Техники пригнулись к картам. Но работа не двигалась с места. Все поглядывали на геологов: как они настроены насчет суда?
Однокашники Игоря приоделись сегодня по-праздничному. Но и словом не перебросились друг с другом. Все думали о своем.
Борис Петрович размышлял, как заставить крутиться машину проекта? Надо было подтолкнуть геологов, чтобы они дали задание техникам, а потом и сами сели за геологическое обоснование проекта. Но пока здесь арифмометр не помогал. Виной всему был сегодняшний суд. Пока он не закончится, камералка будет работать вхолостую, это Борис Петрович понимал. Потом-то они наверстают все равно упущенное, но если об этом промедлении узнает Куликов - быть беде! Сейчас у него такое настроение, что судят вроде как их самих. А следовательно, надо крепить дисциплину и порядок. Трудом доказывать случайность Игорева преступления. А уж управление само позаботится о защите Игоря Бандуреева. И Куликов может даже прибегнуть к форме большого обращения с подписями. А пока надо работать - каждый должен оставаться на своем посту!
Борис Петрович строго оглядел своих однокашников и опять вцепился в ручку арифмометра. Энергичное клацанье разнеслось над столами.
"Эта машина придумана скорее не для счета, - подумал про арифмометр Женя, - а чтобы будить конторских засонь".
Он встряхнулся и сделал попытку сосредоточить внимание на геологической основе, разложенной перед ним на конторском столе. Но зрение рассеивалось, путались контакты толщ, индексы свит и поверх всего вставало укоризненное лицо Игоря с горько сомкнутой складкой рта, проступившими веснушками и первыми настоящими морщинами.
Вчера, ложась спать, думал, что утро вечера мудренее, проснется - и ясное сильное решение придет в голову. Но ничего не шло до сих пор. "Вот и получилось: с самым благим порывом оказался с Борисом Петровичем и Слоном, - соображал Женя. - Сиди, слушай теперь сладчайшую музыку арифмометра и подчиняйся Борису Петровичу! И не подумай сбежать на процесс! Какой смысл стоять в толпе и глазеть на остриженную макушку подсудимого! Разве что-нибудь изменится в приговоре от твоего присутствия на суде? Сиди, упирайся и больше не мельтеши! Попытался быть первой скрипкой среди своих и оскользнулся! А больше ничего не знаешь и не умеешь! Выходит, прав Борис Петрович - надо положиться на закон и продвигать открытие коренного золота, искупляя вину Игоря. Коротышка оказался самым прозорливым среди однокашников. И по праву назначен старшим по Большому Проекту.
Женя опять склонился над картой, пытаясь вызвать эффект перемещения на местность. Он научился уходить от конторской стрекотни в распадки, по которым летом продирался сквозь стланики, на гольцы, где залегают нестаявшие снега и дышишь, как рыба подо льдом от недостачи кислорода, на берега речек, где припадал к воде в последнем порыве, и она обмывала пот и рипудин и налипший гнус с твоего лица...
Женя выбрал мысок, где был его первый табор на берегу Шаманки и где он выловил первого в жизни хариуса-марсовика, но тут алый клинышек лег на карту: заря пробила льдистые россыпи на окне. Было уже около десяти.
Женя представил, как собирается народ в здание нарсуда, как скрипят половицы под ногами, и изо ртов идет пар - какие печи могут натопить такое помещение?
Женя вздрогнул, огляделся, у кого бы взять покурить? Бросил курево ради Андрейки, чтобы не задымлять воздух в доме. А сейчас захотелось сильно затянуться дымом. Но курящий был только Слон. Однако вид его не предвещал добра. Слон напоминал большого обиженного ребенка. Он переживал, что Люся вышла из-под его контроля, советуется не с Куликовым, а с этим учителишкой. "Слишком я много дал воли ей, - читалось на обвислом лице Слона. - Что-то она там мудрит... Запижонилась. Не повернула бы свои адвокатские полномочия на суде против управления и лично Куликова по наущению этого Гарьки!"
"Не выйдет жизни у вас с ней, Слоник! - сказал ему взглядом Женя. - Слишком толстые уши! И еще ты по ним получишь как следует, подожди!"
Слон понял и кивнул: "Пойдем выйдем, поговорим!" Но Жене было не до открытого спора со Слоном. Он снова уткнулся в карту, похожую на цветную тельняшку. Но вместо шумящей речки и темных скал представился ему судья, зачитывающий обвинительное заключение. Ясно просвечивал парок, вырывающийся изо рта председателя: зал еще не нагрелся дыханием публики.
"У кого бы из соседних отделов разжиться папироской?" - встряхнулся Женя.
И вдруг дверь прираскрылась. Сразу же в камералке затих арифмометр, и все глаза уставились на входящего. Борис Петрович вскочил, одергивая костюм и поправляя очки. Мало ли какое начальство могло пожаловать в это утро к геологам в камералку! Все же пора бы и Куликову прийти с подписным листом.
Но в дверь просунулась голова Лилии Ивановны. Узел на затылке рассыпался, щеки пылали, точно она переколола все до одной чурки.
- Жень! - позвала Лилия Ивановна, кивнув остальным.
"С Андрейкой что-нибудь?" Женя в три прыжка оказался у двери.
Лилия Ивановна поймала его за руку и вытащила в коридор.
- Держи! - она сунула ему в руку знакомую скрученную тетрадку. - Семнадцать подписей в школе!
- Семнадцать... в школе? - забормотал Женя, разворачивая тетрадку Гарьки.
- Начиная с директрисы, кончая уборщицей, - добавила Лилия Ивановна. - Пришлось, правда, времени много потерять на уговоры. - Она смахнула бисеринки с ресниц. - Напортил Гарий Иосифович вчера, но ничего...
Она стала рассказывать, как уламывала Диану Степановну, потом еще кого-то, но Женя слышал ее голос так, будто стоял в воде. Тетрадка никак не хотела раскручиваться: или пальцы плохо действовали? Лилия Ивановна помогла ему, и Женя увидел две страницы подписей за Гарькиным воззванием. Несколько учителей расписались красными чернилами, и эти подписи были особенно внушительны, точно расписывались кровью.
- Лилька! - У Жени оборвался голос, и он замигал ресницами, как бы выговаривая слова глазами. - Ты, знаешь, кто у меня?!
- Жена, - сощурилась Лилия Ивановна.
- Нет, больше! - заорал Женя. - Ты жила моя золотая!
Он прижал ее к стене и поцеловал в жесткие губы, посмотрел в глаза и еще раз припал к ее разгоряченному лицу.
- Беги! - шепнула Лилия Ивановна. - Теперь-то и ваши подпишутся!
Женя медлил:
- Старшим назначили Бориса Петровича, и он надеется на Куликова...
- Бориса Петровича! - воскликнула она, вырвала у Жени тетрадь и впорхнула в камералку. - Тогда я сама!
Лилия Ивановна на миг замерла под взглядами инженеров и техников-геологов. Потом нашла среди голов лобастую Бориса Петровича и улыбнулась ему такой улыбкой, что у Жени побежали по сердцу колючие мураши.
- Борис Петрович! - обратилась Лилия Ивановна к старшему, раскрывая тетрадь, словно лучшую контрольную работу. - Ребята, девушки! Школа наша вся подписалась за Игоря, не останемся в стороне!
Бледное лицо Бориса Петровича вдруг стало краснеть, пунцоветь, багроветь. Казалось, очки его вот-вот сползут на лицо двумя каплями воды. А Лилия Ивановна уже шла к нему и протягивала с улыбкой свою авторучку с огоньком чернил на конце.
- Как самый главный ты должен первый подписаться, - ворковала Лилия Ивановна, - каждая подпись сейчас на вес золота!
Борис Петрович взял авторучку и подписался.
- Пожалуй, на другое уже поздно рассчитывать, - добавил он. - Надо хоть это донести до суда.
Пока он подписывал, Слон взял у него со стола арифмометр, поставил к себе и застрекотал на все управление, точно отстреливаясь от противника.
Лилия Ивановна постояла секунду возле него с раскрытой тетрадью, но Слон вроде ее не увидел. Тогда она двинулась дальше, подставляя тетрадь под авторучки, карандаши и чертежные перья камеральщиков.
А Женя оделся и начал командовать:
- Быстрее, быстрее. Уже там в разгаре, наверно...
Он вырвал тетрадь из-под синего карандаша Тетери и быстрым шагом двинулся в коридор. Он выскочил из управления и помчался вниз по самой середине улицы Мира, по самой наезженной части. Где скользя, где пробегая, он быстро добрался до центра и свернул к главной площади Витимска.
Здание нарсуда чернело в глубине своими стенами из вечных лиственниц. Сегодня сюда стеклось много народу. Все не смогли уместиться внутри и теперь обсуждали ход процесса возле крыльца.
- Прокурор на всю катушку просит!
- Эх-ма! Да это ж десяткой пахнет!
- Там и загнется сердечный!
- Ничо, аблакат не даст в обиду...
- Кто, девчулька энта?
- Нашли кого против Круглыха поставить!..
- Тише, свидетель выступает!
- Лукин сам!
- Да, это он свидетель!..
Женя пробился сквозь толпу и кинулся на приступ крыльца. Пробка из человеческих тел сначала вроде подалась, но тут же расправилась, и Женя слетел назад.
- Товарищи! - взмолился он, поднимая над головой тетрадку. - Пустите, ради бога! У меня дело к защитнику!
- Како дело может счас быть со стороны?
- Сдурел ли, чо ли, парень?
Женя потряс тетрадкой:
- Товарищи, документ несу защитнику! Пустите! Прошу! От геологов документ, от учителей!..
- От геологов?
- От учителей!..
Сзади подперли, и Женя пошел на второй приступ. Впереди дали ему узкую щель. Он затиснулся на крыльцо и начал ввинчиваться в сени. Со всех сторон летели охи и вздохи.
- Ну, паря!..
- Откуда такой?
- Железный, что ли?
- Чертушка, не парень!