Глава 2
За рекой, над лесом, все еще полыхал лиловый закат. Но вечерние сумерки все гуще и гуще окутывали поля, луга, лес, речку, дворы и серые бревенчатые избы, крытые дерном. Угомонилась деревня. Затихли собачьи голоса. Бабы и девки кончали доить коров. Кое-где в избах наскоро ужинали и ложились спать.
Белокурый курчавый парень прошел улицей уж полдеревни - все к избам присматривался. Наконец выбрал новую избу и вошел в ограду.
Около сеней встретилась старуха с лукошком. Лицо у старухи, как засохший гриб. Под седыми бровями глаза слезятся. Старый синий сарафанишко - словно на клюку одет. Подошел парень. Весело гаркнул:
- Здорово, бабуня!
Старуха покосилась:
- Здорово…
- Где тут… который хозяин?
Старуха приставила к глазам руку козырьком:
- Зачем тебе хозяин понадобился?
- Дело есть… сурьезное.
Присмотрелась старуха к веселому пареньку, одетому во все серое и державшему в руках арестантские коты, спросила:
- Горбач?
- Нет, - ответил парень, - в работники пришел наниматься.
Заворчала старуха:
- Видать тебя… Тоже работник сыскался… Поселенец, поди?
- Он самый, бабуня. Да я смирный!..
- Не робки и мы, - сказала старуха, оглядывая парня с ног до головы. - Ступай в избу - там хозяин.
- А как его зовут?
Сурово взглянула на парня старуха, ответила:
- Филат. Иди… Нечего лясы точить!
Шмыгнул парень через сенцы. Вошел в избу, обежал глазами стены, завешанные хомутами, шлеями да уздечками. Перекрестился. Потянул в себя воздух, пахнущий парным молоком и простоквашей, и, обращаясь к мужику, гаркнул:
- Здорово, дядя Филат!
Рыжий, высокий и костлявый мужик сидел у окна за столом. А молодая краснощекая и чернобровая хозяйка с большими черными глазами собирала ужин. Мелькала в кути темным кубовым сарафаном, крутой грудью да полными плечами, оголенными из-под холщовой рубахи, висевшей на узеньких тесемках.
Поздоровался и Филат:
- Здорово! По какому делу пожаловал?
Парень оскалил мелкие белые зубы:
- В работники принимай, дядя Филат! Полдеревни прошел… никуда больше не пойду…
Засмеялся Филат:
- А откуда ты знаешь, что Филатом меня зовут?
- Дух на меня накатывает, - бойко заговорил парень, сверкая ровными и белыми зубами. - Вроде как с неба находит на меня… вот и угадываю людей… Сразу!
- Та-ак, - протянул Филат, посмеиваясь и раздумывая.
- А ежели мне не надо работника, на это что скажешь?..
- Все равно принимай. Я ведь много не запрошу…
- А сколько?
- Харчи и одежда - твоя.
- Не дорого, - ухмыльнулся Филат в рыжие усы и спросил:
- Как звать-то тебя?
- Степан… по прозвищу Ширяев.
- А из каких будешь?
- Раньше крестьянствовал. Ну и в городе жил… всяким рукомеслом занимался. А теперь поселенец. Из-под Тюмени я. Вот пришел в вашу деревню на поселение.
- Вижу…
Почесал Филат рыжую куделю около уха. Подумал. А затем деловито сказал:
- Ладно. Проходи… садись.
Молодой поселенец прошел к столу, сел на лавку. Бегал голубыми глазами по голым и круглым плечам хозяйки, скалил зубы и быстро говорил Филату:
- А что же не спрашиваешь насчет какого другого рукомесла? Какой, мол, работник буду?
Оплат рассмеялся:
- Знаем… Живут тут у нас в деревне два поселенца. Хозяева не обижаются на их работу. Будешь хорошо работать - не обидим. Харч не жалко. Одежонка тоже найдется. Рубля два на выпивку дам… за год…
Поселенец вскочил с лавки. Испуганно замахал руками:
- Не надо! Не надо, дядя Филат!..
Не поймет Филат:
- Чего не надо? Почему не надо?
- Денег не надо, дядя Филат!.. Не надо!.. Ну их к лешему, твои деньги!
- Да почему не надо-то? Обскажи толком.
- Укокаешь, дядя Филат! - вырвалось у парня.
Сдвинул Филат мохнатые брови, рыжую голову в костлявые плечи втянул. Хмуро бросил:
- У нас этого нет… не бьем… Можешь жить без опаски…
Поселенец все еще не верил:
- Неуж платить будешь, дядя Филат?
- Конечно, буду. На кой ты мне? - серьезно заговорил Филат. - Руки пачкать не привычны… В нашей деревне такого нет… чтобы людей убивать. Это те… богатые мужики на тракту… Те, верно, балуются - бьют. А в нашей деревне этого нету. У Вихлянцева Ипата Харитоныча поселенец четвертый год живет в работниках. Другой, у старосты Гаврилы Терентьича, уже два года прожил… И ни-ни! Боже упаси!.. Ничего худого не скажешь.
Молодой поселенец сорвал с головы свою серую шапочку и, тряхнув белыми кудрями, обрадованно воскликнул:
- Значит, по рукам, дядя Филат!
- Ладно, садись за стол… ужинать будем.
Вошла старуха. Покосилась на поселенца и, слыша, что Филат приглашает парня за стол ужинать, сурово сказала, обращаясь к парню:
- Поди сначала во двор, пыль стряхни с себя да рожу водой ополосни. Там, на дворе, водовозка стоит - бочка… Около нее и ополоснешься.
Парень проворно выбежал из избы, отряхнул с себя дорожную пыль, отыскал бочку с водой и умылся. Вытер лицо подолом рубахи и снова в избу вошел.
- Садись, - еще раз сказал ему Филат, разглядывая свои большие и заскорузлые руки, покрытые рыжим волосом.
А старуха добавила, обращаясь к парню:
- Да лоб-то перекрести… перед едой. У нас без креста не садятся за стол.
Парень обернулся к иконам, размашисто перекрестился три раза и сел на скамейку к столу.
Голорукая и черноволосая хозяйка с повойником на голове проворно метала на стол посуду и снедь. Неприметно для мужа и для свекрови скользила робкими иссиня-черными глазами по статной фигуре молодого поселенца и по его беловолосой голове, похожей на мелкую овчинку курчавого барашка.
Глава 3
Ранняя весна подгоняла мужиков на поля с телегами, с сохами, с боронами. Торопился и Филат Косогов.
С приходом работника-поселенца перед Филатом широкие просторы открылись. Поселенец оказался шустрым парнем, хорошо знающим крестьянское дело. В работе не отставал от хозяев. Обрядился в серый хозяйский армяк. На курчавую голову старый Филатов картуз надел. На ноги бродни натянул. От настоящего сибиряка не отличишь. Вместе с Филатом поселенец сохи и бороны чинил, сбруи правил, семена готовил. Молодой хозяйке, Настасье Петровне, по дому помогал: воду с речки возил, за скотом ходил, и старухе старался угодить - кур щупал, яйца из-под амбара собирал и разные истории про свою сторону рассказывал. И все это делал с шуточками да с прибауточками.
Встанет раньше всех и весь день без устали в работе крутится. Скот на речку гонит - обязательно песни поет. Да так поет, что все девки деревенские на пряслах виснут.
Иной раз глядит, глядит старуха, как курчавый, разрумянившийся и веселый парень из избы во двор, а со двора к притонам и обратно мечется да потом обливается, и скажет:
- Посидел бы. Степан… Отдохнул бы. Смотри: мокрый ты весь…
- Ничего, ничего, бабуня, - крикнет на ходу Степан. - Делов много… Ужо отдохну…
Старуха ему во след:
- Да ведь не переделаешь все дела в один день…
- Переделаю! - не оборачиваясь крикнет Степан. - Стриженая девка косы не успеет заплести, как у меня все дела будут переделаны!
И запоет:
Ах, вы сени, мои сени.
Сени новые мои.
Сени новые кленовые.
Решетчатые…
Воду или дрова в избу начнет таскать Степан - на хозяйку весело покрикивает:
- Сторонись. Петровна… Затопчу!.. Либо по нечаянности обниму.
Петровна тоже смеется.
- Он те, Филат-то, обнимет!
- Что ты! Ради истинного Христа не сказывай! Изломает он меня… убьет!..
- Маменьке скажу, - погрозится молодуха.
Тряхнет белыми кудрями парень, зубы оскалит:
- Бабушке сказать можно. Хоть сердитая, а не выдаст! Сама, поди, обнималась, когда помоложе была.
Покраснеет Петровна, плюнет и уйдет куда-нибудь.
А Степан опять уже на дворе со старухой балагурит:
- Что делать с курами, бабушка?
Покосится сурово старуха. Спросит:
- А что?
- Щупаю… на гнезда сажаю… проверяю, а они в пригоне да под амбаром несутся.
- Пусть несутся, - говорит старуха, не глядя на работника. - Привычка такая у них… После везде соберем яйца-то.
- Непорядок ведь это, бабушка! Разбаловались они! Постегала бы ты их, либо петуху на недельку воспретила топтать их. Пусть бы недельку без мужика пожили, как я без бабы живу… узнали бы кузькину мать!
Плюнет старуха:
- Тьфу ты, варнак!
И уйдет прочь.
А молодой поселенец снова около молодухи. Голубыми зенками по голым ее плечам бегает, балагурит:
- Какая ты, Петровна, сдобная. Ей-богу!
Иной раз и Петровна сердито обрывала парня:
- Отвяжись, Степан! Совести у тебя нет!
А сама чувствовала, как трепетал голубь в ее груди. Пылало лицо. Горели голые плечи.
Проворно летала из избы через двор на улицу и к соседке Катерине.
Сухая, смуглая, черноглазая и остроносая Катерина спрашивала:
- Ты что, девка, как кумач?
У Петровны язык заплетался:
- Степка… холера… все пристает с похвальбой своей…
- Ну так что ж? Парень - картинка! - говорила Катерина, заливаясь смехом. - Голова-то у него, как у белого барашка - кольцо в кольцо! И лицо, как у красной девки…
- А бог-то… грех-то?! - испуганно говорила Петровна.
- На то и бог, чтобы грехи прощать, - смеялась Катерина. - Эх, ты, разварная! Ужо засохнешь со своим Филатом… как рассада без поливки…