Отец ушел на элеватор, мать - в Сережкину комнату отдохнуть перед дежурством. Сережка клюкой выволок на шесток лоснящуюся, похожую на кита из зоологии, жаровню, поковырялся в ней вилкой, выбирая кусочки мяса посуше, запил жаркое топленым молоком прямо из горшка, выловил пальцем пенку.
Да, он ел, что хотел и сколько хотел, не знал, что такое очередь за хлебом и во сколько ее занимают, а человек о жизни по своему желудку судит, ему голова подчиняется. Ишь, как отец сказал: "Ты сыт - и ладно. Работать надо".
Сергей послонялся по комнатам, постоял возле этажерки с книгами. Полистал учебники: это он знает, это завтра выучит.
- Пойти теорему переписать разве.
Он свернул трубочкой тетрадь по геометрии, вышел за ограду. К кому: к Витьке или к Петьке?
- К Петьке. К нему ближе.
Над колесовским скворечником торчал скворец. Взъерошенный и неподвижный, он показался Сергею очень большим, черным и усталым.
- Наскитался?
Скворец перелез повыше и свистнул. Сергей отсвистнулся.
Скворец еще.
- Давай, кто кого.
Стоит, пересвистывается. Тетка Агафья, увидев Сергея, позвала его в избу. Она гремела ухватами, шуршала расстилаемой на стол скатертью, будто невесть какую трапезу готовила.
- Припозднилась я нынче, мотор дособирывала. Из техничек на слесаря-сборщика, погоди, дай сказать, пе-ре-хва-ли… Выговорить тяжело, не то ли ворочать их, будь они неладные, железяки эти внутреннего сгорания. Зато паек больше. Садись с нами обедать.
- Спасибо, только что, - отказался Сергей. - А где Надюшки у вас не видать?
- Я корем болею, - послышалось с печи, обтянутой кругом красной занавеской.
- Корь она подцепила, вот и держим в тепле да в потемках. Петруха, приглашай товарища. Не побрезгай откушать с нами, Сереженька-батюшка.
Петька придвинул к столу табуретку, но Сергей переставил ее обратно к печи и сел.
Тетка Агафья громыхнула заслонкой, кинула перед сыном лепешку, подула на пальцы.
- Надюха! Тебе кушать в "номер" подать или слезешь?
- Я кушать не хочу, я хлебца хочу.
Агафья проглотила вздох, приткнулась на краешек лавки.
- Кого ждешь, Петруха? Ешь, ты есть просил.
Ешь, Петруха, а на столе ни масла, ни хотя бы сметаны к лепешкам. Или по чашке молока…
- Ты, погоди, дай сказать, Сереженька, что мы едим. - Агафья ногой выцарапала из-под лавки ведро, достала из него сморщенную картофелину, вышелушила на ладонь серый порошок. - Крахмал. Петруха наш промышляет. Поля-те оттаяли, он и ползает помаленьку за станцию на картофелище. Принесет, перемою, процежу - бьемся. Все равно гитлеров переживем. - Вытерла передником губы и вздохнула. - Его бы, гада, покормить с месячишко этими лепешками…
Говорит Агафья, а слова дымятся: лепешка горячая, откусила много.
Она нисколько не сидела спокойно: то к Сергею повернется, то к Петьке, то на печь глянет. На острых скулах по родинке, и какой бы щекой она ни повернулась, а родинка тут, словно одна и та же успевала перебегать.
- Врачиха Надюхе нашей, погоди, дай сказать, ре-ке-мен-дует белый хлебец, куриный бульон, мед, в легких еще у нее будто бы затемнение. Выдумала мед, когда у нас пуп к хребту льнет.
- Да хватит тебе, мамка, ныть, - одернул ее Петька.
- Не ною, а житье-бытье свое обсказываю.
Колесиха глянула на ходики, всплеснула руками:
- Ах, чтобы вас трафило бы, чикаете вы. Чуть прогул не начикали.
Она круто оделась и, держась за скобку, показала глазами на красную занавеску над печкой:
- Покормите тут маленько девку. Силой да как-нибудь.
3
Шел Сергей от Петьки и все оглядывался: Колесовы жили на самом краю, и огромное бордовое солнце катилось как раз на их избенку. Если зацепит - только гнилушки полетят. Но это уж вопреки всякому закону будет. Тогда почему тетка Агафья ест такие лепешки? Она тоже по двенадцати часов в сутки работает, как все.
За день улицу окончательно развезло, и Сережке пришлось пробираться, держась за шаткие тыны палисадников и так близко от подворотен, что в доброе время собаки давно бы штаны порвали. Но во дворах мертво: ни собачьего лая, ни петушиного крика. У них в ограде - поет. И какая-то человеческая-человеческая тоска в хриплом петушином кукареку. Не отзывается никто поэтому.
Демаревский домина ломал порядок. Спятился назад, нахохлился и стоит, трактором не сдвинешь. Не дом - Великий Устюг. Крыша башней, стены изо всего лесу. Ворота - тараном не прошибешь. Двухсаженный забор четвертными гвоздями присобачен. Будто чесанули по нему очередью из крупнокалиберного пулемета бронебойными, а пули впились по донышко.
Сергей дернул за тонкий ремешок с узелком на конце. Зевнула и клацнула щеколдой дверь калитки, в деннике за сараем мыкнула корова, жалобно заревел теленок в хлеву, из-под крыльца, кряхтя и повизгивая, полезла свинья, под ногами зарябили куры.
- Кыш! Прорва. Оголодали вы…
Пока Сергей накормил и напоил эту ораву, совсем стемнело. Прилег на диван и - как умер.
* * *
- Сын! В школу опоздаешь. Я на работу пошел.
Сергей откинул одеяло - интересно: ложился в горнице, оказался на кровати в своей комнате. Раздетый. Не папка ли перенес его? Заспал.
Он наскоро заправил постель, прошлепал к умывальнику. Около умывальника - расписание уроков. Заглянул. Уроков: география с геометрией, портфель - баран влезет. Отец старый свой отдал: привыкай, меня сменишь.
- Да! Не забыть булочку хлеба прихватить для Надюшки.
Побежал в кладовку.
Включил свет, поднял крышку сундука. Зажаристые, смазанные маслом караваи стояли ребром один к одному и пахли.
- Неужели мы столько хлеба получаем? Что уж там за карточки и за списки такие? А может быть…
Сергей втолкал одну буханку, подумал, книжки - под ремень, втолкал другую.
- Не обеднеют.
В класс заявился с подозрительным раздутым портфелем. Уже почти все в сборе. Девчонки звонка ждут, расселись по местам. Витька разъясняет Герке глаголы, очки запотели. Петька уши заткнул, географию учит.
- Брось, первого урока не будет, учителка заболела.
Сергей положил перед ним портфель и чуточку приоткрыл его.
- Вам с Надькой.
- Чур, мне! - перепорхнул к Петьке Подкопайчик. Учуял носатик.
- А це не бачив? - Герка поднес к самому стеклышку выпуклый кукиш и пошевелил большим пальцем.
Заперешептывались и захихикали девчонки, косясь на мальчишек с их портфелем. Желтый, обшарпанный. Где замок - грязное пятно. Петька переложил из него хлеб к себе в парту: ему принесли? Ему.
У Герки даже глаза помутнели.
- Позычь трошки. Ну хучь ось такэнький кусманчик, - отчеркнул он уголок парты.
- А складень есть?
- Е.
Герка, ломая ноготь, отжал лезвие. Петька достал каравай. Подкопайчик судорожно глотнул слюну, отвернулись и замолчали девчонки.
- Дели на всех, - не выдержал Сергей. - Оба дели. Завтра еще будет.
Петька повел плечами:
- Ты хозяин. Сколько нас?
Герка живо вскочил и задирижировал скрюченной пятерней:
- Пара, пара, пара… Штук, мабуть…
- Не "штук, мабуть", ты считай точно.
- Пара, пара… Пара… Ось, мабуть, штук двадцать. Кромсай.
Кромсай. Не плитка жмыха - настоящий хлеб, да еще круглый. Но Петька в геометрии силен. Отодвинул наблюдателей, чтобы не мешали, подталкивают, поколдовал линейкой, наметил десять долек кончиком ножа.
- Ну-ка, Герман, глянь: ровные?
- Та ровные же ж.
Сел Сергей в уголок, посматривает исподтишка, кто как ест.
Ели по-разному. Интересно. Кажется, чего тут особенного: кусай да жуй. А Герка вон за три захода управился.
Витька Подкопайчик выщипывал мякиш, подносил его к носу, раздувал ноздри, нюхал, бережно клал на язык, плотно сжимал губы, прищуривался и мелко-мелко стриг челюстями.
Девчонки, как сговорились, стыдливо прятали кусок в парту, но тоска по хлебу заставляла руки тянуться к пайке. Отломит корочку, поозирается, сунет за щеку и дыхание затаит.
А Петька закончил дележ, смел на ладонь мелочь, кинул в рот. Потом выдрал из середины тетради чистый лист и аккуратно завернул в него свою долю. Надьке.
4
Домой шли вместе. Они всегда из школы шли вместе, если не случится что-нибудь вроде вчерашней ссоры. Возле демаревского дома остановились.
- Уроки сделаешь - прибегай.
- Ладно. А то, может, к нам завернешь? Пообедаем.
- Да, ну… За это спасибо.
Пообедать Петька и непрочь бы, да неудобно: на прошлой неделе угощался. А Сергею хотелось показать отцу, что он помирился с другом, и решительно втолкнул его в ограду.
У крыльца разулись.
- Здравствуйте, - робко поздоровался он, едва перешагнув порог. Высоки пороги у Демаревых.
Илья Анисимович и головы не повернул. Анна Ивановна откивнулась-таки и удалилась в горницу.
- Сейчас поедим. Батя вот бабки подобьет, - шепнул Сергей Петьке. - Давай руки пока вымоем.
Вымыли руки. Решили на черновик задачку по алгебре, а счеты щелкают и щелкают. Илья Анисимович, придерживая пальцем цифры, усердно гонял облезлые косточки по медным спицам.
Из горницы выглянула Анна Ивановна, поманила сына пальцем, отвела в глубь комнаты и, по-бабьи скрестив под грудью руки, резко повернулась к Сергею:
- Ты зачем опять привел его? Другого времени тебе нет друзей водить?
- Отобедать с нами.
- Ишь ты! Богач какой. Мало - из дому тащит, харчевню еще открыл.