В цехе - что в осажденной крепости. Паровозы гудят, мостовые краны названивают, молота лупят крепостной артиллерией, штампы-автоматы шпарят длинными очередями, стреляные гильзы-болты аж красные вылетают. Из нагревательной печи выметнулся язык пламени, чуть пилотку не слизнул. Сергей - в сторону, Киреев за куртку его.
- Куда? Жить надоело?
Глянул вдоль киреевского пальца - над головой железная коробка с болванками полнехонькая висит. Шарахнулся обратно.
- Ты спокойней, не паникуй. Шагнул - осмотрись, осмотрелся - шагни… Не отставай, на семитонный тебя веду, учти. Один полплана дает, а он еще, слыхать, не работает, а на часах, учти, девятый. Ребятишки там хорошие, из премии не вылазят.
Штамп стоял. Косолапый, грузный, лоснящийся. Как медведь над колодиной в росное утро. Сергей покосился на боек - железяка метр на метр.
"Вот это колотушка…"
Бригада сидела. Кто на болванке, кто на краешке корыта с водой. Трое мужчин в годах и девчонка. У "ребятишек" самокрутки в зубах. Чадят - потолка не видно. Девчонка прутиком от метелки бездумно чертит квадратики на полу.
"Да это ж та, вчерашняя", - узнал ее Сергей.
- Перекур, значит? - Киреев тоже зарядил мундштук.
- А что делать? - развел руками худой и сутулый дядька.
- Растерялся, поймаешь. Что делать… Печь грели бы, бригадир.
- Нагрета. Толку-то. - Сутулый поднялся. Как нерасправленный складной метр: что ни сустав, то колено. - Ты лучше, Матвей Павлович, людьми обеспечивай. Во.
- Легко сказать - обеспечивай. Если бы я богом был. Налепил бы из глины, выломал по ребру для профилактики, и работай они.
- Ты нам библию не разводи, ты постоянного человека давай. Суешь каждый день разных и план требуешь. Ну-ка покажи, кого привел.
Киреев разгородил новичка, Сергей растерялся: что он должен? Поздороваться? Так здороваются сразу. А то прятался, прятался за спиной начальника - привет, товарищи. Представиться? Подумаешь: Демарев. Ни рабочий класс, ни крестьянство, ни интеллигенция. Белая ворона. А он б есть белая ворона в этом брезентовом костюме с иголочки. Ишь, подкрадываются: и рассмотреть поближе хочется, и спугнуть боятся, улетит. Не ахти обрадовались новичку.
- И надолго он к нам?
- Постоянно, - свел брови Киреев.
- То он и поседел сразу.
- Ты, Сюткин, такие шуточки брось, поймаешь. Проинструктируй и поставь на вилку для начала. Ну, я побежал. Да! И второго подручного ведь не видно где-то. Бригадир!
- Да вон, является итэеровец.
Итэеровец чинно вышагивал по середине главного пролета. Руки назад, походочка с пятки на носок. Подшитые валенки как два пресс-папье перекатываются, промокая лужицы от утренней поливки. Шел, шел - встал, любезничает с крановщицей мимикой.
Киреев прижал уши и закусил удила - сейчас понесет. Сюткин два пальца в рот, свистнул - паровоз отсвистнулся, грозит кулачищем.
Повлияло, мчится второй подручный - полы порхают. Сунул в карманы голые руки, вынул в рукавицах. Зацепил мимоходом длинный крючок с инструментального щита - и уж готов к труду и обороне.
"Что-то вроде фигура знакомая", - вглядывается Сергей. Вглядывался, вглядывался - Вовка Шрамм.
Конечно, Вовка. На брезентовой куртке ни единой пуговицы, на вороте армейской гимнастерки - тоже. В женском берете набекрень.
- Скучаем, лебеди?
- У тебя, лебедь, наверное, премия лишняя?
- Через почему, Матвей Павлович?
- Через задержки твои.
- Так это в интересах производства. У нас как? Вовремя к работе приступил - когда раскачаешься? К концу месяца. Милое дело - опоздал. Сразу винтовку на изготовку, - Вовка взял крючок наперевес, - и на штурм. Давай-давай! Шевели - поехали. И потом бригада не в комплекте, тарщ начальник.
- Уже в комплекте. - Киреев важно, будто он вправду вылепил человека из глины, показал на Сергея.
- Е мое… Сережка? Ты зачем здесь.
- Работать.
- А я смотрю: что за свой брат авиатор? Матвей Павлович, у вас листочка бумаги чистого не найдется.
- Для чего?.
- Заявление на отгул напишу.
- Отгул за прогул? Не найдется.
Сюткин повернулся к Сергею:
- Где работал до нас?
- Я? Нигде.
- Тогда слушай инструктаж. - Бригадир показал Сергею, чтобы тот шел за ним. Вовка тоже поплелся следом. - Работешка наша не ювелирная, конечно. Всего инструменту клещи да рукавицы. Твоя задача: подать поковку на пресс. Будешь обслуживать этот вот агрегат. Вилкой называется.
Они остановились у нехитрого приспособления: от штампа к прессу рельс вверху проложен, на рельсе колесики, цепочка висит.
"Ну и агрегат. Ухват на цепи".
- Механизация с автоматизацией, - пнул Вовка вилку. - Кнопку нажал - спина мокрая.
Сюткин отстранил Шрамма, дескать, не суйся, куда не просят, впрягся в вилку, потаскал ее туда-сюда.
- Понял? Сегодня шлепаем рейку экскаватора. "Жар-птица", по-нашему, называется. Продержишься смену?
- Он на хвосте ероплана летал, продержался, - опять встрял Вовка.
Бригадир хмыкнул:
- Тогда шевели-поехали. Юля! Крутани!
Сюткин свистнул. Девчонка крутанула какой-то вентиль, в печи пыхнуло и загудело, подручные, как орудийный расчет на огневой позиции, разбежались по своим номерам: первый, второй, третий. И застыли.
Вовка, прикрыв рукавицей лицо, выудил крючком белый кругляш из печки, катнул его по желобу. Заныла, загрохотала жесть, розовой чешуей окалина отваливается, искры разлетаются, болванка подскакивает, разогналась.
"Бегите, ноги переломает!" - хотел крикнуть Сергей, но бригадир с первым подручным цап ее клещами, только склацали - и на штамп.
- Яша, подмажь, тяж его в маш!
Яша мазутной тряпкой на проволоке шаркнул по бойку, Сюткин давнул рычаг.
- Ух-х!
Что фугаска взорвалась. Сергей голову в плечи - и за станину.
- Хоп-п, хоп-п, х-хох, - тискает штамп железо, как дородная стряпуха тесто.
- Э-ээ-эй! Шевели-поехали-и!
"Меня зовут".
Сергей вилку за поручни - и к штампу. Вот она: "жар-птица". Лучится - глаза слепит. За что там ее цеплять? Жарища - со звездочки на пилотке эмаль отскочила. Заворотил нос на сторону, тычет наугад. Пока щупался - на штампе новая заготовка. Так и обдало огнем. Паленым запахло. Бросил вилку, отбежал подальше, обмахивается рукавицей. Сюткин с Яшей посмеиваются: дескать, твердоватое жаркое, да?
"Врете, поддену", - закусил удила Сергей.
Ругнулся шепотом. Шепотом, а помогло. Поддел. Теперь вези, не тормози. Как бы не так - вези, если новые пимы еле пола касаются. Деталь рабочего перетянула. Ну, не смех ли? Смеются. Сюткин советует:
- Надувайся!
- Как в духовом оркестре! - уточняет Яша.
И:
- Го-го-го! - вдогонку.
- Х-ха… Хм. К-ха, - сдерживается штамп, чтобы тоже не расхохотаться. По выгнутой спине окалина барабанит. "Жар-птица" чуть держится на кончике вилки. Да, твердоватое жаркое.
Сергея заносило то вправо, то влево, руки сгибались в локтях, когда он из последних напружинивал их, плечи поднимались выше головы.
- Нет, не работать мне здесь: жидковат, - вслух сказал он сам себе и встал на полдороге.
- Книзу, книзу дави, топчешься ты, что кот на пепле.
Прессовщик рысью подбежал к Сергею, резко давнул поручни книзу. Поковка сползла к цепочке, стало терпимо.
- Архимеда не забывай. Наша работа - тоже произведение силы на плечо.
Сергей, плохо соображая, о чьем плече толкует ему прессовщик, вытер о свое едучий пот с подбородка, не продохнет никак.
- Переберись за самые кончики держака, поймался ты за середину. Не бойся, не выскользнут.
Перебрался - совсем легко.
- Так. Теперь давай.
- Сам давай, я щекотки боюсь, - отшутился приободренный Сергей.
- Обтерпишься. Все мы ее поначалу боялись. Давай вези, не тормози.
Интересная штука работа. Великую ли хитрость показали ему, а пошло дело. Мало-помалу приноровился, бегом забегал. Разгонится, резко дернет на себя вилку - и "жар-птица" в гнезде.
- Ат-та, - похваливал прессовщик и нажимал педаль.
Пресс, довольный новичком, мурлыкал шестеренками, шмякалась на поддон тушка, а крылья, венчики и хвост летели в коробку для обрези. А штамп ахал и ахал. Девчонка-нагревальщица поддала огоньку. Одна за одной катились болванки. Вовка то и дело макал в корыто с водой крючок, Яша вылизывал тряпкой на проволоке мазут из ведра, Сюткин согрелся, скинул куртку, вертится волчком, "шевели-поехали" кричать некогда.
- Ах! Ах-ах.
Сергей заметил, что штамп с каждой деталью делает все меньше и меньше ударов.
"На прочность испытывают, заполошные. Попить бы…"
- Пере-кур-р!
Бригадир первым кинул в воду клещи. Клещи пискнули, взметнулось облачко пара.
Снимали рукавицы, вытирались кто чем, сворачивали цигарки, шли на улицу. Сергей - к будочке с газировкой. Сейчас он ее ведро выпьет. Нацедил стакан, хлебнул и задохнулся.
- Крепка-а. Не сравнишь с покупной.
Газировка шипела во рту, щекотала нёбо, взбадривала.
- Крепка. Хоть закусывай-к, - икнул Сергей и выплеснул недопитое.
Семитонновские отдыхали в прицеховом скверике. Разлеглись по-цыгански кружком - голова к голове, ноги веером, - чадят самокрутками. Они здорово были похожи на колесо, которое вот только-только крутилось так, что сперва со спиц сорвало обод, а потом и само улетело в этот скверик и спокойно валялось теперь на молодой траве. В колесе не доставало одной спицы, и Сергей воткнулся на свободное место: сперва сунулся на коленки, а потом на локти.
- Ну, как? - сощурился Сюткин. - На танцы не поманит?
- Не умею.