?
Кузьма даже не взглянул на санитарного инструктора, как будто не расслышал его слов.
"Чудак-человек, до сих. пор сердится", - удивился Дмитрий и вслух предложил:
- Давай подбинтую.
- Не надо, - хмуро отказался Бублик, пряча руку.
- Наши все живы? Никто больше не ранен?
- Не знаю.
- А лейтенант Шагаров, как он?
- Пойди да узнай, я тебе не Информбюро, - с какой-то непонятной злостью пробурчал Бублик и отвернулся, давая этим понять, что к разговору не расположен.
Дмитрий не рассердился. В самом деле, чего пристает к человеку с глупыми расспросами. Он отошел от Бублика и стал смотреть на дорогу, где догорала автомашина. Видимо, сам шофер поджег "старушку", и Дмитрий про себя ругнул его - зачем поджигал, можно было бы, наверное, отремонтировать, в крайнем случае, кто-нибудь взял бы на буксир и поехали бы дальше. Ему даже казалось, что дорога уже свободна, что прорвавшихся немцев отшвырнули, уничтожили всех до единого.
- Пи-и-ть, - попросил обожженный танкист, младший лейтенант Круцких. лежавший на носилках.
Кухарев потряс пустой флягой, вздохнул тяжко - воды нет...
Дмитрий огляделся. Кругом лес и лес, должно быть, ни ручейка здесь, ни озерка, ни лужицы какой-нибудь.
- Возьми, доктор, лопаточку, найди низинку, покопай, там вода будет, - посоветовал Кухарев, протягивая свою маленькую саперную лопату.
Копать лопатой не пришлось. К счастью, метрах в двадцати Дмитрий увидел тоненький, как ниточка, ручеек, что струился из-под ствола поваленного грозой дерева. Он тут же нацедил флягу, попробовал - вода холодная, чуть пропахшая прелой листвой и древесиной.
Вернувшись к раненым, Дмитрий услышал разговор. Говорил Рубахин.
- О нас и думать забыли... Жди у моря погоды...
- Замолчи ты, брюзга, замолчи, Рубахин, - отмахивался незлобиво Кухарев. - Как это "думать забыли"? Живой человек с нами был, а живой живого не бросит. Это я тебе точно говорю, не бросит.
- Сколько уж бросали, - не сдавался Рубахин. - Я от самой границы иду, видел... Ты вот скажи, если такой умный, почему тузит нас немец? Что он - сильнее?
- Стало быть, пока сильнее, - невозмутимо ответил Кухарев. - Ты, Рубахин, о другом подумай. Сбили, к примеру, нас немцы с позиции, да ведь и сами они битыми оказались, дивизию-то их мы расчихвостили. А ты что же думаешь, дивизиям у них счета нет? Есть счет дивизиям! Тут одной не досчитается Гитлер, там другой... И танки их тоже счет имеют... Я вот расскажу тебе случай. В июле еще было. Прихватили мы в плен ихнего субчика, инспектора какого-то чуть ли не генеральского звания. Пер на легковой, а мы эту легковую шпок, так она в кювет и загремела. Выволокли мы этого самого субчика, глянул он своими ошалелыми глазищами и, должно быть, с испугу браниться стал: почему, мол, здесь русские, ежели, по его плану, тут уже давно должны быть немецкие части... Слыхал? План у него: такого-то числа занять то-то, такого-то то-то. А план-то прохудился, план-то его мы нарушили! Ты погоди, погоди, Рубахин, дай нам отдышаться, и мы начнем тузить, и они побегут. Будет, Рубахин, и на нашей улице праздник.
- Только не нам праздновать.
- Это уж другая статья, это у кого судьба какая...
Дмитрий напоил обожженного младшего лейтенанта. Танкист чуть приоткрыл мутноватые, полные боли глаза, прошептал что-то похожее на "спасибо", и опять зажмурился, крепко сжал зубы, и на закопченных щеках вздулись бугорки желваков. Дмитрий догадывался, что младшего лейтенанта терзает жгучая боль, но танкист молчал, и только иногда в полузабытьи хрипло командовал: "Вперед. Бронебойным... огонь".
Дмитрий подошел к другому раненому. Это был совсем еще молоденький боец, наверное, ровесник ему и, быть может, такой же доброволец, Ломинашвили. Горбоносый, бледный, с черной курчавой шевелюрой, он безмолвно лежал на носилках, всем, кажется, довольный. У Ломинашвили было пять ранений - в ноги, в живот, в голову. Он замотан весь бинтами.
- Покурить охота, - сказал Рубахин.
- Покурить это можно, покурить это я, дружок, организую, - заботливо проговорил Кухарев и достал расшитый цветочками кисет.
- И мне сверни, старина, - попросил сержант Борисенко.
- И тебе сверну. Табачок есть. А коль есть табачок, весело живет мужичок!
С тех пор, как ушел шофер, минул час, другой, третий. Вечерело. Будто укладываясь на ночлег, в кусты заползали синеватые сумерки.
- Эх, знать бы такую петрушку, прихватил бы у старшины сухариков, похрустел бы сейчас да зубы поточил, - мечтательно проговорил сержант Борисенко.
Дмитрий вспомнил о свертке, что дал ему на дорожку повар Михеич. Сверток он сунул в санитарную сумку и теперь, достав его, протянул сержанту.
- Возьмите, там колбаса, хлеб.
Борисенко даже отодвинулся.
- Да ты что, доктор, я ведь... я пошутил, - смущенно отказался он.
Опять вмешался рассудительный Кухарев.
- Вот какое дело, доктор. Есть всем охота. Проверь по вещмешкам да по карманам, что у кого завалялось, да в общий котел. У меня вот НЗ цел, бери...
- А я не дам проверять мешок, не дам, - зло процедил Бублик и сгреб свой мешок, навалился на него грудью.
Дмитрия удивило, что Кузьма орудовал раненой рукой так же хорошо, как и здоровой.
- Ты вот что, парень, подчиняйся, - сурово сказал Бублику сержант Борисенко. - Доктор теперь у нас командир. Понял? Как распорядится доктор, так и будет. Про дисциплину не забывай. Мы хоть и раненые, а бойцы, подразделение. Отдай! - Борисенко здоровой рукой вырвал мешок.
Кузьма Бублик зверовато сверкнул узкими глазками. Казалось, он вот-вот бросится на сержанта.
В бубликовском мешке оказалось немалое богатство - сухари, две банки тушенки, сахар, масло и даже бутылка водки.
- На складе, подлец, работал, от красноармейского рта отрывал, - угрожающе процедил Борисенко.
- Ладно, Володя, - остановил его Кухарев. - Поблагодарить человека надо за такие запасы.
- Поблагодарил бы я его, век помнил бы...
8
Ночь.
Тишина.
Над головой лопотала о чем-то невидимая листва. Дмитрий лежал на пахучих, еще не успевших пожухнуть ветвях и прислушивался к непонятному лесному шуму. Этот шум навевал приятную дрему. Хотелось думать о чем-то хорошем, светлом, вспоминать беззаботное студенческое времячко... Но в голове у Дмитрия шмелиным роем гудели и гудели тревожные мысли - что делать, как быть? Шофер обещал прийти и не пришел. Почему?
До слуха донесся еле различимый рокот автомобильного мотора. Дмитрий напрягся, прислушался. Да, так и есть - идут машины, его спасение... Он вскочил и сквозь кусты стал пробираться к дороге. Странное дело: днем этих кустов как будто и не было, а сейчас они хлестали по лицу, цеплялись за гимнастерку, путались под ногами.
Что это? Машины идут с зажженными фарами? Есть же приказ... И вдруг Дмитрий понял: немцы... и рухнул наземь. Сердце так заколотилось в груди, что казалось - его стук будет расслышан там, на машинах...
Машины проползли. Растаял в темноте моторный рокот, и снова отчетливо слышался болтливый шепот леса...
Дмитрий вернулся к раненым.
- Что там, доктор? - шепотом спросил Кухарев.
Дмитрию не хотелось говорить о том, что по дороге прошли немецкие машины, и он буркнул:
- Не знаю.
- А я знаю, знаю, немцы проехали, по звуку слышно было. Попразднуем теперь, - выцедил Рубахин. - Что будем делать?
- Ладно спи, утро вечера мудренее, - посоветовал ему Кухарев.
- Придут, сцапают.
- Тихо ты, - попросил сержант Борисенко.
Дмитрий опять улегся на пахучие ветки, подложив под голову санитарную сумку. Раненые молчали. Но он чувствовал - никто из них не спит, каждый, видимо, обеспокоен одной и той же тяжкой думой: теперь уж помощи ждать неоткуда и не от кого, теперь они остались одни...