- Не хочется, ой как не хочется, а, наверно, придется везти в район к мастеру, чтоб поглядел. Там, может, и ремонта того раз плюнуть, может, лампу заменить, да куда ты денешься. С моими граблями в телевизор не полезешь. Еще стукнет так, что копыта откинешь, молодую вдову оставишь - ха-ха! Я перечитывал инструкцию, знаешь, там остаточные токи ходят, да еще и какие токи. Лучше их не трогать…
- Тут ты прав, если не петришь, не лезь. Лучше позови человека, который разбирается. Это проще и дешевле… Ну, поехали… Как ты говоришь, где наше не пропадало. Все же встретились через столько лет, соседи, что ни говори, хотя и показывают на суде друг на друга.
- Ага, показывают, - согласился Костик.
- Даже и тогда, когда их никто не принуждает, не просит…
Рука Костика с рюмкой шла ко рту и вдруг застыла на полдороге. Он цепко, с обостренным вниманием посмотрел на Миколу.
- Ага, и принуждать никто не принуждал, и просить никто не просил…
Микола кисло ухмыльнулся.
- Ну, чего натопырился? Не переживай, я злости на тебя не ношу… Пей…
- А что, и выпью, - снова согласился Костик и выпил. Он был совсем трезвый, а теперь как будто и повеселел, и Микола тоже не был пьян, разве что, может, немного осовел. Закусывали молча, в каком-то тяжелом, гнетущем молчании. Микола откусил кусочек мяса, положил вилку на стол, прижал кулаком, поднял тяжелые глаза на Костика.
Знаешь, обидно… Свои люди…
- Что обидно?
- Ничего. Это не о тебе… - Микола помолчал. - Пошел я в мастерскую. Ну, ты же видел, болты нужно было подобрать, топор наточить, тут им, наверно, гвозди секли… Возле кузницы Ленька Зубатый, Витька, еще один, не знаю, кто такой, черный, коротконогий с узенькими, будто прорезанными осокой глазками…
- Новый инженер, недавно приехал.
- Оно и видно, что начальник, потому что хлопцы с ним на "вы". Ленька и Витька, наверное, прямо с поля, от комбайна. Мотовило побили, цепь порвали, приехали подменить, из старого новое лепили. "Га-га-га, га-га-га", - где работа, где смех. Смеха больше, чем работы. И тут подошел я со своими петлями… - Микола пожевал мясо, проглотил, наклонился через стол к Костику. - Подошел я… Подошел, так у них будто языки отнялись. Будто отсекло. Бросили работу и смотрят на меня, словно я с неба свалился. Ну, пусть инженер, он человек чужой, не знает меня, а эти, и Ленька, и Витька, ровесники, можно сказать, баранку вместе крутили. Да и сам Рыгор… Во всяких переплетах доводилось мне бывать, но чтоб такое… Чтоб свои хлопцы и так не рады были… Руку боятся подать… А этот, черный, инженер, смотрит на нас, на комедию эту, и ничегошеньки не понимает. Щелочками своими то на меня, то на них зыркает: что такое? Наконец Витька разнял челюсти: "Рыгор, это, наверно, к тебе…" "Наверно, к тебе"! Словно меня там нет, словно я сам не знаю, к кому мне надо! А Рыгор хвостом завертел: "Ничего не будет, мотовило надо кончать". - "Мы тут без тебя управимся", - снова закомандовал Витька. Начальник какой. Закомандовал, а сам смотрит на черного, согласия его требует. И тот кивнул головой, разрешил - все расступились, пропустили меня в кузницу.
- Значит, уважили, - хихикнул Костик. - Ишь, не поглядели, что жатва, что горячка… А я вчера ходил кольцо на косовище сварить, так отправил… сам Рыгор отправил. Некогда, говорит. А тебя, вишь, уважили.
- Уважили… Я нутром чую их уважение, поперек горла засело это уважение… Чтоб побыстрее отделаться от меня, чтоб глаз не мозолил… - Микола налил себе и, не ожидая Костика, выпил - жадно, одним махом, как воду. Заметил, что Костик не взял рюмку. - А ты почему не пьешь? Пей, не стесняйся. Я зла на тебя не ношу.
- Это хорошо, что не носишь, - Костик засмеялся, но сразу же притих, подался к Миколе. - Слушай, Микола, вот тогда, на суде и до суда еще, и теперь я все никак не могу дойти, из-за чего это все у вас вышло? Тому, что ты на суде говорил, будто не помнишь ничего, что это просто, как его, аффект, кажись, такой был, я ни граммулечки не верю. Так не бывает. Ты злой был на него, только в злости можно так…
- Злой, говоришь?.. Конечно, злой. Он мне не нравился. Да что не нравился, я не любил его, я его переваривать не мог. С самого первого дня, как мать привела его в хату. И чем дальше - больше…
- Самого не переваривал, а хлеб его ел. Он же учиться тебе помогал и заботился, чтоб ты и одет и обут был, и все такое. И к тому же отчим, отец твой, пусть не родной, а отец, муж твоей матери.
- Отчим… В том-то, может, и беда, что отчим… А может, и не в том… Отчим - не отец, хотя и спит на той кровати, где спал отец. Хлипкий он был, слабой породы. И очень любил поговорить, поучать любил… Праведник. То не так, это не так. Там неправильно ступил, там не так сделал. Я давно собирался проучить его. Но разве я знал, что он такой слабак… А тут еще водка, и он под злость сказанул что-то… Не помню уже что. Ну, я и треснул… бутылкой… - Микола кивнул на бутылку с яблочным соком, она, нетронутая, так и стояла на столе. - А потом словно провал какой-то… Помню только, что вы обложили меня на чердаке, как волка… Хотя нет… Еще помню, как мелькнуло чье-то лицо под окном… Тогда я не узнал тебя, потом, уже на суде, выяснилось, что это был ты… Хотя какая разница… Не ты выдал бы, так кто-то другой. Правда, обидно было, особенно там, на суде. Знаешь, была даже такая мысль: "Ну, погоди, Костик, разве что не доведется мне вернуться, а то припомню тебе, выпрямлю твою загогулину, чтоб не лазил под окнами, погоди только…" - Микола улыбнулся, словно вспомнил что-то хорошее, давнее, не видел, как каменеет, напрягается лицо Костика, как у него начал судорожно дрожать подбородок.
- Слушай, так у тебя была на меня обида? И даже злость? - прошептал Костик побелевшими губами.
- Была, признаюсь. Кто людей собрал? Ты, Костик. Кто просил тебя лезть под мое окно, а? Кто?
- Так я же хотел… в баню позвать… Старика хотел, тебя…
- Черт с ней, с баней… Когда свинью режут, ей не до поросят…
- А если б… а если б это не Ларион, а ты… лежал пластом?.. И тогда надо было бы молчать?..
- Ну, сравнил! Ларион - это Ларион, а я - это я…
- Так это что? Выходит, я виноват?
- Ну, как тебе сказать… Ежели по суду, то нет, а ежели по-соседски…
- Так… А может, теперь ты все же… простишь мне мою вину, а? Хоть теперь простишь… мою… вину? - каким-то неестественно высоким голосом взвизгнул Костик.
- Ну чего ты раскричался? Я же говорю, что злости на тебя не ношу. Что было, то сплыло, и кто старое помянет… Возьми лучше выпей, и я с тобой за компанию, - Микола снова налил себе. - Конечно, прощаю. А иначе, как же жить в соседстве… Только скажу честно, если, не дай бог, еще что-нибудь такое… Тогда гляди, тогда помни…
- Что ты сказал?.. - Костик почувствовал, будто щелкнула какая-то пружинка внутри, соскочила задвижка с души, томная легкость стукнула в голову, и перед глазами поплыл туман. Рука сама пошла по столу, наткнулась на что-то круглое и толстое, у этого круглого и толстого был тонкий конец, пальцы крепко сжались на нем… Плохо понимая, что делает, Костик размахнулся и саданул круглым и толстым по наклоненной голове Миколы. Микола поднял голову, удивленно, широко раскрытыми воловьими глазами посмотрел на Костика, словно пытался что-то понять, но, по-видимому, очень мало времени было отпущено ему на это, глаза закатились, и он грохнулся на пол. Костик вскочил с места, опустился на колени возле Миколы, припал ухом к груди, долго прислушивался. Услышал стук сердца, оно билось где-то далеко и глухо.
В это время открылась дверь и на пороге показалась Марфа. Увидела Миколу, Костика, бросилась к ним.
- А боже, что это такое?
- Ничего. Разговорились тут за чаркой. Я ненароком стукнул его. Думал, он здоровяк, молодой, ан нет, хлипкий какой-то, слабак. Совсем слабак…
- Убил! Убил, черт хромоногий! А боже мой! - заголосила Марфа.
- Живой он, не голоси. Лучше помоги поднять да положить на кровать. Пускай отдышится… Да воды принеси.
Они перетащили Миколу на кровать. Костик расстегнул у него на груди рубашку, взял кружку с водой у Марфы, брызнул Миколе в лицо. Микола шевельнул веками, потом тяжело раскрыл мутные глаза, долго смотрел в потолок. Понемногу глаза начали проясняться, что-то живое, осмысленное появилось в них, он перевел взгляд на Марфу, на Костика, дернул губами, словно хотел улыбнуться, и снова закрыл глаза.
- Убил, убил сыночка, насмерть убил, - снова запричитала Марфа. - Помирает дитятко мое. Треба людей звать, участковому заявить…
- Перестань, не поднимай шума, - послышался глухой голос Миколы. - Дай полежать спокойно.
- Полежи, сынок, полежи, дорогой… А божечка мой… Мне сдалось, что он убил тебя, совсем убил, насмерть убил…
- Не убил… Еще не убил, - Микола скривил губы в жалостной улыбке, перевел глаза на Костика. - А ты хорошо меня… по темю… Правильно… Так мне и надо.
- А что же это деется?.. Как же это дальше жить будем? - голосила Марфа.
- Как все люди, - сказал Костик и вышел из хаты.
Назавтра с самого утра Костик махал косой за хлевом - докашивал клевер. Когда коса начинала тупиться, доставал брусок, точил ее, морщился - вспоминал вчерашнее - и снова продолжал косить, сердито хмурясь.
Перед завтраком на сотки вышел и Микола, зашел спереди, по некошеному, поздоровался. Костик буркнул себе что-то под нос.