- Называю по имю, отчеству и по фамилье. Так что - знаю-с. Мое фамилье, конечно и обязательно, не так знаменито. Но вам может показаться знакомо. Чупрыков. Мог сохраниться в вашей памяти довольно прочно, скорее, конечно и обязательно, по имю: Витька, Витька Чупрыков.
- Помню, - сухо сказал Никита. - Вы служили у Шерстобитовых?
- Действительно, так. Но впоследствии служил по призванию в геройской Красной Армии. Заметьте: по призванию, а не по призыву. Совершил большие походы, контужен и в демобилизацию уволен инвалидом на сорок процентов. Страдал сознательно и не каюсь: по призванию бороться за правду.
- Как же вы попали сюда… и чего вы хотите от меня?..
- От вас - ничего. Считаю за почет обмен мнением. Ваше фамилье облетело весь город. Читал в афишах и чувствовал. Очень крупно: синфония Никиты Карева под управлением автора. Стоял у дверей и наблюдал за толпою публики. Конечно и обязательно, мое фамилье честного бойца не может идти в сравнение с вашим фамильем. Однако задумываюсь по своей склонности размышлять…
Никита пожал плечами и двинулся с места.
- Мне надо идти.
- Пожалуйста, не могу задерживать. Извиняюсь. Но разрешите проводить. Вы ведь неподалеку?
- А вы откуда знаете?
- Заметил. Привык замечать.
- Вы давно здесь?
- Не очень. Но срок дела не меняет. С утра в искании работы. Был в Саратове, затем в Москве. Искал места, но ничего не достиг, хотя, конечно и обязательно, везде признают, что Чупрыков заслужил весьма беззаветной борьбой в рабочих-крестьянских рядах. Впрочем, сказать правду, достиг: в Саратове платили шесть с полтиной в месяц за сорок процентов контузии, здесь платят десять. На такой баланс, извиняюсь, даже умереть прилично невозможно.
Чупрыков оглядел себя сверху донизу, демонстрируя свою бедность.
- Никакого сальда не остается, чтобы постираться и помыться, - сказал он, ухмыляясь.
Потом он умерил шаг и остановился.
- Извиняюсь, вы ведь, кажется, торопились домой?
- Да откуда вы знаете, где мой дом? - вскрикнул Никита.
Чупрыков приблизился к Кареву и, подергивая сиреневым мешочком под правым глазом, чуть дребезжа хрипотцой, легонько протянул:
- Я много чего знаю, Никита Васильич, уважаемый мой Никита Васильич.
- Вас что, - грубо спросил Карев, - Варвара Михайловна подослала?
- Ну-у, не-ет! - засмеялся Чупрыков. - Хотя мы, конечно и обязательно, с Варюшей, как братья, и я знаю, что она, моя душенька, здесь проживает, в Питере, но я ее пока не видел. У нас с ней вроде перерыва в сношениях, и я понимаю, что другого классу… А про вас я знаю…
- Что знаете? - нетерпеливо поторопил его Никита.
Но Чупрыков неожиданно стал медлить, вытащил из рукавов краснопалые руки, потер их со вкусом, будто готовясь к чему-то чрезвычайно приятному и важному, поправил картузик.
- Про вас я знаю порядочно, - заговорил он с растяжкой. - Про то, как вы ушли, и про то, как вернулись. И про то, как вы там были, там…
Он снова задергал сиреневыми мешочками глаз и куда-то таинственно показал.
- Ну и что же? - зло спросил Никита. - К чему это ваше знание?
- Пока не употребил его, не употребил. Но по привычке задумываться… Да-а. Вот, думаю, ходит человек, и вот другой человек. Один, скажем, Витька - в рубищах и в постоянном искании труда за фунт ситного. Но человек геройской заслуги и инвалид, бился за правду по призванию. Другой, скажем, какая-нибудь знаменитость. И тоже ходит. Но одетый, обутый, в почете и в чести. Хотя в прошлом, то есть в прошедшем времени, у человека… Да-а! И как ходит?!
Витька подмигнул с веселым лукавством и распрямился, поднял голову, стал на цыпочки.
- Вот как ходит. Хе-хе! Дескать, на то мы вам знаменитость, полюби нас беленькими, а красненькими нас всякий полюбит!
Он очень громко, рассыпчато засмеялся, тихонько подтолкнул локтем Никиту в бок и повторил с удовольствием:
- Полюби нас беленькими!.. И, извиняюсь, любят! Любят, конечно и обязательно, выражают почет! А красненьких-то, сказать правду, не всякий любит, не-е-ет, шалишь! Красненьким-то от сил - красненькую в месяц, за сорок процентов контузии! Вот как-с!
Никите хотелось уйти, но что-то удерживало его около Витьки. Было отвратительно видеть его подмигивания, кривлянья, гнусно ощущать панибратское подталкивание локтем и слышать прилипчивую хрипотцу. Он принижался с умыслом и ровно настолько, чтобы придать загадочность назойливым своим намекам. Но что мог знать о Никите этот вынырнувший из-под земли человек? И разве Никитину жизнь нельзя было показать всему миру на ладони?
- Перестаньте попусту болтать, - брезгливо оборвал Никита Чупрыкова.
Но, взглянув в глаза нечаянного своего собеседника, поежился и отступил. Желтизна этих глаз показалась ему совершенно прозрачной, как у кошки, и в небольшой глубине их он увидел незатаенную, голую и ясную, как божий день, наглость. Он никогда не встречал таких глаз.
- Попусту, изволили сказать? - произнес с усмешечкой Чупрыков. - А сами пожимаетесь…
Они стояли у открытых литых ворот шереметевского дворца. Один шаг - и Никита был бы во дворе дома. Он оторвал взгляд от глаз Чупрыкова и посмотрел через Фонтанку.
Там, на громоздких развалинах сломанного дома" копошились рабочие, разбирая и укладывая в клетки кирпичи. Работа успела развернуться, сероватый покров пыли колыхался над развалинами, по дощатым настилам ворчливо катились груженные кирпичом тачки.
Витька проследил взгляд Карева, прицелился на разрушенный дом и секунду смотрел молча. Потом он опять подтолкнул Никиту в бок и, показывая отогнутым большим пальцем через Фонтанку, просмаковал язвительно:
- Производство кирпича…
Но в тот же момент он дрогнул. В его подвижном лице, во всем его теле произошла мгновенная схватка каких-то противоречивых движений. Он глядел на Никиту подозрительно, пытливо, ненавистно, и в то же время губы его кривились в льстивой и понимающей улыбке.
Он вновь потер свои руки, на этот раз уничижительно, и раскрыл было рот.
Но Никита уже смеялся. Под его преодоляющим взором заегозили, засновали машинными челночками сузившиеся глазки Чупрыкова.
- Красненькие, говорите? - спросил Никита, стараясь поймать сновавшие во все стороны глаза и подражая последнему вопросу Витьки. - А сами забеспокоились.
Он повернулся и, смеясь, вошел в дворцовые ворота.
Витька молчал.
Конечно, он выдал себя. Но как было ему устоять перед соблазном такого словечка?
Он опять посмотрел на разрушенный дом и ухмыльнулся.
Потом он мотнул головою вслед Никите. Это должно было означать: "Посмотрим!.."
JNFERNO
Глава первая
Семья Каревых была громадна, пышна, многолика. Дети росли тремя поколениями, старшие почти не знали младших, дочерей выдавали замуж, у них родились и цвели ребята, а в это время основатель семьи, папаша Василь Леонтьич, производил на свет новых Каревых. У него были внуки старше детей, и последний сын Ростислав, родившись, сразу заполучил кучу племянников, один из которых уже щеголял в новенькой форме реалиста казачьего образца - с широким малиновым околышем на фуражке, с такими же малиновыми лампасами на штанах. Раскиданы Каревы были по разным далеким концам, но иногда, почти полностью, всей семьей собирались в горсть, и тут Василь Леонтьич, приехав домой, наскоро осматривал своих чад, точно подытоживая доходы.
- Ну что, кончил, доктором стал? - спрашивал он Матвея, пыхтя и осторожно наваливая свое раздутое, ожиревшее тело на краешек кровати. - Что бороду-то остриг, точно адвокат? Борода не ноготь, не сломается. Что? Для чистоты? Много ль в бороде грязи поместится? Все норовят почуднее… Деньги стал зарабатывать - это хорошо, отцу с плеч долой, а то у меня вона сколько!.. Скоро ль женишься?.. Как - учиться? Опять учиться? На профессора? Ну, вали. Да гляди, женись скорей, без жены баловство…
Василь Леонтьич с великим трудом пересаживал свое туловище с кровати на ноги и вперевалку шел в другую комнату.
- Что это, Мастря, - обращался он к дочери, - про тебя мне мать говорит, будто не в меру богомольна стала, с чего это? Ну-ка, покажись… Нехороша, матушка, нехороша. Замуж надо. Чего? Рано? А я говорю - как раз, не то забегаешься по монастырям - поздно станет. Ну ступай, целуй.
Он нагибал к дочери коричневую маленькую свою голову, насколько пускала толстая шея, чмокал губами воздух, а сам уже косил глазом на другую дочь, подходившую к нему здороваться.
- Здравствуй, Поля, с приездом. Родила? Слава богу. Это который у тебя? Второй? Как нарекли? Иваном? Хорошее имя, хотя больно просто, как у мужиков. Совсем позабыли, что казаки! Надо было бы Васильем назвать. Не казачье имя? А отец кто у тебя, казак? Есть Василий? Это который? У Катерины? А тебе что до Катерины - у ней Василий, и у тебя был бы Василий, чай, не в одной постели спите, разберетесь…
Потом выкатывался на двор, к маленьким, раздавал им конфеты, вынимая гостинцы из отвислых, глубоких карманов чесучового пиджака, углы которого хлопались у него по коленкам. Повидав потомство, он возвращался к жене, чтобы передать свои впечатления - сверить лицевые счета с главной книгой.