- Неужели ты смолчал? - допытывалась Аня.
- Нет, сказал: "Жизнь покажет, кто человек, а кто - недоразумение".
Он погладил ее по голове:
- А посему - за работу!
Достал из армейской кирзовой сумки конспекты лекций, учебник и пристроился у края стола. Аня знала - это теперь до глубокой ночи.
"НЕДОРАБОТАЛИ, КРАСНАЯ ШАПОЧКА!"
На совещание в область Альзин добрался с трудом. Дорогу развезло, путь был утомителен, не хотелось оставлять комбинат накануне пуска второй очереди, но Григорий Захарович все же не пожалел о приезде: уж больно интересным оказался разговор. Ученые университета докладывали о новых ускоренных методах оптического, спектрального и радиохимического анализов.
Они пригласили инженеров-практиков к себе в университет и показали им недавно полученную первоклассную аппаратуру - рентгеновские установки для исследования. Альзин от удовольствия только поцокивал языком. Позже, сидя с Тураевым в его кабинете, говорил:
- Экспресс-анализы, Николай Федорович, нас очень выручат. Мы завалим вас заказами…
С Тураевым Альзин обычно встречался на областных конференциях, партийных активах, и ему нравился этот ученый, умеющий держать себя с людьми просто, но и без похлопываний по плечу, предлагающий в своих выступлениях всегда вещи разумные и предельно ясные. При первом знакомстве с Тураевым тот показался Альзину несколько замкнутым, но потом Григорий Захарович понял, что это сдержанность человека, на долю которого выпало много нелегких испытаний. На самом же деле он приветлив и сердечен.
Услышав о заказах экспресс-анализов, Тураев улыбнулся, и на его удлиненном смуглом лице отразилось удовольствие.
- Рады помочь. А мы можем рассчитывать на практику студентов-химиков четвертого курса у вас? - решил и он воспользоваться удобным случаем.
Альзин метнул на Тураева быстрый, понимающий взгляд, пыхнул трубкой: "Ишь ты, подстерег, модник, подходящий момент".
Модником Альзин добродушно назвал про себя Тураева потому, что тот, видно, любил одеваться не без щегольства. Сейчас на нем светло-синий, безукоризненно отутюженный костюм, белоснежная с широкими накрахмаленными манжетами рубашка, черный галстук, и весь он, сухопарый, со своим ровненьким пробором, действительно походил на тех "безупречных мужчин", каких изображают ателье мод.
Давайте, давайте ваших студентов, - легко согласился директор комбината. Сегодня он был добр и покладист. - Ими у нас займется опытный химик Чаругина.
- Валентина Ивановна? - живо спросил Тураев и весело посмотрел на Альзина. - Так она в феврале будет защищать в университете диссертацию и, значит, - в наших руках.
Дверь кабинета приоткрыл Багрянцев.
- Вы меня, Николай Федорович, хотели видеть?
- Да, заходите. Хочу расспросить о комсомольских делах. Познакомьтесь, - обратился он к Альзину.
- А как у вас учится студентка Юрасова? - поинтересовался Альзин, когда Багрянцев сел в кресло у стола декана. Этот вопрос был настолько неожиданным для Игоря Сергеевича, что он невольно смутился. Чувствуя, что безбожно краснеет, приказал себе: "Спокойно! Что же тут такого… Она работала на том комбинате".
- Успешно, - ответил Багрянцев. - Из нее получится химик.
В его устах это была высшая похвала человеку, и Григорий Захарович так его и понял. "Нагибов-то оказался не по ее полету, - подумал Альзин, - хотя, кто знает, как еще сложится его жизнь".
- При случае скажите Красной Шапочке, мы так называли Юрасову, что пятиморцы ждут ее на зимние каникулы.
- Непременно скажу…
- Постойте, постойте, - вмешался в разговор Тураев, - Юрасова - это малышка, которая на последнем вечере выступала с матросским танцем?
- Она самая, - подтвердил Багрянцев.
- Морская душа! - улыбнулся Тураев. И вдруг быстро спросил: - А как зовут ее отца?
Багрянцев пожал плечами, а Григорий Захарович ответил:
- Алексей Павлович.
- Сутулый такой, со впалыми щеками? - все более волнуясь, расспрашивал Тураев.
- Да.
- Командир нашего партизанского отряда! - воскликнул Тураев. - Пожалуйста, передайте ему привет от разведчика Николая, что мазал рельсы салом.
- Салом? - удивился Григорий Захарович.
- Всяко бывало, - уголки тонких губ Тураева дрогнули, но в подробности он вдаваться не стал.
Григорий Захарович начал расспрашивать, каким оказался новый набор.
- Иные из нас склонны побрюзжать: "Ну что за молодежь ныне пошла, то ли мы были", - живо откликнулся декан. - А ведь поклеп! Заявляю с полной ответственностью: подавляющее большинство - племя здоровое, боевое. Если же говорить не только об университете… На семьсот тысяч населения нашего города, может быть, наберется несколько сот пустоцветов. Да и это много. Но потому, что они мельтешат перед глазами, в центре у парка, иным кажется, что их - тьма.
- На комбинате, правду сказать, таких и не встретишь… Не до того ребятам, - заметил Альзин.
- Вот-вот, - радостно подхватил Тураев, - а в деревне тем более. Все эти, - он теперь обратился к Багрянцеву, - кодинцы, прозоровские выдают себя за "соль земли". Но ведь только выдают… К счастью, только выдают… Я недавно беседовал с Прозоровской и Кодинцом. Понимаете, какая-то опустошенность в них чувствуется. Бескрылость. Утрата большой цели, что ли, истинного идеала. Они падки на фальшивые ценности. Я тогда еще почему-то подумай "Но если мы, мы сами, хоть на капельку изменяем своему идеалу, это - отвратительно… это - гибель воспитателя".
- Тут возражать не станешь, - соглашается Альзин. - Но я, Николай Федорович, размышлял вот еще о чем: у нас не всегда хватает способностей к боевой контрпропаганде. А надо не бояться споров, искать их, наступать, не уходить от прямого ответа, не отделываться лозунгами.
"Эх, рассказать бы тебе, милый человек, о профессоре Кузьме Семеновиче Гнутове, - подумал Тураев, - да не хочется выносить сор из избы… Вот уж кто далек от боевой контрпропаганды".
Сейчас Кузьма Семенович болеет, а перед этим у Тураева была с ним очередная стычка.
- Мне недосуг формировать у студентов еще и литературные вкусы, - недовольным голосом сказал Гнутов, когда Тураев спросил что из художественной литературы читают сейчас его студенты. - Пусть этим занимаются на литфаке. Там хлеб коллегам дается куда легче нашего.
Невысокий Гнутов несколько пыжился, словно приподнимал себя на невидимых каблуках.
- Химия - соль, остальное все - ноль? - насмешливо прищурился Тураев.
- Напрасно вы представляете меня таким примитивным, - сердито ответил Гнутов и вытер пот, постоянно проступающий у него на лбу, - разве малого стоит на химфаке знающий химик? Или меня уже нельзя к ним причислить?
- Многого, - охотно подтвердил декан, - но еще большего - знающий химик-воспитатель. Вы вспомните, дорогой Кузьма Семенович, свою молодость. Вас, студента, не волновали вопросы искусства, жизненного назначения, наконец любви?
Гнутов мрачнеет. О любви, кажется, упоминать не следовало. Года три назад его бросила жена. Какая-то таинственная история: забрала сына и уехала.
- Ваши стремления, Кузьма Семенович, сводились тогда только к поиску нового химического элемента? И у вас не было любимого наставника, мнением которого вы бесконечно дорожили?
Кузьма Семенович приумолк, что-то вспоминая, глаза его под очками потеплели, но он, видно, не разрешил себе "слабости".
- Все это, батенька, тоже от святой литературы… А в жизни мне некогда уклоняться от прямого долга… Самого прямого… Дать сумму специальных знаний.
- Но вы наговариваете на себя! - протестующе воскликнул Тураев. - Разве ботаник Тимирязев не воспитывал у студентов и гражданские качества? Вспомните его беседы с ними…
Гнутов отчужденно молчал.
- Простите примитивный вопрос, - посмотрел Тураев прямо в глаза Гнутову. - В этом учебном году вы в общежитии студентов были?
- Нет, - отрезал Гнутов. В ответе явно слышалось: "И не собираюсь".
- Вы знаете, что ваш студент Павел Громаков работает то грузчиком, то кочегаром?
Гнутов продолжал молчать.
- А ваша студентка Саша Захарова мучительно переживает, что месяцами нет писем от ее отца?
- Воспитательный час кончился? - с вызовом спросил Гнутов.
Тураев, вспыхнув, с трудом сдержал себя.
- Я настаиваю, профессор, - сказал он, - на том, чтобы вы пересмотрели свое отношение к студентам.
Гнутов ушел, а Николай Федорович с горечью подумал: "Он стар душой. И это, кажется, порок органический. Вряд ли такими нажимами привьешь вкус к воспитательной работе. Студентов надо любить".
В огромном читальном зале университетской библиотеки устоявшаяся тишина. Только чуть слышно шелестят страницы книг да поскрипывают перья, Сашино - особенно трудолюбиво.
Лешка сидит у большого окна, лицом к нему, и делает выписки из "Двух тактик социал-демократии в демократической революции".
Работа так увлекает ее, что она утрачивает ощущение времени.
"Никогда масса народа не способна выступить таким активным творцом новых общественных порядков, как во время революции", - перечитывает Лешка и поражается простой мудрости строк.
Это ведь и о ней. Она - кроха, клеточка народной массы. И действительно, им самим предназначено творить новые общественные порядки.
Саша спрашивает:
- Ты что, здесь ночевать решила?
Лешка очнулась.
- Идем, идем!
Неорганической химией можно заняться и в "салоне для чтения", кое-что посмотреть еще к экзамену. Он через три дня.