III
Да, не будь праздника, аварии могло бы не случиться. Но не устроить первомайский той для колхозников Мутал не мог. Во-первых, еще в начале апреля, когда колхоз блестяще завершил сев хлопка и через неделю на полях показались дружные, радующие глаз всходы, Мутал во всеуслышание дал слово как следует отпраздновать Первое мая всем колхозом. А во-вторых, Мутал решился на этот шаг - пусть это выглядит странно! - в связи с той необычайно тяжелой обстановкой, которая сложилась из-за Кок-Булака.
Уже с начала весны Мутал смутно догадывался: с Кок-Булаком что-то неладно. Собственно, это было не ново - старики предупреждали уже третий год подряд. Но каждый раз находилось объяснение: зима сухая, снегу в горах мало. Однако в эту зиму снега выпало много, и Мутал не терял надежды, что с потеплением Кок-Булак наберется сил. Но наступил март, потом необычайно жаркий апрель, снег в горах быстро таял, а уровень воды в роднике не только не повышался, но продолжал падать. Наконец, дней через пять после того, как приезжал Муминов, Мутал понял: нужно что-то предпринять. Нечего заниматься самообманом.
Но прежде следовало установить причину странного поведения Кок-Булака.
Догадка пришла неожиданно. Дело в том, что уже несколько лет километрах в шести от Чукур-Сая разрабатывались залежи свинцовой руды.
За это короткое время возле шахт вырос городок рудокопов, весь из алюминия, стали и стекла. Городок небольшой, уютный, как-то не по-здешнему Красивый. Жители предгорных и степных кишлаков рассказывали о нем с восторгом: "Куколка, а не город!"
Известный в области гидрогеолог, главный инженер водхоза, которого Мутал срочно привез к Кок-Булаку, высказал предположение: воды родника по трещинам в известняке уходят в шахты. И действительно, начиная с прошлого года из шахт выкачивали около двухсот литров воды в секунду. Мутная, грязная вода бесцельно уходила в русло высыхающей к лету речки.
Правда, шахты располагались значительно ниже Кок-Булака, но это лишь подтверждало догадку, что их питает единый, гидравлически связанный водоносный пласт.
В этом не осталось никакого сомнения, после того как Мутал сам побывал у шахтеров. Они подтвердили, что недавно напор воды резко усилился й теперь они вынуждены откачивать ее интенсивнее.
Вот тогда и пришло единственно возможное решение: воспользоваться этой водой! До русла высохшей речки, куда уходили мутные воды шахт, было самое большее километра четыре. Если как следует организовать людей, использовать механизмы, арык можно прорыть за пять-шесть дней. Но вот еще задача: как перебросить воду через сухое русло речки?
Случись это в иное время года, располагай Мутал временем, можно было бы придумать что-нибудь другое. Но сейчас оставалось одно средство - трубы. Их нужно было штук тридцать, не меньше.
Мутал сперва обратился в рудничный комбинат.
Но оказалось, что труб - сорокадвухмиллиметровых и толще - очень мало и у самих шахтеров, а главное, они настолько дефицитны, что без специального разрешения из центра дать их колхозу нельзя.
Два дня ходил Мутал по реем инстанциям, побывал у главного инженера и директора комбината, звонил в центр, в управление. Объяснял, умолял. С ним соглашались, но разводили руками - помочь не могли.
И тут, когда Мутал готов был отчаяться, прибежал муж Муборак, бригадир строительной бригады в Чукур-Сае Рузимат, горячий и честный парень, можно сказать, влюбленный в Мутала. Он сообщил: один - из крупных хозяйственников берется помочь. Условие? Килограммов сто свежих помидоров, столько же огурцов из парника на праздничный стол и поручение в Госбанк. Впрочем, поручение на перечисление стоимости труб можно выписать после праздника. И Мутал - он этого не думает скрывать - махнул рукой:
- Забирай хоть весь парник! Были бы трубы…
Тогда-то, "достав" трубы, Мутал посоветовался с Муборак и распорядился отпраздновать Первое мая.
Ведь все равно - какая работа в праздник? А еще он решил во время угощения рассказать колхозникам открыто, без утайки, о всех трудностях, призвать их к организованности, выдержке. Такой разговор и е самом деле получился, когда люди расселись за праздничные столы. Колхозники, конечно, и сами уже знали о беде, беспокоились за посевы в Чукур-Сае. Поэтому после решительного слова Мутала они единодушно высказали готовность помочь - только дай команду!
Стычка с шофером? Да, стычка была, как раз перед тем, как Мутал собрался в горы. Верно, в этот день он поехал в горы и уже там узнал о несчастье.
Мутал принадлежал к той категории людей, которые ни минуты не могут быть спокойными, когда чувствуют за собой ответственность или готовятся к трудному делу. Наверное, поэтому, выступив перед колхозниками в самый разгар веселья, Мутал вдруг почувствовал, как властно потянуло его в Чукур-Сай. Он не вытерпел - сказал об этом парторгу.
- Вот и хорошо! - обрадовалась Муборак. - Я тоже поеду с вами. Оттуда свернем на Кок-Булак, поздравим чабанов на ферме. А тут Палван останется.
Через полчаса они уже были в Чукур-Сае. Мутал хотел приблизительно наметить трассу будущего арыка, поэтому они проехали до русла высохшей речки, а оттуда свернули- на Кок-Булак. Там, недалеко от родника, в лощине располагалась молочная ферма - та самая, которую Мутал собирался перевести в Чукур-Сай.
Они рассчитывали провести там с полчаса, но чабаны запротестовали: "Не отпустим, пока не поужинаем вместе. Праздник же в конце концов!"
Мутал не решился отказать и до ужина пошел к роднику. Долго сидел он под древним, широко раскинувшим кряжистые ветви талом. Дерево почти засохло и все же густо покрылось молодой листвой. Корни его омывались водами родника. Мутал с тоской глядел на глубокую чашу Кок-Булака. Родник, обычно кипевший, будто огромный котел, и выбрасывавший более двухсот пятидесяти литров ледяной воды в секунду, теперь мирно булькал. Слабая струя, не более тридцати литров, убегала в ущелье.
Подвел Кок-Булак! И хорошо, что все-таки намечается выход!
Мутал отошел в сторонку и растянулся на нежно-шелковистой, по-весеннему свежей траве.
Не то что в Чукур-Сае! Здесь, в тени гор, было даже прохладно. Пряный аромат молодой мяты ударял в нос и, казалось, вместе с кровью растекался по всему телу. Мутал очень любил мяту, и мать, когда была жива, часто пекла ему самсы - пышные, в мягкой корочке пирожки с мятной начинкой.
Он долго лежал на спине, провожая глазами редкие облачка, похожие на лепестки цветов яблони. Точно так же в детстве любил он подолгу глядеть на небо, взобравшись на холм неподалеку от дома. То были годы войны, и маленький Мутал чаще всего мысленно рисовал в небе изобретенные им самим самолеты, неуязвимые для врага. Эти самолеты громили фашистов с воздуха, а сам он потом отыскивал на земле своего отца, пропавшего без вести.
…Да, неповторимая это пора - детство! Кажется, до чего тяжелой была жизнь в годы войны, а все-таки воспоминания о детстве навсегда останутся светлыми, радостно-волнующими. Безмятежное, незабываемое время! Не то что теперь - одни заботы…
Мутал повернулся на бок. И тут на горизонте, где гряды холмов, точно волны, убегали к низине, показался человек в белой рубахе, на белом коне. Он то взлетал на холм, то пропадал в лощине, будто парус на волнах моря.
Мутал сразу догадался: это один из чабанов, недавно ускакавший в кишлак за вином к праздничному столу.
Вскочив на ноги, Мутал бегом пустился вниз по склону. Подошвы сапог скользили на плоских камешках, незаметных среди густой травы. Приблизившись к ограде, он увидел Муборак, выходившую из юрты, крикнул весело:
- Вино на горизонте!
- Зато ужин на столе! - засмеялась она. - Идите полюбуйтесь.
Видимо, она сама хлопотала и на кухне и у стола - смуглое лицо разрумянилось, и еще более оживленными, чем обычно, казались большие темные глаза под сросшимися бровями.
Вдвоем они вошли в юрту. Все было готово к празднеству: пол устлан коврами, у стен подушки. А посреди, на низких столиках, составленных звездой, - блюда с жареной бараниной, гусями, курами. Стопками сложены еще теплые, с тонкой румяной корочкой лепешки, только что извлеченные из тандыра - земляной печи.
- Замечательно! - похвалил Мутал. - Я всегда думал, что партийная работа - ваше призвание, но сейчас…
- Уж не собираетесь ли назначить на кухню? - снова засмеялась Муборак.
- Будь в моей власти, сделал бы опыт.
Они стояли, перешучиваясь, у входа в юрту. И оба одновременно увидели, как всадник в белой рубахе скатился с ближайшего склона, скрылся на минуту в кустарниках, потом показался совсем близко. Вот он спешился; ведя коня в поводу и не сняв ковровый хурджум - переметную суму, торопливо зашагал к усадьбе. Копь казался заморенным до предела, а у парня рубаха прилипла к мокрой спине, и на загорелом широком лице его Муталу почудилось беспокойство. Несколько чабанов подбежали к прибывшему; он им стал что-то возбужденно рассказывать. Почуяв недоброе, Мутал тоже направился к парню. Откуда-то сбоку подошел старик табунщик, сказал, не глядя в глаза председателю:
- Чабаны собрались… И трактористы подходят. Подавать плов?
- А что он там рассказывает? - кивнув головой в сторону прибывшего, спросил Мутал.
- Да… Поесть-то ведь надо! - Старик махнул рукой, отвернулся.
В это время к юрте подошли остальные. Все по-чему-то молчали. Заговорил опять старик:
- Машина, которую ты, председатель, в район отпустил… Она и перевернулась. В лощине за Чукур-Саем… - Потом он подошел к Муталу, добавил тихо: - Поезжай скорее, сынок. Может, успеешь…