- Ты на своем не стой, Сергей Иванович, не упрямься, - набычившись, с заметной угрозой предупредил Харлампий. - Ну, потребуем вывезти рабочих. А какие разговоры по базе пойдут, тебе известно?.. Скажут, не справился Ползунов с обязанностями, отвык от полевых условий. Допускаю - снимут меня. Но и ты, как геолог отряда, слетишь. Не знаю, как тебя, а меня такая перспектива не манит. Так что, Сережа, пусть будет все как есть, а начнем кубы выдавать, покажем - справляемся с обязанностями или нет.
- Да, но время упущено, и понимаешь, - Сергей пошевелил пальцами, - дух из рабочих вышел.
- Ну, хватит! - Харлампий пристукнул ладонью. - Я сказал - рубли от них не уйдут. Я не дерево какое-нибудь, понимаю, всем надо есть.
- И пить! - подсказал Женька, водя над доской ферзем.
- И пить! Да! - Харлампий развернулся к шахматистам. - Прошу не вмешиваться в серьезный разговор!
Сергея снова начал донимать зуб, он кривил лицо, с шумом подсасывал воздух, потом решительно поднялся, подошел к ребятам.
- Слушай, - он потемневшими, вымученными глазами смотрел на Гошку. - Будешь связываться с базой, передай, что требуем снять нас с участка.
- Что-о? - Харлампий приподнялся над столиком. - Ты… Ты по какому праву распоряжаешься?!
- Или требуем начальника экспедиции, - докончил Сергей и повернулся к Харлампию. - Распоряжаюсь по праву геолога отряда.
- Та-ак, - начальник растерянно заводил глазами. - Сидели, терпели и - на тебе! Недельку какую-то переждать не можем, сами на рога лезем!
Гошка злорадно хохотнул и снял Женькиного ферзя.
- Мат? - не поверил Женька. - Я зевну-ул! Верни ферзя-а!
- Прекратите бедлам! - фистулой перекрыл Женькин вой Харлампий. - Слова сказать нельзя! Не отряд, а содом какой-то, гоморра. Тут, понимаешь, - он подолбил в лоб костяшками пальцев, - голову от забот пучит, а они!..
В палатке стало тихо.
- Продул, сдаюсь, - шепотом признал свое поражение студент и смахнул фигуры с доски. Гошка снизу вверх глянул на Сергея, спросил:
- Чьей подписью скрепить телеграмму?
Сергей пожал плечом:
- Моей, разумеется.
- Я арестовываю рацию! - объявил Харлампий.
- То есть? - заморгал Гошка. - Каким образом?
В палатку поскреблась и робко вошла повариха Вера. Свет, едва пробиваясь сквозь брезент у входа, бледно обрисовывает ее узкое вдовье лицо.
- Обедать будете? - тихо спрашивает она.
- Попозже, - ответил Харлампий. - Накормите сперва рабочих.
Вера из-под низко повязанной косынки смотрела на малиново раскрасневшуюся печку, не уходила. Женька надернул штаны, влез босыми ногами в сапоги.
- Пойду похлебаю, вы тут без меня разберетесь, - шептал он. - Тебе, маэстро, могу обед на дом доставить, но только за две свечки. Учитываю мой проигрыш и предстоящий нервный криз.
- Тащи, дам две, - улыбнулся Гошка. - Вера, что ты там вкусного напарила?
- Сечку, - повариха виновато вздохнула, - ка-ашу.
- Что такое, Смирнова? - с неотошедшим гневом спросил Харлампий. - Опять эта сечка!.. Нету других продуктов, что ли?
Повариха переступила грязными сапогами, потупилась.
- Да я б и первое, да я б и второе какое получше сготовила, да печурка одна, махонькая. - Вера затеребила кофту. - Цельный день вокруг нее топчусь, по лыве плаваю. Попросила ребят, чтоб хоть воду из кухни отвели, говорят: "Нам и так хорошо". А у меня уж ноги околодили-и.
Она всхлипнула, прижала к губам конец косынки и вышла. Следом с миской в руке выскользнул Женька. Харлампий убрал бумаги во вьючный ящик, постоял у печки, подумал и сел бриться.
После обеда в палатку ИТР зашли двое рабочих-канавщиков.
- Можно? - спросил щуплый, похожий на подростка, тридцатилетний Васька, за пристрастие к густому чаю прозванный Чифиристом. Его вечно знобит, он плотно запахивается полами телогрейки и всовывает в рукава, как в муфту, бледные, суетливые руки.
- Входите, - разрешил Харлампий. - Что у вас?
Васька посмотрел на напарника - Николая, плотного здоровяка, мол, говори давай, зачем пришли, даже подтолкнул локтем.
- Ребята поговорить с вами хотят, - начал тот. - Решать надо…
- Просют к нам заглянуть, - просипел Васька. - Заодно прокомиссуете, в каких условиях трудящие живут.
- Ну-у, хорошо, зайду, - пообещал Харлампий. - Вот дела доделаю.
Рабочие степенно вышли. Все еще сидя на наре, Гошка с интересом проводил их глазами, потом стал наблюдать за явно встревожившимся Харлампием. Женька занимался своим делом - пристраивал к самодельным лыжам-снегоступам крепления, весело насвистывал.
- Что это они, а? - ища ответа, заводил головой Харлампий. - Парламентеров прислали, так надо понимать?
- И понимать нечего. - Гошка подогнул ноги калачиком. - Сходи, поговори по душам, пора бы.
- Вот именно - по душам, - ковыряя больной зуб спичкой, поддержал Сергей. - А то настроение у них… Уйти могут.
- Куда-а? - вытаскивая из лыжины погнутый гвоздь, выкрикнул Женька. - Жить им надоело, что ли.
- Здесь жить надоело. - Гошка сделал ударение на первом слове. - Вполне допускаю, что снимутся и пойдут с этой Голгофы.
- Не болтай! - Харлампий вздернул подбородок. - Надоело, понимаешь?
- Ну, сам рассуди. - Гошка протянул к нему руку. - Нам зарплату и полевые начисляют аккуратно, а это уже кое-что, а не ихняя повременка. Знают они разницу? Знают. Обидно? Факт. Так что, Харлампий, могут запросто и того…
- Что это - "могут и того"? - приузил глубокие, близко к переносице расположенные глаза. - К чему намеки, недомолвки? Договаривай.
Женька перестал насвистывать и, готовый заржать от Гошкиного ответа, замер над лыжиной.
- Значит, так, - Гошка выдержал паузу. - Пойдешь на переговоры, прихвати наган. Чуть чего, ты вверх - бах! - и быстро в тишине излагай приказы или инструкции.
- Без-от-ветственный ты человек! - с надсадом упрекнул Харлампий. - Все-то тебе "бах"!
Гошка с Женькой захохотали. Сдержанно посмеивался и Сергей. Глядя на них, Харлампий покривил губы и неожиданно улыбнулся.
- Хорошие вы ребята, - сказал он, - только трепачи веселые. Вот стукнет каждому по сорок, как мне, загрустите.
- Поумнеем, - уточнил Женька, вертя в руках лыжину. - Как, братцы, сгодится?
- Шею сломать, - ответил Гошка.
- Ну, мужики-и, - забеспокоился Женька. - Ну, честно?
- Отличные снегоступы, - поднимая с пола вторую лыжину, похвалил Сергей. - Заказываю себе. Очень хорошо, Женя, очень.
- Ходули бездарные, в мастера! - отрубил Гошка.
Студент выпустил лыжину и ринулся на Гошку. Вскрикивая, они беззлобно завозились на нарах. Харлампий подошел к рации, насупился.
- Довольно дурачиться! - прикрикнул он, трогая пальцем стылый глаз индикатора. - Хохочут на весь лагерь, чертяки, развеселились.
Растрепанные, тяжело дыша, они сидели перед Харлампием, улыбались.
- Послушайте, где вы всякой чепухи нахватались, оболтусы? - участливо спросил Харлампий. - Пы-ы-ыли в вас… А теперь серьезно. То, что я рацию арестовал, это, сознаю, через край хватил. Вот схожу к рабочим, поговорю, тогда и решим ладом, что предпринять нам. Вам, Сергей Иванович, тоже не худо бы поприсутствовать, как заместителю.
Сергей колыхнул плечом, дескать, надо так надо, и по ступенькам, вырезанным в снегу, затопал вверх из палатки за начальником.
В палатке у канавщиков светлее - снят суконный утеплитель. На веревке, провисшей над железной печью, сушится одежда, гудит труба, жарко, накурено. Перед открытой дверцей сидит плотный парень в синей майке, курит. От жары у него вспотела голова и черные косички волос прилипли ко лбу. Рядом стоит Васька и с озабоченным видом запаривает чай в задымленной литровой кружке. Николай сидит в углу палатки, читает вслух толстенный роман под заглавием "Море в ладонях":
- "…и она горячо и пылко прижалась к его мужественной груди, и смех ее журчал как ручейки в скалах…"
Васька глядит в кружку и каждое предложение сопровождает одной и той же фразой:
- Во дает, живут же.
- Не мешай, люди слушают, - урезонивает его парень с забинтованными глазами. Парень этот прихватил горную болезнь - слепоту - и не может глядеть на снег.
В противоположном углу палатки идет веселая игра в карты. Играют в подкидного. Все так увлечены, что не заметили вошедших. Харлампий поздоровался, направился к игрокам.
- Ну, как успех, переменный? - спросил он, кивнув на карты.
- А-а, товарищ начальник. Здравствуйте, присаживайтесь, - пригласил бородатый Хохлов, тасуя только что начатую глянцевую колоду. Хохлов - бригадир. У него черная кудлатая голова цыгана и светлые, удлиненно-диковатые глаза.
- Спасибо, я в азартные игры не люблю, - отказался Харлампий. Он побулькал сапогами в журчащей по полу талой воде, пристыдил: - Что ж вы, товарищи дорогие, и ты, бригадир, для себя постараться не хотите? Окопали бы палатку водоотводной канавкой - и порядок. Мы свою окопали, и теперь терпимо, не такое болото.
Слушая начальника, Хохлов с треском гнул колоду, молчал, насмешливо кривя губы.
- А нам тут не век жить, - просипел от печки Васька Чифирист. - Вам - дело другое. Если разобраться - специальность заставляет, потому окапывайтесь.
- И оклад большой и хороший, - поддержал парень в синей майке. - А мы нынче здесь, завтра посмотрим.
- Ждете, чтоб дядя вам окопал? - Харлампий потряс рукой. - В любой обстановке надо устраиваться по-людски. Вон сколько вас, гавриков! Вышли разом, и все дела. А то - хлев!
Фуркнули карты из рук Хохлова и веером шлепнулись на спальный мешок.