После того как забрали молодежную группу в Старом поселке, стали болтать всякие вещи. Говорили, что члены группы собирались для того, чтобы изготовлять "лимонадные бомбы" - бутылки, наполненные зажигательной жидкостью, "слепители" - мешочки с золой для швырянья полицейским в глаза и так называемые "панку" - доски с торчащими гвоздями, бросаемые под колеса полицейских машин. Говорили, что на этих собраниях читали какие–то секретные книжки и принимали по радио шифрованные сообщения из–за границы, а затем все давали друг другу клятву хранить все в тайне, что бы ни случилось. А старушка, работавшая в усадьбе Сакума, уверяла, что з вожака этой молодежной группы вселился нинко -■ оборотень, похожий на хорька, только с крысиным хвостом и четырьмя ушами. Словом, ходили всякие слухи, один другого страшнее.
Уже было совсем темно, когда Сумико и Яэко шли к дому учителя. Яэко покосилась на Сумико, пощипывавшую себе шею, и усмехнулась:
- Сумитян, наверно, боится. Я звала Харутян, но она сказала, что ей страшно, и не пошла.
Я не боюсь… но не знаю, что там будут делать…
Сегодня на собрании… - прошипела Яэко в ухо подруге, - только не пугайся… будет Кацу Гэнго… Тот самый.
Сумико молча втянула голову в плечи.
В крохотной передней дома учителя на земляном полу лежали в беспорядке сандалии, ботинки, соломенные лапти и матерчатые носки с резиновой подошвой.
- Пришли одни только мужчины… - пробормотала Сумико. - Неудобно итти.
Тогда иди домой, - сказала Яэко. - Трусиха!
Она сняла сандалии и, положив их в углу передней, около велосипедов, поднялась в дом. Сумико показала ей вслед кончик языка и тдже сняла сандалии. Они прошли в каморку рядом с кухней и сели у порога комнаты, где происходило собрание. За столиком, около ниши, под висячей керосиновой лампой сидели учитель Акаги и маленький старичок, совсем лысый, с шарфом на шее - тот самый, который ехал в грузовике. Учитель, бледный, с впалыми щеками, небритый, сидел, устало подперев голову руками. Собравшиеся сгрудились так плотно, что не было видно даже* цы–новки. Разместились даже на веранде, выходящей во внутренний дворик. Кандзи восседал, скрестив ноги, за учителем, а за его спиной торчала лохматая голова Рюкити. Рядом с Кандзи сидел, обхватив руками колени, парень с сердитыми глазами - Цумото. Среди собравшихся было несколько парней и девушек из Старого и Восточного поселков, остальные, очевидно, пришли с дамбы и с окрестных гор. Были гости и из города: румяный большеглазый студент и пухленькая некрасивая девица в больших роговых очках и в европейском платье. Во рту она держала длинный тонкий мундштук с сигаретой.
Собравшиеся передавали друг другу какие–то тоненькие книжечки. Такие же книжечки лежали на столике перед учителем. Он повернул голову к студенту и показал на книжечки, разложенные на столике:
- Вот в этих журнальчиках уже забили тревогу. А вы только раскачиваетесь.
Студент засмеялся и провел рукой по затылку:
- Мы знали, что нам попадет от дедушки… Немножко опоздали, но сейчас наверстываем. Уже провели беседы в Доме культуры и у цементников. Вот… - он кивнул в сторону пухленькой девицы в очках, - Марико–сан уже выступала у телеграфисток.
Пошлем скоро культбригады, - сказал Цумото.
Читать лекции в деревнях? - Учитель покачал головой. - Смотрите, разъяснительная кампания должна быть очень доходчивой. А то пошлете опять студентов, и те начнут по три часа шпарить: стабилизация–пауперизация, инфляция–дефляция…
Старичок закивал головой:
- Вот–вот. И до конца лекции высидят только два–три самых крепких старика, и то только для того, чтобы им написали заявления насчет снижения налогов.
Дедушка, мы попросим Кацу Гэнго, - сказал Цумото и улыбнулся, показав большие белые зубы. - Пусть состряпает книжечки с рисунками и стишками.
Или пьесу для бумажного театра, - добавила пухленькая Марико.
Старичок, которого звали дедушкой, промычал и, повернувшись к Марико, заговорил с ней вполголоса. Студент вытащил записную книжечку из кармана и стал расспрашивать Хэйскэ - младшего сына старика Хэйдзо. Угрюмый Хэйскэ, медленно ворочая языком, рассказал о том, как в прошлом году Сакума объявил, что будет давать воду только своим арендаторам,
и законопатил все остальные бамбуковые трубы. Крестьяне, лишившиеся воды, с большим трудом, при посредничестве старосты, упросили Сакума открыть трубы и согласились впредь платить почти вдвое за пользование водой.
- А почему не говоришь о том, как ты сам конопатил трубы? -. раздался громкий голос Кандзи. - Почему о себе молчишь? Расскажи, как ты ночью…
Румяный студент подавил улыбку и остановил его движением руки:
- Ну, ладно, нечего вспоминать…
Я тогда не по своей воле… - пробурчал Хэйскэ. - Отец приказал. Теперь не буду…
Все засмеялись. Кандзи захохотал громче всех, хлопая Хэйскэ по спине. Яэко толкнула Сумико локтем и показала глазами в сторону веранды. Прислонившись к столбику, сидела Инэко рядом с Ясаку, сыном недавно умершего деревенского кузнеца. Рас
красневшаяся Инэко обмахивалась рукавом и что–то шептала на ухо Ясаку.
Еще в школе Инэко, - она училась в одном классе с Сумико, - говорила, что Ясаку - самый умный и красивый парень в Новом поселке. У Ясаку было узенькое лицо с острым носом, его дразнили "лисичкой".
Студент уже перестал расспрашивать Хэйскэ. Стали говорить о том, как Сакума на–днях пригласил к себе самых влиятельных стариков из трех поселков, угостил их сакэ и импортными сигаретами и взял с них слово, что они. прикажут всем своим родичам голосовать за Югэ.
- С предвыборной кампанией получилось из рук вон плохо, - заметил учитель и, поморщившись, потер виски. - Даже не смогли наладить защиту плакатов. Все посрывали.
Это молодчики из клуба "Четыре Эйч"… - пробормотал Хэйскэ. - И из других деревень приходили громилы, Сакума нанял… Мы пробовали драться…
Что правда, то правда, - прогудел широкоплечий мужчина с квадратным лицом, в солдатском кителе. - Пока мы почесывались, Сакума и Югэ действовали… организовали клуб "Четыре Эйч" и шайку громил. Молодчики из "Четырех Эйч" - это ерунда, они ходят на собрания только потому, что там показывают американские фильмы. Этот клуб сам развалится, а вот эти громилы - дело серьезное. Если учредят здесь филиал Содружества хризантемного флага или что–нибудь вроде этою, то у них сразу же появятся богатые покровители. И полиция начнет помогать им.
Надо было раньше выступать с самокритикой, Сугино, - процедил сквозь зубы Цумото. - Бьешь в барабан после праздника.
Затем стали говорить о сборе папоротника. Каждую весну до посадки риса молодежь всей округи, собравшись вместе, ходила в горы собирать папоротник. Это был старинный обычай. Но во время войны молодежи было не до папоротника, к тому же на многих горах были зенитные батареи и наблюдательные пункты. В прошлом году молодежная группа Старого поселка собиралась устроить прогулку в горы, но упустила время, и пришлось ограничиться спортивным праздником, устроенным вместе с рабочими стекольного завода в поселке Куротани.
Сугино предложил соединить сбор папоротника с празднованием кануна 1 Мая и по возвращении с горы устроить на поляне перед Обезьяньим лесом гулянье с концертом–митингом.
- А не поздно будет? - спросил дедушка. - В наше время мы собирали раньше. Папоротник твердый станет.
Сугино помахал рукой перед лицом:
- Дедушка, насчет папоротника я большой знаток. Самый вкусный в мире папоротник растет в наших горах. И здесь лучше всего собирать в конце апреля или в начале мая.
Цумото и Кандзи поддержали предложение Сугино. Только надо как следует подготовить программу коп–церта–митинга. Этой подготовкой должна заняться инициативная комиссия. Она должна работать в тесном контакте с городским отделом Демократического союза молодежи и профсоюзами. Особенно тщательно надо подготовить повестку митинга, охватить все самые важные вопросы.
- В первую очередь насчет соглашения с оккупантами, - сказал учитель. - Жители этого района должны понять, что это соглашение угрожает им непосредственно. В нашем районе находится военная база. Она называется "Кэмп Инола". Сперва здесь был только склад для горючего, потом появилась взлетно–посадочная дорожка, потом полигон… сейчас строят казармы и еще что–то. "Инола" постепенно растет. И придет день… он быстро приближается… когда "Инола" начнет новое наступление.
Ясаку приподнялся и поднял руку.
- На этом митинге надо начать сбор подписей, - сказал он тонким голосом, - потребовать освобождения Такеда Юкио. Мы должны подняться на его защиту…
Он запнулся и, пробормотав что–то, махнул рукэй и сел. Инэко захлопала в ладоши, все тоже захлопали.
- Я предлагаю избрать инициативную комиссию, - сказал учитель. - От лесорубов и углежогов Монастырской горы - Фукуи Кандзи, от Демократического союза молодежи… - он повернулся к студенту, - Икетани, от Старого поселка - Сугино… а остальных вы сами привлеките.
Все подняли руки. Учитель подозвал к себе Рюкити и сказал ему что–то. Оба посмотрели в сторону сидящих у двери Яэко и Сумико. Сумико покраснела и перестала щипать себе шею. В это время ей передали пачку книжечек, которую просматривали по очереди все собравшиеся. У двери было темно. Сумико пошла в кухню, но там тоже был полумрак: на полочке горела маленькая плошка. Тоненькие номера журналов были напечатаны не в типографии, а написаны от руки, а потом размножены таким же способом, как листовки. И бумага была такая же грязновато–желтая, многие буквы нельзя было прочитать. При тусклом свете плошки Сумико смогла разобрать только буквы на обложках.
"Новые всходы". Молодежная группа профсоюза рабочих завода в Явата.