А для меня книга - это лес, где я еще не был, строчки - дорожки, по которым я еще не прошел, слова - деревья, которых я не знал и не знаю, что на них растет, какие звери в ветвях их прячутся.
Ясно одно: надо идти в школу! Учится же там Давидка. Наверное, и я смогу.
И в одно морозное утро я с Давидкой направляюсь в школу.
Прозвенел веселый звонок, и все ребята словно приклеились к партам. И я рядом с Давидкой сел. И для меня нашлось место. Учительница даже не удивилась моему приходу. Она подошла, что-то участливо спросила, расставила на доске шашки и велела нам с Давидкой играть. Я был ни жив ни мертв. Окаменелыми руками двигал шашки, боясь взглянуть на ребят, которые читают, что-то умное рассказывают учительнице. А она их слушает внимательно и серьезно. Хорошо, когда тебя слушают! Но обидно, что мне она доверила только шашки.
Досадно охотнику, которому доверено лишь рубить дрова, а не идти вместе со всеми к берлоге - на медведя. Досадно рыбаку, который только чинит сети в большой артели, которого не берут на живой и радостный промысел. Глаз увидит - сердце захочет. Сердце заболит - слезы потекут. А я не плачу - с Давидкой в шашки играю. Жду: что же дальше будет?
Медведя кусают комары, он на лес обижается, а лес и не слышит. А учительница, видно, меня понимала. Кончился урок - подошла ко мне.
И говорит: будешь учиться в школе! Скоро. На будущий год… А нынче - ты опоздал: зима. И подрасти надо…
- Мне уже шесть! Хожу с мамой на охоту. Большой я! Большой! - твержу ей горячо и настойчиво.
Опять оленьими бубенчиками звенит звонок. Ребята садятся за парты, а мне разрешают… только играть в шашки.
Как долог этот школьный час, какие мучительные эти сорок пять минут, как ты придавлен, когда ты занимаешься не своим делом! Рядом с тобой жизнь - а ты бессмысленно передвигаешь шашки… Этих мыслей у меня тогда, наверное, не было, но тяжелое чувство осталось. А сегодня могу сказать вот что.
Не лезь в нарту, пока олени не в упряжке. Не ходи на медведя, если ружье дрожит в руках. Не иди в гости, пока тебя не зовут. Не пей напитков, которые сильнее твоего сердца, дурнее твоего ума.
Белая лошадь - дорогой подарок. Белая лошадь - счастье и радость. Белая лошадь самую добрую весть приносит…
На другой стороне реки белая лошадь стоит. На спине белой лошади человек. В руках у него - красный флаг.
- Победа! Победа! - кричим мы. И всей деревней бежим на берег, к рокочущей реке.
- Победа! Победа! - кажется, выгорланивают гуси, высвистывают летящие утки.
И о том же где-то за озером лепечут лебеди. И вся оживающая природа лепечет, горланит, поет волшебную песню обновления, песню победы жизни!
Мы - красные. Потому над белой лошадью и развевается большое красное знамя. Вынес народ наш войну стоя. Потому и тот, кто принес праздник, стоит на спине белой лошади и крепко держит наше знамя. Один - за всех, все - за одного…
Хотя нас разделяет широкая весенняя река с рыхлым льдом на середине, с кипящими берегами, мы стоим словно рядом с ним и держим наше победное знамя. И хотя наша таежная деревушка далеко-далеко от "большой земли", мы чувствуем себя связанными со всем миром. У нас есть соседи. Они и поделились с нами радостной вестью о долгожданной победе.
Наше дело правое - мы победим! Это мы знали раньше. Когда недоедали - знали, когда добывали рыбу из-подо льда - знали, когда шли в бой - знали: наше дело правое - мы победим!
На песчаном берегу реки праздник. Мы пляшем Танец победы. Мамы наши целуются, смеются, плачут. Деды наши вдруг словно помолодели, приподняли головы, как лоси рога. Мы кидаем кепки в голубое небо, брызжемся леденистой водою, как на празднике, когда зверя убили.
Нет больше зверя! Гитлера больше нет! И мы дарим друг другу радость и о счастье мечтаем…
Прошло много лет с тех пор. Но каждый год Девятого мая в памяти моей всплывает белая лошадь, и человек на белой ее спине высоко держит развевающееся Знамя победы!
И думается: не высечь ли из камня такой памятник, не поставить ли его на берегу той таежной реки?
Пришла настоящая весна. Прилетели утки. Весело-весело стало. Приехала мама с охоты и поставила ружье в угол. И я не свожу глаз с этого ружья. А в кармане у меня уже патроны лежат. Только вышла мама куда-то, я сразу хватаю ружье и - на улицу. Куда бегу? Подальше от любопытных глаз. За конный двор, на песчаный берег речки. Там на песке кулики бегают, по воде утки плавают. Шеи у них не вытянуты: не знают, что сегодня я иду не с луком и стрелами, а с настоящим ружьем.
Вот я уже целюсь в самую красивую утку. Она, наверное, самая вкусная. Левый глаз зажмурил, правым - ищу мушку. А руки дрожат, и ствол чуть покачивается, как талинка при слабом ветре.
А почему дрожат руки? Потому, может, что целюсь в самую красивую? А может, пусть будет моей не эта, а другая, с красной головкой, с голубоватыми перьями? Самая красивая, наверное, самая жирная? А ствол опять покачивается. А может, всегда, когда убиваешь впервые, руки дрожат?
Но разве я об этом думал?
В то мгновение сердце мое плескалось веселой рыбкой. И душа моя замерла, когда сквозь пороховой дым я увидел свою жертву.
"Она моя! Я сильнее крылатых уток!" - искрилось в сознании.
- Вот и вырос сын, - скажет мама.
- Дождались охотника! - воскликнет дедушка.
- Подружишься с ружьем - не забудешь ли нас? - печально спросит бабушка.
И с уткой, заткнутой за шерстяной поясок, как настоящий охотник, шагаю домой. Гордый шагаю. С ружьем на плече шагаю. Пусть видят все, какой я охотник!
Нет еще и семи лет, а я большую утку убил.
"Жаль только, что отец не видит. Напрасно он уехал далеко от нас. Ничего! Пожалеет! Многих я еще убью!" - шагают, мысли рядом со мной.
Откуда мне было знать, что убивать - совсем не мое призвание…
В родной край я не приезжаю, а прилетаю. На крылатой лодке - самолете прилетаю. Мечта была у манси - смотреть землю. Долго думали, как стать крылатыми, и однажды додумались. Кузнец выковал железного семикрылого коня.
- Почему семикрылого? - удивится кто-то.
- О, семь - это волшебное число.
Но на этот раз волшебство семерки не помогло. Семикрылый конь валился набок, не мог летать. Подумал, подумал кузнец и выковал восьмое крыло. Восьмикрылый конь поднялся выше дымков островерхих чумов, рядом с облаками мчался.
В сказочных снах мансийцы были крылатыми.
Настало новое время. И мечты сбываются. Самолеты над тайгой летают. По-мансийски их крылатой лодкой называют.
"А почему не крылатым конем или крылатым оленем? - задумываюсь я. - Почему теперь самолет не кажется волшебным?"
И правда, сидишь, как в лодке. Облака - волны. Небо - море. Качнется волна - и лодка качнется и дальше по небесной сини плывет. Хорошая лодка! Хорошо плыть - лететь!
В аэропорту Тюмени - пересадка. И тут я встретил приятеля из нашей деревни. Он вчера видел моего отца.
- Здоров твой старик! - сказал он. - Собирался вчера на рыбалку. Это, наверно, сестренка над тобой подшутила. Озорница она у вас.
"Это ее проделки! - решил я. - Целых полгода не был у них. Соскучилась, наверное. Вот и придумала…" Снова летим, под нами тайга, озера, реки.
- Сколько леса! - удивился сосед. - И воды много… Наверно, болота. А в озерах, поди, много рыбы… А это что за море?
- Это Обь, - говорю я.
Он удивленно смотрит на меня: точно я смеюсь над ним. И его смуглое неширокое лицо снова у окна.
И я смотрю на родные леса, озера, реки. Обь светится, кажется хрустальной. Плоты и теплоходы словно замерли в этом блеске. Плывут лишь редкие поселки.
- И где только не живут люди! - размышляет вслух мой сосед.
Наш АН-24 плывет по сини. Небо - как рыбий глаз: ни облачка.
- Удивительно, сколько солнца! Север - и солнце! Как-то не вяжется. Внизу, наверно, холодно.
Сосед в шерстяном свитере, в пиджаке, на коленях - плащ.
- А там купаются?
- Да, - киваю я.
- В ледяной воде? Потом удивленно:
- И коровы… Значит, и молоко есть. А где же олени?
- Олени в горах, на Урале.
- А говорили, что здесь.
- К зиме спустятся с гор. Оленеводы каслают.
- Каслают? Что это такое? Шаманят?
- Нет, каслают - значит кочуют.
- А хорошо бы на олешках прокатиться!
…Олени мои, олени! Вы, как снежинки крылатые, летите, с ветром спорите. Но самолет - крылатый олень - быстрее вас скачет. Кони мои, кони! Вы, как искры крылатые, летите, и вас не догнать. Но самолет - крылатый конь - быстрее вас скачет. А сколько нужно было лун, чтобы проехать край мой с юга на север? Ведь ни мало ни много, а тысяча верст. А сколько нужно было лун, чтобы проехать край мой с запада на восток? Ни мало ни много, а с седого Урала до Енисея протянулся округ на тысячу триста верст.
Много лун, наверно, надо было.
А сегодня за несколько часов из Ленинграда домчался до родного неба и даже недоволен такой скоростью. Хочется быстрее попасть туда, куда сердце уже улетело.
А может, мы уже избаловались?! Ведь совсем недавно на "аннушках" летали, и казалось - быстро. И на ЛИ-2 летали, казалось - быстро! А сейчас на АН-24 уже кажется: не летим, а плывем, как на медленной крылатой лодке.
А может, просто время наше такое крылатое? И оно нам диктует свою скорость.
"Что быстрее быстрого?" - спрашивает северная загадка. - "Самолет". - "А еще?" - "Ракета, космический корабль".