IV
Взорову пришлось встать, Ветлугин осторожно стучал в дверь, а она оказалась закрытой - английские-то замки захлопываются вовнутрь. Он отечески осмотрел его, пожал руку, похлопал по плечу. С удовлетворением сказал:
- Выглядишь молодцом.
- Стараюсь, Федор Андреевич. А вы что-то… - Ветлугин запнулся. - Переутомились, видно?
- Не без этого.
- О-о, балуетесь коньяком? - удивился он, зная взоровское равнодушие к спиртному.
- Если бы… А ты не стесняйся. Кстати, давай-ка закажем хорошего чаю и сэндвичей.
Ветлугин позвонил портеру и сделал заказ.
- Купил? - спросил Взоров.
- Ну а как же, Федор Андреевич?
- А я и не сомневался, - улыбнулся тот и опять похлопал его по плечу.
Он действительно относился к Ветлугину по-отечески. Суровый Взоров теплел душой, когда видел своего "крестника". Так он его представлял знакомым англичанам, особенно в самом начале ветлугинского пребывания на Британских островах. Это сразу сделало того как бы своим в верхних слоях английского профдвижения. И сам он частенько в разговорах с теми, с кем устанавливались доверительные отношения, именовал Взорова не иначе, как my Godfather. В Англии никто уже не понимал - шутка ли это или правда, зато все твердо знали, что Ветлугин - "человек товарища Взорова", а потому все уважение к Федору Андреевичу распространялось на него. К тому же и сам Ветлугин привлекал к себе людей - и личным обаянием, и открытостью суждений.
Многие англичане, прежде всего в профсоюзах, были убеждены, что это главные качества русской души и часто с гордостью от собственной посвященности повторяли друг другу: "Настоящие русские - открытые люди и чертовски умеют нравиться". Конечно, они судили о русских по очень немногим представителям, но мнение (в профсоюзных кругах в те годы) было именно таковым.
В истинном смысле Взоров, понятно, не являлся крестным отцом Ветлугина, но в переносном это была истина: благодаря Федору Андреевичу Виктор Ветлугин оказался собственным корреспондентом газеты в Великобритании. Он не доводился ему ни родственником, даже самым дальним, не существовало и никаких других связей, даже эпизодического общения. Правда, однажды в Свердловске, где Взоров проводил зональное совещание, кто-то по какой-то причине в вестибюле гостиницы представил ему московского спецкора, и Взоров искренне обрадовался знакомству, сказав, что хорошо знает Ветлугина, потому что читает в газете его статьи и очерки. И потом, когда он встречал ветлугинские публикации, ему почему-то всегда казалось, что он очень хорошо знает э т о г о п а р н я.
…Было рутинное заседание общего президиума, затянувшееся, утверждали новые назначения, и в частности корреспондента в Англии; и перед утомленными взорами предстал невысокий чернявый человечек с затравленно-надменным выражением лица, какой-то отталкивающе-озлобленный, будто хищный зверек. Он не являлся журналистом, однако имел ученое звание, числился научным сотрудником в каком-то замысловатом НИИ по экономическому стимулированию, анализу и интеграции, публиковался в никому не известных изданиях… Все слушали равнодушно-устало, кто-то шепнул, что это сын такого-то… И тут Взоров взорвался. Он говорил гневно-убедительно и через пять минут всем стало ясно, что утвердить эту кандидатуру нельзя. "Ну и кого ты предлагаешь?" - спросил председатель. "Ветлугина!" - вырвалось у Взорова. И неожиданно для него оказалось, что Ветлугина не только знают, но и читают другие. И - решили попробовать… Так Виктор Ветлугин стал крестником Взорова, а в Англии очень быстро доказал, что случайный выбор был совсем не случайным, а вполне оправданным и закономерным.
Федор Андреевич по-отечески относился к Ветлугину, хотя и прятал свои чувства за неулыбчивой сдержанностью. Намного лучше, чем к родному сыну, который ни в чем не оправдал его надежд, а во взрослой жизни оказался таким же канареечно-безликим, как и его мать. Никакого взаимопонимания с ними у него давно уже, чуть ли не с самого начала, не получалось. К великому сожалению…
А вот назывной крестник всем ему нравился: и характером, и убеждениями, и щедростью - хоть душевной, хоть какой еще: не задумываясь, рубаху отдаст. И особенно желанием понимать все до конца - ну как он сам! И чем-то еще: очень знакомым и очень давним, чего за собой он не знал, но чем когда-то, даже чуть призавидывая, восхищался - в ком и когда? Вот это самое неуловимое восхищение, которое Взоров испытывал к Ветлугину, он долго не мог вспомнить, наверное, потому, что всякий раз не хватало времени глубинно разобраться, отыскать в себе то самое н е ч т о. А теперь и отыскивать было не надо, теперь-то понял: похож его крестник на Митю Ситникова, и даже не внешне, не по характеру, не по поступкам, а по его, взоровскому, отношению к нему, точь-в-точь как когда-то к Мите. И это он уразумел лишь сейчас.
- Вы что-то плохо выглядите, Федор Андреевич, - беспокоился Виктор. - Может быть, все-таки вызвать нашего доктора? Он отличный специалист и человек хороший.
- Никого не нужно звать, забудь об этом, - твердо сказал Взоров.
- Что же вы меня не предупредили? - чуть обидчиво заметил Ветлугин. - Я бы вас встретил.
- А-а, Виктор, все не очень-то ладно складывалось.
- Разве они не понимают, что замыслил Дарлингтон? Между прочим, американец отказался выступить.
- Тем более мой приезд важен.
- Безусловно, Федор Андреевич.
Принесли чай и сэндвичи.
- Вы, надеюсь, закатите речь минут на сорок? - поиронизировал Ветлугин.
- Раз тебе этого хочется, то обязательно.
- Меня это устраивает: сдеру пять абзацев, и корреспонденция готова.
- А я вот без текста выступлю, что тогда?
- Хуже. Придется согласовывать.
- То-то. Не надейся на легкую жизнь.
- Куда уж нам!
Они посмеялись. Некоторое время молча пили чай, Ветлугин жевал сэндвич.
- Что не пьешь коньяк?
- Не хочется.
- Слушай, Виктор, дела у меня серьезные, - вздохнул Взоров. - Только не возражай, а внимательно слушай. Договорились? Ну вот и хорошо. Боюсь, что мой сердечный приступ… Ну, в общем, неважно. Понимаешь, все может случиться. Но это позволительно только после митинга. - Взоров несколько путался. Помолчал. Ветлугин понимал, что обязан выслушать, не перебивая. - Я верю, знаешь ли, чувствую, что это большой перелом. Как ты думаешь, удастся Джону?
- Думаю, что удастся. Ему верят, как никогда и никому. Да что там! Ему верит страна. Его уважают даже те, кто должен ненавидеть. Недавно, с месяц назад, институт Гэллапа провел опрос: кто ныне самый популярный лидер? Ну, королева для англичан вне конкуренции, если, конечно, они не придерживаются крайне левых взглядов, все-таки символ государственности, ну, что ли, самой незыблемости, стержня и так далее. - Ветлугин говорил возбужденно. Это было ему свойственно, когда он старался что-то важное объяснить и доказать. - Кто же оказался первым? Догадываетесь?
- Джон? - скуповато удивился Взоров.
- Да, Джон Дарлингтон. Впервые в истории нации профсоюзный деятель оказался самым популярным лидером. Представляете?
- Значит, вот почему он взялся двинуть это дело? - заволновался Взоров. - А я-то не знал!
- Между прочим, я об этом написал, но в газете не поняли: мол, что за сенсация? Мол, напиши о нем очерк и объясни. Я напишу, конечно. После митинга и напишу.
- Обязательно напиши, - твердо поддержал Взоров.
- Беда в том, и вы, наверное, об этом знаете, - продолжал Виктор, - что Дарлингтон меньше чем через полгода уходит в отставку. У них же как? Шестьдесят пять - и привет! Исключение лишь в чрезвычайных обстоятельствах, например, для Черчилля во время войны. А так - закон и традиция.
- Очень жаль, - посетовал Взоров.
- Я думаю, - убежденно говорил Виктор, - Дарлингтон сдвинет эту глыбу, а тогда борьба за мир станет не эпизодической резолюцией съезда БКТ, а общим профсоюзным требованием. Главное же - изменится политическая программа лейбористской партии. Движение за безъядерную Британию станет всеобщим. Вот увидите!
"Ну уж не знаю, увижу ли?" - подумал Взоров - спокойно, без печали.
- Простите, Федор Андреевич, вы что-то хотели мне сказать, а я увлекся.
- Очень важное ты мне сообщил, - произнес Взоров. - Нет, не рядовой это митинг, не рядовой. - Он долго молчал, потом прямо посмотрел Ветлугину в глаза. - Так вот слушай, Виктор, и не перебивай, условились? - Тот кивнул. - Со мной может случиться непоправимое. Врач, конечно, нужен, но тогда я попаду в больницу, а этого нельзя. Я постараюсь сам выпутаться. Но если вдруг… В общем, постараюсь все объяснить. Выпей коньяку, - улыбнулся он тепло, по-отечески, - а то сжался, как зайчишка перед гончей… Ну вот. Я тебе не рассказывал, что у меня с детства был неразлучный друг Митя Ситников, друг мой ситный. Мы с ним и в школе вместе учились, и в техникуме - в железнодорожном, в Коломне, а потом и в институте в Москве. Осенью сорок первого вместе в ополчение записались, хотя были на брони, но октябрь, враг у самой Москвы. Н-да… - Взоров вздохнул. - И погибнуть должны были вместе, но я выжил, а он, значит, там. - Взоров сумрачно помолчал. Продолжал глухо, устало: - После войны как-то не думали, все еще близко было, да и жить спешили… А потом забывать начали… Ну а теперь о войне вспомнили, как и помнить надо. В общем, там, где погиб Митя, недавно памятничек соорудил… Вернее, на кладбище у церкви, у деревни Изварино. Ангелина Николаевна знает… - Взоров провел ладонью по лицу, помассировал пальцами лоб. - Я напишу кое-что, очень коротко. В случае чего - передашь. Договорились?