И он пошел упругой кошачьей походкой. Снова взял косу, долго и старательно чиркал по ней бруском, широко расставив ноги, и на лице его были спокойствие и удовлетворенность. И это больше всего не понравилось Костику, показалось каким-то неестественным, ложным. Костик был уверен, что так не должно быть. Ведь если посмотреть, кто не знает, так будто не в тюрьме сидел человек, а был где-то, может, служил в армии да вот возвратился домой или уезжал в далекую командировку.
"Чик-чик, чик-чик!" - прошелся Микола бруском по косе от пятки до носка, воткнув косовище в землю и крепко держа левой рукой за рубчик, как норовистого коня за храп, и, прежде чем положить брусок в задний карман спортивных брюк, застыл, вспомнив что-то. Из-за плетня брызнули первые лучи солнца, легли на лицо Миколы, он улыбнулся чему-то, и эта улыбка прямо потрясла Костика. Он уже хотел было идти поздороваться с Миколой: что поделаешь, всякое в жизни бывает, случилось несчастье, никто не хотел этого, человек много пережил, передумал, Лариона все равно с того света не вернешь, а этому надо жить, растить дочь. Но вот эта улыбка… Неужели можно вот так улыбаться после всего того, что было? Неужели можно забыть обо всем?.. Пускай это было и пять лет назад, но ведь это такое, о чем нельзя вспоминать без ужаса. А тут улыбка, как у святого, как у невинного ребенка… И эта игра с женой… Костик постоял, подождал, пока Микола снова не начнет косить, и пошел в хату, забыв о том, зачем выходил во двор… А выходил с ведром, воды набрать.
- Что это ты бегаешь, словно тебе углей за пазуху насыпали? - встретила Гелька, жена. - Или не за водой я тебя посылала, а?
- Воды? Так вот зараз, значится, и принесу, - пробормотал Костик и повернул назад во двор. Принес полное ведро, поставил возле печи. - Микола вернулся… - сказал пустым, как бы безразличным голосом. Гелька словно не слышала, возилась с чугунками. Костик повернулся к жене: - Говорю, Марфин Микола из тюрьмы пришел, косит в огороде. - Костик смотрел в печь, на огонь, виновато моргая глазами, словно огонь мешал смотреть спокойно.
- То и добре, что пришел, - Гелька распрямилась, подперев ухватом подбородок. - Марфа так еще в прошлом месяце ждала его, должны были отпустить. Хоть на жинку да на дочку наглядится, а то не успел жениться - и на тебе…
- Раскудахталась, - раздраженно перебил жену Костик. - Поглядел и погладил уже, ха-ха! - Костик вспомнил только что увиденное у колодца.
- Вот-вот, а я что говорила. Ты вот все собираешься овсяницу скосить, и клевер весь полег, да все времени не выберешь, а если человек работящий, так сразу… И спать ему некогда. Учись, как жить надо…
- Учись! Скажет, как свяжет. Учись… Человека бутылкой по голове… Учись…
- Что ты вспоминаешь прошлогодний снег? Разве он его убил? Водка убила. Да и отбыл же свое. И еще раз говорю: ты выберешься косить, когда овсяница вся сгниет…
- Выберусь, не бойся. Его просить не пойду.
- У тебя всегда одна песня: лишь бы не сегодня…
- Хорошую песню не грех и лишний раз послушать…
- А то как же… Наслушалась уже за свой век, слава богу.
Костик вышел во двор, яростно хлопнув дверью. Достал из-под стрехи косу, выкатил во двор колоду с наковальней, уселся на приступке у повети, начал отбивать косу. Тюкал молотком, и приятный уху звук заполнял двор. Время от времени Костик проверял на глаз, ровно ли отбивается коса, трогал пальцем лезвие, а ухо невольно ловило сухое шуршание косы за соседским плетнем, спокойное, размеренное в силе я ритме. И Костика бесили это шуршание, эта сила, и он снова брал в руки молоток.
Костик вышел косить, когда шуршание за плетнем утихло - Миколу позвали завтракать.
Вначале Костик обкосил телевизионную антенну. Воткнул косовище в землю, покачал туда-сюда антенну. Что-то случилось с телевизором, плохо показывает вторую программу: изображение мелькает на экране, сеется, как сквозь решето.
"Жик-жик! Жик-жик!" - пела его коса на мягкой овсянице, и следы ложились вокруг антенны, все дальше и дальше от нее.
Микола подошел неожиданно, Костик аж вздрогнул, когда тот поздоровался.
- Ну, брат, и пугливый ты стал, - довольно рассмеялся Микола, заметив, испуг Костика. Снисходительно успокоил: - Не бойся, дядя маленьких не бьет, а больших и сам боится, - и протянул широкую пятерню. Костик ткнул навстречу свою ладонь, и она скрылась в руке Миколы.
- Да вот решил покосить немного, а то, холера на нее, полегла вся и преть уже начала снизу. Да и жинка все нутро изгрызла, - начал оправдываться Костик, указав рукой на овсяницу и боясь поднять глаза, чтоб не встретиться взглядом с Миколой. Ему казалось, что тому будет неловко после всего того, что было. Но долго ли можно стоять рядом, разговаривать и не смотреть друг на друга? И Костик осмелился, блеснул Миколе в лицо, напоролся на его глаза. И удивился: Микола смотрел спокойно и прямо, а в глубине его черных озорных глаз еще вроде бы и смешинка поблескивала. Правда, несколько морщин залегло на лбу, два упрямых ручейка протекли ото рта вниз, а в остальном никаких изменений. А он-то, дурак, думал… Думал, где-то поседел человек от мыслей, от переживаний. - Так это, как ты?.. - уже смелее посмотрел Костик на Миколу. "Не-ет, брат, что ни говори, а тюрьма - не дом отдыха. Досталось и тебе, горемычному. Потемнел с лица, зачерствел".
- Как видишь, вернулся… А тут, сам знаешь, работы непочатый край. Запустили бабы все, будто и не жили здесь. Да и какой с них спрос, бабы есть бабы. Ворота осели, двери перекосились, стрела на колодце сгнила, сломалась, хорошо еще, что никого не угробила. Новую надо ставить. В саду крапива все заглушила, сливы пустили отростки вровень с забором. У тебя-то лучше, чище, но тоже не бог весть что. - Микола смотрел на Костика, кривил губы в ухмылке. Словно намекал на его нерасторопность. И тогда, до суда, любил насмешничать… Гляди ты, не отучился…
- Насовсем пришел? - спросил Костик.
- Ну ты и даешь. "Насовсем"… А то как же? Оттуда на побывку не пускают. Насовсем… Правда, судимость еще не сняли.
- Я тоже думаю, что там нет того, чтоб, погулять пускали. Это же не просто людей собрали на работу или по призыву… Ага, не просто так…
- По своей охоте туда никто не просится, - Микола достал пачку папирос. - Закуришь?
- Не-а, отвыкаю. Кашель душить начал, - Костик потер грудь. - Так, говоришь, не по своей воле? Это мы знаем. Об этом никому не рассказывай. Какая там воля. Ну, и много там таких?
- Каких таких?
- Ну; таких, как ты… Ну, которые убили кого или, не доведи господь, зарезали, может… Таких…
- Всякие есть… И за хулиганство, и за ножик. Чудаков на свете хватает…
- Ишь ты их как - чудаки! И слово же нашел какое… Нелюди… Пускай война была, стреляли друг друга. Ну так на то она и война. Это серьезно, здесь принцип, здесь враги. Здесь каждый знает, на что идет, за что борется. А сейчас? Или тебе мало места на земле, или тебе тесно? Живи, работай, плоди детей, корми. Так нет, мало ему…
- А ты что думал? Только и жизнь, что тут вот, в Глыбочке твоей… Я насмотрелся, повозили. Это ты примерз тут, прирос, как трут к пню. А молодому хочется все поглядеть, своими руками пощупать, попробовать…