Апейка молчал, сочувствуя.
- Но я душу гадюку. Нельзя жалеть. Если жалеть - ничего не сделаешь. Все загубишь. Ты его пожалеешь, а он… Нельзя. Война.
- Пусть - война. Но ж - особая. Нам жа жить с ними…
- Вот ты говоришь - убедить. Хорошо. Убедить. Знаешь, как убеждали! Много убедили?
- Не все сразу…
- Мягкотелый ты, Иван. Бабское в тебе что-то. Ей-богу. Злись, не злись. Строгость нужна. Особенно теперь.
- Я разве против…
- Подожди. Против, не против. Рассусоливать нельзя. Надо значит надо! И нечего тянуть. Пусть почувствуют. Людям нужна твердая рука. Сначала покривятся, а потом привыкнут.
Апейка видел, спорить напрасно. Харчев хлопнул по плечу.
- Вишь, как пошли, когда почуяли твердость. Только сослали некоторых, переменились враз. Видят, чикаться не будут…
Задумался.
- А вообще черт знает что. Голова кругом идет. И ночью, брат, проснусь… - Повел сомнительно головой. - Детей жаль.
Наболевшее:
- Не повезло мне с детьми.
Апейка знал, дети помирали, едва родившись… (Харчев советует пойти к Башлыкову).
- Идейный хлопец. Далеко пойдет, если не свернет голову… - Раздумчиво: - Только слишком сам себя любит. Так любит, что не наглядится на себя. Считает, что и все должны любить его… При том умный, себе на уме. Не сразу и поймешь… Но голова кружится. И может закружиться! А может и далеко пойти. Зеленый пока. Обрастет пером, далеко может взлететь!..
Жена с Апейкой. "Умнее всех хочешь быть". Расхождение. Болела. Практичная женщина, у нее за семью тревога. Устала, нервничать стала. За детей беспокойство. Упреки Апейке.
Она обычно сдерживалась. Скрывала. Но он чувствовал это. Молчаливый упрек еще горше. Мысли овладевали: "Разные все же мы… Суховатость какая-то в ней".
Вспоминал увлеченность ее общественным. Это тогда притягивало.
Увлекся - умная. Теперь видел - ограниченная. И одновременно страх за семью, за детей. Женский страх и женское предчувствие опасности. От этого жалость к ней.
В разговоре. Скрывает что-то. Говорит о школе, о детях подробно. Он чувствует, волнует иное. Но что?
- Знаешь, у меня на уроке был заведующий… Из района.
(Ого! Внимание, хотел пошутить он.)
Она не поддержала.
- Проверяли…
- Ну и что…
- Ничего. Только, видно, мне недолго преподавать…
- Это почему так думаешь?
- Чувствовала. Вот и пришли.
Воспринимал как упрек: из-за тебя все. Я ни при чем тут. Она держалась. Потом быстро вышла в соседнюю комнату. Плачет. Он не пошел. Знал, что любое утешение теперь принесет еще большую горечь.
Встал. Этого, разумеется, надо было ожидать. Он и ожидал. И все же теперь, когда свершилось, стало препаршиво.
Он и в этом будто виноват.
Харчева подкараулил. Подошел. Заговорил откровенно. Знал, с этим так и надо.
- Ну, я виноват. Почему же она должна отвечать?
- Ладно. Я поговорю.
Он сразу пошел к себе. Однако Апейка знал: сказал - сделает.
К Апейке приходит от Параски Ганна. Надо было в Юровичи.
Приносит сало.
Когда Апейку исключили из партии, когда сидит, мучается без дела, он приходит [к Башлыкову]: дайте работу, любую. В колхоз пошлите.
К Башлыкову посоветовал пойти Харчев. Харчев ходатайствует. Ссорится с Башл[ыковым]. Трещина в их отношениях. Ап[ейка] чувств[ует] себя неловко перед Харчевым.
Жена колеблется. Упрекает: зачем лезть, лбом стену не прошибешь.
Отчуждение. Нелады. Досада.
Встречает Сопота с мельницы.
Тот ему:
- Что поделываете?
- А так, ничего. По хозяйству.
- Не годится.
- А что же делать?
- Нет работы?
- Написал я. Жду ответа.
- Не отвечают?
- Рассматривают, видимо.
- А что рассматривать?
- Ну, проверить надо.
- Мало проверяли?
- Да не сказать, - засмеялся. - А все-таки еще, выходит, надо.
- Чтоб это в такое время человек сидел без дела! - Сопот покачал головою.
- Ну, это недолго.
- Все-таки. - Снова: - Не годится! - Хитровато, добродушно: - Иван Анисимович, дак идите ко мне.
- На мельницу?
- А что ж. Конечно, работа пыльная.
- А я пыли не боюсь. Чего ж, можно и на мельницу.
- Можно за начальника. С вами я готов в помощниках.
- Нет. Я человек не гордый. Могу и в ваших помощниках походить.
- Ей-богу. Лучше, чем так сидеть.
- Я ж говорю. Годен.
Важным для понимания взглядов и "линии" Апейки мог быть разговор-спор, спор-исповедь Апейки в присутствии Харчева (сначала автор на месте Харчева видел жену Апейки, затем Зину Бойкову, которая давно по-женски симпатизирует ему, но потом несколько раз написал на полях - "с Харчевым").
С Харчевым (или с Зиной).
- Мужик ты, - сказала. Не поймешь, не то с упреком, не то с одобрением.
- Мужик, - согласился Апейка. - Был и остался.
- Жалеешь ты его? - с хитроватым проницательным взглядом.
- Жалею, - сказал он, ощущая вдруг нестерпимую потребность говорить. Выговориться. - А как же его, мужика нашего, не пожалеть? Мы ж от него требуем, чтоб он отдал самое важное. Землю, плуг, хлеб. То, чем он, жена, дети его живут. Чем жили его отец, дед, прадед. В чем основа их жизни. Требуем, чтоб отдал нам все это под честное слово. Жизнь эта, какую мы обещаем, ему неизвестна, нереальна. Он не щупал ее. А надо пощупать своими руками, увидеть своими глазами - тогда другое дело… Мужик - он себе на уме, практичный, недоверчивый. Много ему сулили все, кому не лень, вот он и не верит. И говорит: погодите, дайте приглядеться! И правильно говорит!.. Он имеет право и подумать, и рассудить, и усомниться, и надо дать ему подумать! Неужто требуется много ума, чтоб не додумать, как ему тяжело, до отчаяния тяжело! - Апейка помолчал. - Тут одного, кажется, достаточно было бы: уразуметь, что нет у него нашей ясности, и надо отдавать себе отчет!..
- Мужик мужик и есть… - светились Зинины глаза. Умно, благожелательно.
- Вся соль, по-моему, в том, чтоб нам поверили. Поверили, что делаем толковое, надежное. Чтоб дело наше было делом сердец людских. Тяжело это, грустно, и нетерпение нас допекает, но ничего не сделаешь. Надо, чтоб поверили! Единственное средство - переубедить, добиться, чтоб поверили! Только там, где вера, где душа, надежное будущее! Только там человек будет считать все своим, кровным! Не чужим, господским!.. Неоценимая вещь - вера, вера народа! - сказав последние слова. Апейка подумал, что размахнулся широко - вера народа, - но уже не мог остановиться. - В революцию мы победили потому, что в нашу партию, в Ленина поверили. Народ поверил. И забывать этого нельзя!..
- Время нас подгоняет, Ваня, - ласково сказала Зина.
- Подгоняет. - Апейка задумался. - В армии хороший командир обмозгует будущую операцию, подумает, Зина, не только над тем, как добиться победы, а и какой ценой. Из многих способов выбирает тот, который принесет наибольшую пользу при наименьших потерях. Хороший командир должен видеть не только то, как быстро он возьмет высоту, а и как надежно закрепиться на ней. Великая радость это - видеть, что каждое слово твое доходит, что понимают тебя.
- Принуждением, разумеется, можно многого добиться. Народ наш привычный к этому. Прошлое приучило.
Много можно добиться принуждением, а и много потерять! Далеко не всего - принуждением!
Мыслей было много, теснили, перебивали друг друга. Как будто заждались, рвались на волю. Мыслями полна была голова в эти минуты, и Апейка радовался, что есть с кем поделиться.
- Чтоб он поверил нам, мужик, надо, Зина, чтоб и мы ему верили. Верили хотя бы в то, что не враг себе. Добра себе хочет!.. Хочется все понять! До всего дойти умом и сердцем! Есть любители считать доблесть в том, что не умеют рассуждать. Партия сказала, партия решила!.. Нечего рассуждать!.. А я хочу думать, хочу понять все, ощутить, как свою правду! Я должен убедиться во всем, а для этого я должен понять все, почувствовать! Умом и сердцем! Подлинный большевизм и есть убежденность! Мы большевики от убежденности. В этом наша особенность и наша сила! Сила! Ибо нет ничего сильнее, чем твердость убеждений! Я большевик не по билету, а по убеждениям! Был таким и буду таким! Буду всегда добиваться, чтобы не оставалось ничего неясного, непонятного!
Он говорил горячо, чувствовал в себе упорство, не поддающееся ничему. Чувствовал себя способным одолеть все. Видел перед собою Зину, а ему казалось, это Башлыков, все те, кто думал, что осилили его.
(На полях: Апейка делает выписки из Ленина. Дать их. Раньше дать - ночью после Мозыря.)
Он был ничем. Без работы, без партии. Много времени. Куда девать себя.
Никуда не ходит. С людьми тяжело. Читает Ленина. Приезжают сестры, отец, брат.
Развернуть широко Дубодела здесь. Характерная фигура. Его пора.
К этому. Дубодел едет с Миканором. По гати.
- Лишнее ето - сход бедноты. Зачем ето. Решили - и все. Сход еще. Волокита лишняя.
- Положено. Чтоб с народом.
- С народом? Наберется всякого, шум подымут. Гвалт. Распужают. А то сразу. Тепленьких взяли бы. Пришли. Так и так, собирайся!
- Нарушение.
- Знаю. Говорю, как лучше. Вот соберешь, скажешь. А у того брат, у того сват!.. Матка одна!
- Ето правда.
Миканор сам беспокоился. Конечно, так легче было бы, но решение. А он секретарь ячейки, не кто-нибудь. Должен пример показывать.