Момент, когда Густа пришла в мою комнату, я пропустил: глаза мои были закрыты, дрема окутывала мозг, и мне вдруг показалось, что я очутился в Крыму, на пляже, возле ненавистного моря, и что загорелые дети дошкольного возраста, игравшие подле меня в песочек, начали строить из меня глиняный саркофаг, чтобы затем возвести надо мной пирамиду Хеопса. Видимо, я нервничал при этом, возражал, взбрыкивая ногами, будто выдергивал их из бескрайних песков пустыни Сахары. Тут-то, при очередном взбрыкивании, я, видимо, и съездил нечаянно коленкой по тощему боку Августы, присевшей на краешек моего дивана в ногах и решившей, по всей вероятности, понаблюдать за "течением моей болезни" (а на самом деле, что выяснилось чуть позже, пришедшей ко мне попрощаться перед уходом в общежитие).
- Чего ты… пришла сюда?
- Можно, я помогу вам болеть?
- Нельзя.
- Мне скучно. Привели… Ничего не просите. Теперь вот болеть вздумали.
- Послушай, Густа… - я приподнялся с "одра", взяв ее за отвороты рубашечки (или - кофточки, кстати, чистенькой, стираной: успела постирушку сообразить, пока я на работе!). - Послушай… девочка, я - твой отец, понимаешь?!
- Вот и воспитывайте. Если пожалеть не можете.
- Если ты сейчас же не уйдешь в свою комнату… то есть в другую комнату, я немедленно уйду из дому на пустырь. Буду болеть там. У меня наверняка случится инфаркт, разрыв сердца! Ты этого хочешь? Подвинься! Встаю… ухожу…
- К я туда же уйду. Только - с балкона… Ласточкой.
- Ну, вот что… Садись, поговорим. Чего ты от меня хочешь? Денег? У меня их раз-два и обчелся. Постоянной прописки? Без согласия жены - ничего не получится. Чего еще? На работу устроить? С волосатиком помирить?
- А разве просто погреться нельзя? Погреюсь и уйду. И чего человек переживает?
- Да грейся… сколько душе угодно! Только не смотри на меня своими кругляшками синими! Не смущай!
- Олег Макарыч, миленький… Ну, зачем вы так? Мне у вас просто интересно, понимаете? Вон книг сколько! Можно я читать буду приходить?
- Можно. После того, как я расскажу о тебе своим домашним.
Позвонили в дверь. Густа метнулась открывать, но я успел схватить ее за руку.
- Я сам! Ступай в свою комнату и что-нибудь делай: читай или спать ложись, только скройся с глаз моих, умоляю… - зловеще прошептал я на ухо девчонке и не спеша, вперевалочку пошел открывать на звонок, прозвеневший к этому времени неоднократно.
На площадке возле отворенного лифта стоял волосатик, тот самый, знакомый по его предыдущим лестничным визитам.
- Тебе чего?! - довольно бесцеремонно заговорил я с поставщиком полевых цветов, на этот раз пристальнее вглядываясь в парнишку, оказавшегося при ближайшем рассмотрении сущим юнцом, годящимся разбитной Густе в символические сыновья, если не во внуки, с глазами взвинченно-дерзкими, еще не пуганными, с лицом розовым, гладеньким, еще как бы с материнской, женственной кожей - ни прыщика, ни единого признака ранней, "мужской" усталости.
- Позовите ее.
- Кого это "ее"? Густу? И где, молодой человек, ваше "здрасте"? Тебе Августу?
- Дашу.
- К-какую еще… Ты, что, знаешь Дашу?
- Мы - из одной школы.
- A-а… А почему так поздно приходишь? В одиннадцатом часу?
- Чтобы застать.
- Ступай домой, парень. Ты меня удивляешь.
- Так знайте же: я ее люблю! Вот!
С этими словами волосатик сыпанул вниз по лестнице, игнорируя не только мою остолбенелость, но и возможность спуститься на грешную землю в кабине лифта.
В глубине моей квартиры зазвонил телефон. С криком: "Я сам! Я сам!" кидаюсь к аппарату. Так и есть: позвонила жена. Нарвись она вторично на характерный гнусавый голосок Августы, подумал я, не миновать серьезных неприятностей.
- Это ты?! Наконец-то! А что, девушки больше нету? - поинтересовалась Ольга и кому-то нервно усмехнулась, кому-то из взрослых обитателей Крыма (не Дашке же, которая в это время обязана спать?).
- Какой еще девушки? Ты что, бредишь? - попытался я оскорбиться.
- Не могла же я трижды за неделю промахнуться! Все время нарывалась на какую-то тварь гундосую!
- Ничего удивительного! Новая АТС, не отрегулирована как следует! Я тоже постоянно нарываюсь, когда домой звоню.
- Ладно заливать. Ну, что там у тебя? Встретишь завтра?
- Встречу!
- А дышишь чего как собака на скачках?
- На скачках - лошади. А дышу… потому что духота. Таблетка за щекой. Прихватило малость…
- Ладно, не хочешь, не встречай. Сами доберемся. Два ящика с фруктами тащу. Вагон десятый, усек?
- Усек. Встречу непременно! О чем речь? Не унывайте там, все будет хорошо… Целуй Дашку! И - себя…
Постелил я себе на тахте. Пижамы у меня не было, и под простыню я залез в тренировочных трикотажных штанах, это на случай, если во сне раскроюсь, чтобы не предстать перед любопытными очами Густы в неприглядном виде. Потому что - кто ее знает: бродит по дому, как уличная киска, принюхивается ко всему…
Перед тем как окончательно залечь в постель, сходил на кухню за стаканом воды и принял таблетку снотворного. Полежав минут пять и обдумав положение, встал и на всякий случай проглотил еще две таблетки. Аналогичного свойства. Для полной уверенности в том, что буду спать беспробудно не только с приходом Густы, но даже в случае землетрясения.
Густа приходила еще раз. Просунула в дверную щель голову, сказала:
- Спокойной ночи, Олег Макарыч. И - прощайте навек. Спасибо вам за все. Утром, с рассветом, когда вы еще будете спать, я испарюсь. Часа в четыре, как только взойдет солнце.
- Хорошо, Августа. Желаю тебе счастья… А сейчас - спи. Я принял снотворное…
- Наше отечественное снотворное подействует только к утру, когда ночь уже будет позади.
- Я принял индийское… Да, кстати… Не могла бы ты в двух словах рассказать мне о случившемся с тобой тогда, возле замка? Ты была не в себе, как пьяная… Хотя спиртным от тебя не пахло. Я про историю с твоим лежанием на пустыре.
- Не с лежанием, а с валянием, хотели вы сказать? Что ж… Один чудак на букву "м" дал мне покурить в одной компашке, где мы тогда веселились. От его дурацкой папироски мне стало плохо. Помню, что я била посуду. Поуменьшила хозяйский сервиз. Потом в руки мне попался молоток кухонный, для отбивания мяса. И я им побила стекла на окнах. Потом… Потом меня связали, скорей всего. И выбросили где-нибудь из машины. Возле того пустыря. А может, я сама из троллейбуса вывалилась. У вас ведь тут кольцо девяносто девятого?.. Родилась я на Северном полюсе… На льдине… У радиста Васи, которого все вначале принимали за мужчину, но он оказался женщиной, то есть радисткой Василисой… Вскормили меня сгущенкой и молоком белой медведицы… так как у радиста молоко пропало…
Дальше рассказ Августы помаленьку стал исчезать из моего сознания: вопреки Густиным прогнозам отечественное снотворное подействовало на меня до восхода солнца.