Женя взопрел, как после сотни кулей тяжелого груза. Но наконец-то показались двери в зал. В дверях стояли плечом к плечу плотные парни, у них только вертелись чубатые головы с крепкими затылками.
- Чо судья-то спросил?
- Угроз, проклятий никаких не было, спрашивает...
- Тихо, грит, прореагировал на фотокарточки и на золото...
Женя подбился к стене и стал продвигаться в зал вдоль нее, рискуя быть расплющенным.
- Товарищи, у меня документ к защитнику!..
- О-ох...
- Чтоб тебя!..
- Лезь!..
Женя прижался к парням на входе. В просвет между их головами он увидел зал, в котором не то что яблоку упасть, а и дышать уже нечем было. На балках низкого потолка висели капельки измороси - растаял куржак. Но тишина в зале была такая, что капельки спокойно висели на потолке. И голоса долетали до самых дальних углов.
Дмитрий Гурович стоял на свободном пятачке, опираясь на костылик. Женя в первый раз видел костыль в руках Любиного отца.
Женя сделал попытку пробиться сквозь парней, но не тут-то было: в узком проходе они сами не могли шелохнуться. Тогда Женя стал выискивать взглядом Гарьку.
Он увидел его во втором ряду, у стены. Гарька выбрал такую позицию, что видел весь суд, зал, свидетелей, подсудимого и, главное, до Люси ему было рукой подать. И та иногда обращала взгляд в сторону Гарьки, и он чуть заметно кивал ей, подбадривая.
- Свидетель, вы настаиваете на том, что подсудимый находился в состоянии душевного спокойствия, когда уходил от вас? - раздался мерный будничный голос судьи Гречаного.
- Да, я не заметил ни в лице его, ни в жестах, ни в походке признаков сильного волнения, - ответил Лукин. - Он являл собой образец выдержки и мужества.
- Не хотите ли вы сказать, Дмитрий Гурыч, - заблестели зубы во рту прокурора, - что подсудимому свойственна холодная расчетливость и эгоизм высшей степени?
- Нет, я выразился точно, - прозвучал в тишине голос Лукина. - Игорь Бандуреев натура волевая, сильная и целеустремленная...
- И нужна была более мощная встряска, чтобы вывести его из себя, нежели ваше открытие? - проговорила Люся с сердечной открытой улыбкой. - Так, Дмитрий Гурыч?
- Я прошу вас задавать конкретные вопросы, - остановил Люсю судья.
Женя вдруг вспомнил, зачем он здесь, и бешено заработал локтями.
- Ты чо такой-то, парень? - зашикали на него. - За колбасой стоишь, чо ли?
- Мне надо передать... защитнику! - задыхался Женя. - А то поздно будет!
- Давай, передадим, подумаешь, дело како…
Женя посмотрел на многоголовую плоть впереди и на сплющенную тетрадку. Поколебался еще минуту и отдал скрутку ближайшему парню.
- Сначала вот тому, в очках который, а он уже адвокату передаст...
- Будет в ажуре, не боись...
Тетрадь замелькала над головами, Женя следил за нею так, будто в этой ученической тетрадке был оправдательный приговор. Два раза ему казалось, что скрутка выпала из рук в самую гущу народа, и у него пересыхало во рту. Но все же тетрадь добралась до Гарьки, и тот с удивлением развернул ее. Мгновенно оценил.
Женя приподнялся на цыпочки и показал рукой в сторону Люси: "Передавай!"
Гарька кивнул и потянулся к Люсе со скруткой. Она приняла тетрадь, развернула, радостно кивнула в сторону входа. Встала, воспользовавшись минутой в смене свидетелей и объявила:
- Товарищ председатель, прошу приобщить к делу обращение геологов приискового управления и учителей средней школы. - Люся зачитала своим мягким голосом текст и добавила: - Под обращением подписи двадцати семи человек...
- Еще можно, если надо! - прокричал кто-то в зале, и тут поднялся шум.
- Парню жить надо!
- Освободить!
Судья застучал авторучкой по графину с водой. Игорь, сидевший до этого в глубокой задумчивости, вдруг словно пробудился. Он завертел стриженой головой, и рот его закривился, как у мальчишки, сдерживающего слезы. Глаза его засеребрились, будто он только что увидел людей и свою мать на свидетельском месте.
- Бандуреева Ксения Николаевна, вы вызваны в качестве свидетеля и обязаны говорить только правду...
- Правду? - Ксения Николаевна придвинула край косынки к глазам. - Правду?..
Она посмотрела на сына, заметила его растерянность и вдруг сорвала косынку.
- Сынок! - повалилась она перед клетушкой подсудимого. - Сыночек! Надо правду говорить! Люди-то подписались! За что?! Не могу я молчать боле... Надо открыться!
- Мама! - Игорь рванулся из-за барьера, но милиционер поймал его.
- Сынок! - всплеснулся голос Ксении Николаевны. - Люба к нам пришла! Насовсем! Жить надо тебе! А я всю правду открою суду... Как было все!.. Мне самой легче станет - любая каторга лучше, чем на душе все носить!
Она поднялась, вскинула голову, и голос ее заметался по залу:
- За мать свою сынок хотел сесть... Вырвал топор у меня из рук и приказал молчать, иначе руки наложит на себя: "Держаться не за что мне, мама, если ты сядешь в тюрьму - покончу с собой". Вот я и молчала! А Петю я кончила. Это правда!.. Страшный стал он совсем. Пришел пьяный и мне говорит: "Иди к блаженной своей, то есть к Фене, скажи: в последний раз прошу добром отдать план! Не отдаст - отправлю ее вслед за братом!" Взмолилась я: "За что же ты человека изводишь угрозами, Петя?" - "Не человека, а темный элемент! - объявил он. - И справедливости ради убрать его надо с нашей дороги! Не может такого у нас быть, чтобы ученые люди работали вхолостую, а темные да блаженные открытия производили! Да еще выродки, неподдающиеся нашему воспитанию! Очищу дорогу для Куликова и сына, чтоб тени не падало на них! Чтоб торжество у науки полное было, а не у темной силы! Чтобы сын мой ходил в открывателях, а не эта подкулачница!.." Попробовала я угомонить Петю, да где там... "Сейчас же иди да скажи ей: Крутый это передает... Она знает по нашим местам, за что такое прозванье я получил! Крутый ни перед кем в долгу еще не был. Выполнит дело, раз поручено..." Поняла я, покатился Петя - не остановить! А он топор мне кажет: "Иди, как приказываю, а то и тебе хана!"
Вывернулась за дверь я, потряслась в сенях да назад! А тут Игорек заявляется. Я назад в дом, а Петя на меня: "Мое приказанье не хочешь исполнять?!" А сзади Игорь! Побелел - и на отца. А тот с разгону-то продолжает на сына идти. И у меня тут все в голове замешалось: "Убьет Петя сына! Его он хотел убить и убьет сейчас!" Не помню, как и схватила топор и стукнула Петю, чтоб остановить... А получилось-то сильно... И упал он на порог.
Игорь сидел с закрытыми глазами, мучительно повторяя: "Что ты наделала, мать! Что наделала?" У прокурора то появлялся, то пропадал блеск во рту. Люся нервно перебирала листки в своей папке. Две полных женщины-заседателя повернулись к судье, хлопая глазами. Судья сосредоточил всю зрительную силу черных своих глаз на Игоревом лице, молча требуя от него подтверждения материнских признаний.
Но Игорь, закрыв глаза, раскачивался, и глухой стон тянулся из его груди, будто от удара в солнечное сплетение.
- Подтверди, сынок! Скажи, что в уме я сейчас!
Игорь вздрогнул.
- Правда это! - разнесся по залу его полухрип-полустон. - Но он сам довел маму до такого! У нее затмения начались! Она не виновата! Это он со своими приемами! А она не виновата! Он сам ее довел! Вы же слышали! Это чистая правда! От такого и здоровому не поздоровится! И сам он это себя! А мать не виновата!..
Голос Игоря оборвался. По залу разнесся шорох, напоминающий трепет листьев перед бурей в тайге.
Но судья опередил бурю:
- Объявляю перерыв!
От грохота затрещали стропила. И публика, изнемогая от чувства, бросилась к выходу, подхватила Женю и вынесла на середину площади.
Женя отдышался, сосчитал оставшиеся пуговицы и стал высматривать Гарьку.
Людской поток из зала суда становился спокойнее и замедленней. В самом хвосте болтнулся козырек Гарькиной шапки, и Женя бросился к крыльцу.
Гарька обнял его молча, потерся колючей щекой о Женин висок и сказал:
- Вовремя подоспел ты!
- А ты... ты просто гений... так почувствовать нутром правду!
- Хорошо хоть ты меня не оставил, когда я уже сам колебаться начал...
- А вообще-то получается Слон опять прав: Игорю вроде как хуже сделали...
- Правда никогда не хуже... Я сейчас успел поговорить с прокурором Круглых, он пришел к выводу, что Ксения Николаевна неподсудна: так таить истинные обстоятельства преступления могла только ненормальная... Ее будут лечить в психиатрической клинике... В хорошей клинике...
- И мы, конечно, в стороне остаться не можем, верно?
- Горло бы вылечить не помешало мне самому.
- И так тебя слышно!
- Очки бы новые...
- Видишь и в этих получше других глазастых!
Гарька не выдержал - расплылся в лучистой улыбке.
- Да, чего-то рано зажаловался?.. - Он кивнул на крыльцо, которое осаждала толпа. - Пойдем пробиваться...
- Куда спешить? Все равно возвратят теперь на перерасследование...
- Вот и ты уже успокоился...
- А чего теперь суетиться?
- Теперь-то и надо навостриться: ни одной мелочи не пропустить: помнишь, с кем предстоит столкнуться?
- Еще бы...
Женя сдвинул кулаки и направился к крыльцу, стараясь шагать в ногу с Гарькой.
Народ напирал обратно.
Иркутск
1965-1972 гг.