Он не сказал: "Почему не пьете?" И это тоже было ей приятно. Терпеть не могла непременных уговаривателей выпить, которые смысл вечера словно видят в том, чтобы опоить соседку, и придумывают тосты пообязательнее, и все подливают, подливают в твою рюмку, и делают вид, что обижаются, если ты не хочешь пить, и вконец портят тебе вечер.
- Стыдно вам признаться, - впервые за вечер бесстрашно посмотрела в глаза Куприянову Леокадия. - Но мне так захотелось сейчас… каши с рахманками. С детства люблю!
Они посмеялись: странное желание, когда на столе сардины и крабы.
Часы пробили двенадцать. Альзин поднялся с бокалом шампанского.
- Друзья! Жизнь человека - ожидание: счастья, радости, открытий… Пусть в грядущем году ожидание каждого станет свершением!
Куприянов своим бокалом притронулся к бокалу Леокадии:
- Пусть!
И она, повторив, как заклинание: "Пусть!" - осушила бокал до дна.
…Расходились по домам поздней ночью. В лунном свете море походило на бескрайнюю степь, укрытую снегом. Лицо пощипывал мороз.
Мигун, подхватив под руку упирающуюся Нелли, вырвался вперед. Петровы, Валентина Ивановна с мужем и нахохлившаяся Аллочка шли за ними. Куприянов и Леокадия замыкали шествие. Выяснилось, что Леокадия второпях забыла дома перчатки. Алексей Михайлович предложил ей свои - кожаные, на байковой подкладке. Она не стала отказываться, охотно сунула в них маленькие руки, и они утонули в тепле.
Куприянов и Леокадия вошли в густую тень от козырька-навеса над деревянным тротуаром - здесь днем бригада Потапа Лобунца строила музыкальную школу. Каблуки Леокадии задорно застучали по настилу из досок.
- Я знаю, вы - учительница, - сказал Куприянов. - Мне об этом уже успела шепнуть ваша воинственная подруга. И химик.
- Вот болтушка! - засмеялась Леокадия.
Ей вдруг очень захотелось поделиться с ним своими заботами, и, торопясь, доверчиво поглядывая на Куприянова, она стала рассказывать, конечно же, прежде всего о Рындине.
- На той неделе посмотрел фильм "Полосатый рейс", добыл люминал, чтобы уснуть на уроке географии, а проспал весь день. Невозможно предусмотреть его художества!
И еще: о Валерике, Лизе, учителях, о просчетах и маленьких победах.
- Понимаете, я еще так мало умею! Полный несмышленыш. Все на поводу у событий, а ими надо научиться управлять.
- Нет, вы смышленыш, - очень серьезно сказал Алексей Михайлович. - И в чем-то наша работа необычайно схожа: избрать правильный способ лечения, вовремя прийти на помощь человеку…
- Правда! - поражаясь неожиданному сравнению, обрадовалась воскликнула Леокадия. - И еще: для людей надо не щадить свое время, здоровье… Ничего от них не припрятывать.
Он посмотрел на нее внимательно. Нет, она не рисуется. Это действительно и ее вера.
- А что вы больше всего на свете ненавидите? - спросил Куприянов.
- Нечестность! - ни секунды не задумываясь, сказала она. - Даже самую малую. Ведь отсюда идет все зло на свете.
- Отсюда, - все с той же серьезностью согласился Куприянов.
- А вам не жаль, что вы не занимаетесь химией, так сказать, производящей?
- Нет. Очень важно знать, что ты делаешь именно свое дело.
- Так-то оно так… Но для меня химики - это все же Альзин, Валентина Ивановна. Я вас не обидел?
- Нет, потому что заблуждаетесь.
- Может быть. Помните великолепный образ одержимого химика Бальтасара Клааса в бальзаковском романе "Поиски абсолюта"?
- Ну еще бы! Даже его слова когда-то выписывала: "Я буду творить, как сама природа"! А "Русские ночи" князя Одоевского?
- Признаться, не знаю… Недавно в журнале "Новый мир" я прочел роман, тоже о химиках, и подумал: теперь писателю, чтобы дать образ инженера Иванова, наверно, не надо изучать сто инженеров Ивановых. Время сгустило характеры, наделило их огромным внутренним богатством…
- Ну, может быть, одного и мало, - усомнилась Леокадия. - Вы чувствуете, химия все решительней вторгается и в вашу область?
- Еще бы! Даже я немного влез в биогеохимию. Любопытнейшие вещи: залежи молибдена влияют на пуриновый обмен и вызывают подагру: где много бора, там больше кишечных заболеваний; недостаток йода порождает зоб… Во всем этом надо основательно разобраться. Подправить природу… профилактикой.
- А как вам нравится крохотная разборная рентгеноустановка для просвечивания легких сплавов? Всего полграмма редкоземельного элемента, а работает без зарядки год.
Их беседу неожиданно прервала Нелли. Остановившись на углу у площадки и подождав всех, она объявила:
- Ну, мы почти дома. Лешку доведем сами.
Нелли строго посмотрела на Куприянова.
Они распрощались. У ворот Юрасовых Нелли с сожалением шепнула подруге:
- Мировой парень! Но у него жена и сын лет шестнадцати…
ПИСЬМО САШЕ
Вот не знаешь человека, и все, касающееся его, проходит вроде бы стороной, не задевая твоего сознания. Но появилась заинтересованность этим человеком, и теперь, словно специально для тебя, говорят о нем, и ты узнаешь какие-то подробности, относящиеся к нему, на которые прежде не обратил бы ровно никакого внимания, а сейчас, будто локатор, настроенный на определенную волну.
Как-то за обедом отец сказал, что в городе хвалят главного врача больницы, а Севка добавил, что сын этого Куприянова - Володька - мировой волейболист.
Математик Архип Фомич вдруг заявил в учительской, что доктор Куприянов талантлив. А в пятиморской газете среди фотографий кандидатов в депутаты горсовета Леокадия увидела Куприянова и статью о нем.
Узнать его на фотографии было почти невозможно. Статья же, написанная шаблонными фразами, представляла его в ореоле медицинского подвижничества, и ей немного неловко было читать такое о несомненно скромном Алексее Михайловиче. Зато Леокадия узнала из статьи, что он окончил Ростовский мединститут двенадцать лет назад, работал в тяжелых условиях на Крайнем Севере, что он - автор ряда статей по рентгенологии.
Уже прошли две недели нового года, а Леокадия все была в каком-то странном состоянии встревоженной радости, вызванной новогодней ночью.
Но когда вспоминала о последней фразе Нельки, мрачнела, замыкалась, сердилась на себя, что слишком много думает о Куприянове, и Генирозов с подчеркнутой озабоченностью справлялся о ее здоровье.
Во второй половине января забежала попрощаться Нелли. Ворвалась под вечер: душистая, свежая, возбужденная предстоящей встречей со своим Саньчиком. Он, оказывается, так и не смог приехать, и она с детьми отправлялась к нему. Взахлеб начала говорить о детях, о плане устройства вечеров музыки и литературы в их военном городке, о том, как отчитает какую-то "мичманскую Лидку", которая все скулит, что ей трудно живется.
В общем, видно было, что она уже не здесь, в Пятиморске, а там, в кругу своих хлопот, интересов, и визит к Леокадии - последняя дань юношеской дружбе.
Вдруг, словно спохватившись, что она опять слишком много говорит о своих делах и заботах, Нелли пытливо посмотрела на притихшую Леокадию, строго потребовала:
- Выкинь из головы! Слышишь?
Леокадия, удивившись проницательности Нелли, заставила себя почти спокойным голосом сказать:
- Ну что ты придумала!
Когда же Нелли, измазав ей щеки, лоб, веки помадой, ушла, пообещав писать, Леокадия долго не зажигала свет и все стояла у окна, смотрела на заснеженную пустыню моря, на серые облака. Пыталась представить себе Куприянова сейчас в кругу семьи и не могла. И все казалось ей безрадостным. Она сделала попытку возвратить себе привычную ироничность: "Подумать только - расфантазировалась! Ты что - визгливая психопатка, орущая в театре на премьере модного тенора?.. Прекрати!"
Но ничто не прекращалось, и она, помимо своей воли, продолжала думать о Куприянове и с отчаянием признавалась себе, что не может не думать. "Ну пусть, ну пусть, - успокаивала она себя. - В конце концов об этом никто даже не догадается. И все пройдет само собой. Может быть, только Саше написать?"
Письмо к Саше Леокадия начала с дел интернатских.
"Недавно был у нас в гостях учитель из Индии. Мы разговорились. "Знаете, - сказал он, - мне снова захотелось стать ребенком, но родиться в Советском Союзе…" Конечно, лестно, но не следует самообольщаться. Задач нерешенных - уйма. Мы, кажется, страшно "заорганизовали" ребят, порой превращаем их жизнь в бездумный конвейер: дела, обязанности, дела. А надо разумно сочетать свободу с необходимостью.
Подчас мы проявляем пусть тонкий, но все же интеллектуальный деспотизм: "Делай так, потому что Я этого требую". И они говорят: - "Разве вас переспоришь? Вы все равно будете правы". А ведь, наверно, следует уметь пересмотреть свое решение, признать неправоту, остаться "переспоренной". Мы знаем, к чему приводит авторитет, не терпящий возражений, не расположенный к терпеливости.
Надо добром вызывать добро. Учить их чаще совершать хорошие поступки. Я убедилась, что мужественностью, искренностью дети могут превосходить нас.
Здесь, в школе, Сашунь, все мне пригодилось: и знание языка (мы по вторникам весь день, даже на кружке химии, говорим по-английски), и то, что я когда-то, еще в десятом классе, проштудировала три тома истории музыки (мы часто ходим на концерты), и даже умение прилично кататься на коньках.
А знаешь, какие дети остроумные! Вот образцы школьного фольклора: точка в журнале - "Что день грядущий нам готовит?", завхоз - "Скупой рыцарь"…
Вообще они уморительны. На уроках истории им ничего не стоит сказать, что Ганнибал "с малых лет занимался физкультурой".