– Подполковник Шумаев выбрасывает, – неохотно ответил дежурный.
– А зачем?
– Кто ж его знает? Не понравились.
Скворцов вошел в кабинет Шумаева в тот самый момент, когда хозяин, размахнувшись, выбрасывал в окно четвертый стул. Потом он тигром подошел к столу, взял стоявшее за ним кресло, повертел, осмотрел критически и поставил на место. Кресло было обыкновенное, канцелярское, с деревянными подлокотниками, и, видимо, его удовлетворило. Кроме Шумаева и Скворцова в кабинете стоял еще лейтенант Чашкин – молоденький мальчик с растерянным миловидным лицом.
– Насмехаться над собой не позволю! – крикнул Шумаев и раздул ноздри.
– Сергей, опомнись, – сказал Скворцов. – Конечно, Александр Македонский был великий человек, но зачем же стулья ломать?
– При чем тут Александр Македонский? – сердито спросил Шумаев.
Чашкин улыбнулся.
– Стыдно, Сергей, не знать классиков. А вот лейтенант Чашкин, тот знает, судя по его лицу. Ну-ка скажите ему, Чашкин, откуда это?
Чашкин покраснел и сказал:
– Из "Чапаева".
– Не совсем так, – поморщился Скворцов, – но по смыслу правильно.
– Товарищ подполковник, разрешите идти? – спросил Чашкин.
– Идите. Впрочем, постойте. Сначала дайте майору стул. Приличный стул, а не такое...
Чашкин принес обыкновенный венский стул и удалился.
– Садись, – пробурчал Шумаев.
Оба сели.
– Теперь расскажи толком, в чем дело?
Шумаев, затихший было, опять распалился:
– Это же издевательство! Поставить мне, начальнику отдела, четыре стула, и все с разной обивкой! Голубой, зеленый, розовый, черт-те какой! Я их пошвырял в окно.
– Кто же над тобой так издевается?
– Начальник АХО. Зачислил себя в клику святых и думает, что ему все можно! Вопиющий факт! У меня здесь солидные люди бывают: начальство, представители промышленности! Один раз даже замминистра был. Что же я, замминистра на разные стулья буду сажать?
– А что, он такой толстый, что сразу на двух стульях сидит?
Шумаев не слушал.
– Не кабинет начальника отдела, а спальня великосветской проститутки! Это удар не только по моему престижу. Это удар по престижу войсковой части!
– Закурим, брат, с горя.
Они закурили. Шумаев понемногу начал отходить.
– Серьезно, Паша, сил нет работать, – сказал он уже мягче, вытирая платком голый череп. – Дисциплина умирает. Я не требую уважения к себе лично. Пусть уважает служебное положение, воинское звание, черт возьми! А такие щенки, как этот Чашкин, еще позволяют себе улыбаться в служебное время!
– Брось, он хороший парень.
– У тебя все хорошие. Ты со всеми готов целоваться.
– Есть такой грех. А знаешь, я к тебе по делу.
– Что такое?
– Подбрось мне человечка два на завтрашний день.
– Два человечка? – заорал Шумаев. – Ты знаешь мои штаты? Откуда у меня два человечка? Кто?
– Ну, хотя бы Бобров и Логинов.
– Ты с ума сошел! Буду я швыряться Бобровым!
– Тогда швырнись Логиновым.
– Не будет тебе и Логинова. У меня план! Приезжают тут всякие...
– Спокойнее, Сергей.
– Как тут будешь спокойнее? – закричал Шумаев. – Изволь, посмотри, какой мне отчет опять прислали! – Он вскочил мячиком, отпер сейф, вынул толстый, жестко переплетенный том и бросил на стол. – Полюбуйся, что они пишут, мерзавцы! – Он с усилием разогнул отчет, нашел нужную страницу и ткнул в нее пальцем: – На читай! До чего все-таки доходит подлость! Это, можно сказать, высший пилотаж подлости!
Скворцов прочел несколько строк, гневно отмеченных по полям жирной линией, вопросительным знаком и двумя восклицательными.
– Ну и что?
– Как что? Они же, подлецы, явно против двухточки агитируют!
– Я этого не заметил.
– Не заметил! – сатанински захохотал Шумаев. – Младенец невинный! Нет, это их политика! Белыми нитками шито! И кто пишет? Крикун, приоритетчик, болван, неуч! Не может отличить электронной лампы от керосиновой! А ты посмотри, что дальше написано: "...такие нетерпимые факты допускались и в воинской части..."
Тут Шумаев бросил отчет на пол и стал топтать его коротенькими ножками.
– Ты полегче, Сергей, такое обращение с документами не предусмотрено правилами секретного делопроизводства.
Шумаев одумался, подобрал отчет и швырнул его обратно в сейф. Попал метко, на самую полку. Удачное метание несколько его умиротворило.
– Так подкинешь двух человек? – безмятежно спросил Скворцов.
– Черт с тобой, бери Лаврентьева и Мешкова – и ни копейки больше.
– А Логинов?
– Сказано: нет.
– Ну, ладно. Будь здоров, не огорчайся, никто на твою двухточку не посягает.
Шумаев махнул рукой. Скворцов направился в ЧВБ.
Большое помещение ЧВБ было тесно уставлено разнокалиберными столами, за которыми маялись девушки-расчетчицы, размокшие от жары до того, что ресницы поплыли. На некоторых столах стучали счетные машинки, на других были разложены чертежи. Воздух был как в улье, окна – наглухо закрыты. Скворцов направился в главный угол, где за столом побольше других сидел майор Тысячный – невзрачный человек лет сорока с толстым носом.
– Здорово, Алексей Федорович! – бодро начал Скворцов. – Как жизнь?
Позвонил телефон. Подошла одна из девушек:
– Алексей Федорович, вас.
Тысячный поднял маленькие глаза.
– Кто?
– Генерал.
Тысячный засуетился, оправил китель, надел фуражку, подбежал к телефону и вытянулся:
– Слушаю, товарищ генерал.
Разговор был недолгий. Тысячный вернулся к своему рабочему месту, снял фуражку и бережно положил на стол.
– Послушай, – сказал Скворцов, – зачем ты для разговора по телефону фуражку напяливаешь?
– Касказать, на всякий случай.
– Странно, а впрочем, дело твое. Выражай свое уважение к начальству любым доступным тебе способом. А у меня, Алексей Федорович, к тебе просьба. Надо срочно обработать картограмму вчерашнего подрыва.
– Не выйдет.
– Отчего же, мамочка?
– Девушек, касказать, нет. Все на работе, касказать, генерала.
– Так уж и нет?
Тысячный не успел ответить. В окнах потемнело, раздался свистящий, хлопающий шум. Девушки все, как по команде, легли на свои столы лицом вниз, крестообразно раскинув руки. С дребезгом разбилось и зашаталось окно, в комнату ворвался песчаный вихрь, опрокинул графин, взвил к потолку бумаги. Это продолжалось несколько секунд, после чего внезапно шум отрезало тишиной. Девушки поднялись со столов, начали отряхиваться, искать и пересчитывать бумаги. Тысячный рысцой включился в суматоху. По счастью, ничего не пропало. Девушки расселись по местам, стук машинок возобновился. Тысячный вытер лоб. Мокрые волосы у него стояли дыбком.
– Зачем они так, крестиками? – поинтересовался Скворцов.
– Согласно инструкции. Чтобы не унесло, касказать, документы.
– Твоя, что ли, инструкция?
– Моя. А что?
– Удачная идея.
Тысячный расплылся.
– Так как же все-таки с картограммой? Обработай, Алексей Федорович, будь отцом родным. Не моя просьба – Лидии Кондратьевны.
Тысячный косенько прищурился:
– Услуга, касказать, за услугу.
– Говори, чего надо, все сделаем. Вы имеете дело со Скворцовым.
– Вопрос боле-мене личный... Я завтра, касказать, именинник... Всех прошу в гости...
– Только и всего? Это, брат, не тебе услуга, а мне.
Тысячный захихикал:
– Нет, тут, касказать, дело тонкое... Ты с генералом, касказать, Сиверсом лично знаком?
– Я со всеми лично знаком. А что? Привести его завтра к тебе?
Тысячный осклабился.
– Ну, эта службишка – не служба, как говаривал Конек-горбунок в аналогичных ситуациях. Значит, заметано. Я обеспечу тебе генерала, а ты обработаешь картограмму. Идет?
Скворцов тут же пошел обеспечивать генерала. В успехе он не сомневался. Организовывать взаимодействие – это была его стихия, можно сказать, профессия. Позвонить, связаться, выколотить – это он любил.
Ему сразу же повезло: в коридоре стояла группа офицеров и в центре генерал Сиверс. Он что-то рассказывал, все смеялись.
– Здравия желаю, товарищ генерал. Разрешите присоединиться?
– Сколько угодно. Ведь у нас свобода собраний.
Офицеры стояли кучкой, среди них лейтенант Чашкин с милым выражением готовности к смеху на молодом открытом лице. Он так и ел Сиверса глазами.
– И вообще, – продолжал Сиверс, – в периодической печати иной раз находишь дивные вещи! Вот, например, читаю я намедни вашу областную газету и что же вижу? На второй странице – большой заголовок: "Досрочно выполним первую заповедь!" Я глазам не поверил. Я все-таки в гимназии учился в хоть имел по закону божьему четверку за вольнодумство, но первую заповедь помню: "Аз семь господь бог твой, и да не будут ти бози иные разве мене". Что в переводе на современный язык означает: "Я – господь бог твой, и пусть у тебя не будет других богов, кроме меня". Хорошенькое дело! И это самое нас призывают досрочно выполнить!
Офицеры засмеялись, но как-то недружно.
– Товарищ генерал, – сказал Скворцов, – можно вас на два слова?
Кучка офицеров растаяла.
– Тут у меня одно неслужебное дело. Начальник ЧВБ, майор Тысячный...
– А, этот художник? Талантливый человек.
– Так вот, этот талантливый человек завтра свои именины празднует, очевидно, Алексея, божьего человека, а возможно, рожденье, которое в просторечии тоже называется "именины", и одержим желанием вас пригласить.
– Свадебным генералом?